Мой сводный грех (СИ) - Ильина Настя. Страница 43

Я не выдерживаю, говорю слова, от которых нам обоим будет только хуже, и замечаю, что на его глаза наворачиваются слёзы.

— Алёна, ты же понимаешь, что нам нельзя? — выдавливает он.

Нельзя…

Как же я ненавижу это слово… Каждой клеточкой своей души ненавижу… Сначала мама вечно твердила мне, что нельзя то, и это тоже нельзя, а теперь я сама должна повторять его как мантру.

Нельзя…

Нельзя быть рядом с ним…

Нельзя думать о нём…

Нельзя его целовать…

Но я не могу! Не могу иначе! И не хочу…

Я делаю несмелый шаг вперёд, навстречу к своему запретному плоду, к греховному желанию, которое уже давно испепелило меня.

А потом перехожу на бег, подбирая юбки платья, чтобы не запутаться в них ногами, а он спешит мне навстречу.

Мы сталкиваемся на середине пути и жадно ищем губы друг друга, а когда находим, проваливаемся в пучину страсти, в пучину греха и ненависти к самим себе за то, что мы не такие как все. Мы почему-то особенные… Почему-то судьба пошутила именно над нами, но всё это неважно, когда его руки бродят по моему телу, когда он властно сминает мои губы своими, когда я вжимаюсь в него, желая раствориться в нём, стать его продолжением.

— Нас осудят небеса, — шепчет Дэн мне в губы.

— И пусть… Пусть меня осудят, но я больше не могу идти против себя, — отвечаю я с рваным вздохом, а он снова жадно впивается в мои губы.

Земля уходит из-под ног, и всё вокруг перестаёт существовать. Нам хорошо вместе. Невообразимо. И пусть это счастье продлится недолго, но я готова утонуть в нём. Готова полностью отдаться этому мгновению. И лучше бы мне не возвращаться в суровую реальность.

Я обвиваю руки вокруг шеи любимого, путаюсь пальцами в его волосах, жадно втягиваю в себя аромат его тела и схожу с ума от его поцелуев. Поцелуев, которые обещают нечто большее, опасное, но в то же время способное поднять до небес.

— Я хочу… — договорить я не успеваю, потому что яркая вспышка слепит глаза.

Я испуганно оборачиваюсь и смотрю на фотографа, который высунул свой аппарат из окна машины и заснял нас.

— Больные! Какие же вы больные! — рычит Макс, а затем переходит на истерический смех.

Меня начинает бить мелкая дрожь, а Дэн прижимает меня к себе, и я чувствую, как всё его тело напрягается в готовности броситься на врага и убить его.

— Я убью тебя! — рычит Денис, а я цепляюсь пальцами за его футболку, не позволяю ему сделать шаг, потому что боюсь не за Макса, а за него… Если он хоть пальцем тронет моего бывшего жениха, то ему придётся туго… Потому что у него нет таких же связей…

— После того, как пролежишь на психе пару-тройку лет! Не ожидал от тебя, Алёнушка! Не ожидал! Но я рад, что не женился на такой больной дуре! Мерзость… Какая же вы мерзость.

Дэн резко выпускает меня из объятий, хочет броситься к машине, но Макс даёт водителю знак рукой, и тот рвёт на всех парах с места.

— Как он нас нашёл? — ничего не понимая, мотаю головой я.

— Не знаю, милая, не знаю… Но эта скотина последние сутки ходит по земле, — рычит Дэн, глядя на клубы пыли, за которыми скрылась машина Макса.

— Нет! Поклянись мне, что ты ничего ему не сделаешь! Слышишь? Поклянись! Потому что я не смогу жить, если тебя посадят… Я не хочу, чтобы ты пострадал из-за него! Понимаешь? Я люблю тебя! Люблю!

— Алёна-а-а! — срывается с губ Дэна.

Он обхватывает моё лицо руками и снова целует в губы. Целует так, что я становлюсь тряпичной куклой в его руках, готовой ко всему… Ко всему, что может ждать нас дальше.

— Давай сбежим? Сбежим от всего мира? Укроемся от всех? Поехали со мной в Сибирь? — предлагает Дэн, прижимаясь своим лбом к моему.

На его коже проступает испарина пота.

— Ты же знаешь, что нам нельзя, — с болью в голосе выжимаю из себя я и прикусываю язык.

Мы оба это знаем, но всё равно идём по острию ножа и безудержной страсти, которая ломает нас изнутри.

— Ты хочешь вернуться домой?

— Не хочу, но должна это сделать… Я знаю, что мама раздавит меня морально, но куда уж дальше… Я должна поговорить с отцом, должна объяснить ему, почему сбежала, почему сорвала церемонию. Я просто обязана это сделать…

— Я заберу тебя с собой! Слышишь? Я улажу пару вопросов с отцом, а потом заберу тебя с собой… Мы справимся со всем! Я тебе обещаю!

Я улыбаюсь и прижимаюсь к тому, кого люблю больше жизни. И я не знаю, сколько времени мы стоим так, но я даже не хочу вести его счёт…

Денис подвозит меня к особняку, и мы вместе выходим из машины.

— Ты уверена, что хочешь пойти туда? Мы можем улететь послезавтра вместе… Я не хочу, чтобы Железная Леди сделала тебе больно.

— Она моя мама… И я привыкла к тому, что я плохая дочь…

— Парадокс, я всегда считал, что это я плохой сын…

— Наверное, для неё не существует хороших детей…

Денис прижимает меня к себе, и ещё несколько секунд я продолжаю дышать его ароматом, чтобы он отпечатался в моей памяти.

Кто знает, встретимся ли мы снова?

А потом я целую его в губы, но не прощаюсь, потому что никто из нас не готов ставить точку там, где должно быть многоточие.

Мы ещё встретимся, наверное… Если кто-то из нас не решится разрезать красную нить, соединяющую нас ножницами судьбы…

Я чувствую, что Дэн смотрит на меня, но не оборачиваюсь в его сторону. Ворота открыты, потому что меня ждали. Я вхожу, и по щекам снова текут слёзы, потому что он остался там… За этим грёбаным металлом, разделившим нас.

Мой Денис…

Любовь всей моей жизни…

Мой брат…

POV Алёна

В гостиной горит тусклое освещение и стоит завеса дыма. Я знаю, что это отец… Он всегда много курит, когда нервничает, и мне стыдно… Мне ужасно стыдно, что я так сильно подставила его. Лучше, наверное, сбежать в свою комнату, закрыться там, снять с себя дурацкое платье и уткнуться лицом в подушку, но ноги ведут меня к нему.

— Пап, прости, — выдавливаю я из себя.

Он резко подскакивает на ноги и бежит ко мне, а я немного жмурюсь. Отец никогда не поднимал на меня руку в отличие от матери, но я до безумия боюсь, что сейчас ударит. И я заслужила этого… Однако он принимает меня в свои объятия, прижимает к себе до появления ломоты в костях, и плачет.

— Я так боялся, что с тобой что-нибудь случится! Не оправдывайся! Не говори ничего! Главное, что ты жива, девочка моя!

От отца пахнет алкоголем. Он пил. Судя по тому, что матери в гостиной нет, она либо спит, либо сейчас оплакивает такое страшное предательство дочери в кругу своих дражайших подруг.

— Я знаю, что ты была с братом… Мать сказала, что это был он. И ты должна знать, родная моя, что я тебя не осуждаю. Если ты не хотела этой свадьбы с Максимом, ты должна была сказать.

— Я говорила маме, но она не хотела слушать меня, — всхлипываю я.

— Маме… — с каким-то отвращением в голосе бросает отец. — Ноги её в этом доме больше не будет. — Я не понимаю, что между ними произошло, но одно знаю точно — говорить лучше на свежую голову.

— Можно, я пойду к себе? Я так устала…

— Конечно, иди… Я ещё немного посижу и тоже пойду спать. Иди, родная!

Папа целует меня в макушку, а я так и не решаюсь посмотреть ему в глаза. Он единственный человек, перед которым мне до ужаса стыдно за то, что не оправдала его надежд.

Я поднимаюсь в свою спальню… На лестнице валяются лепестки цветов и обрывки какой-то мишуры. У меня на комоде разбросана косметика, а в неё вмешались шпильки, которые остались после того, как мои волосы собрали в причёску. Я снимаю все ненавистные шпильки и неведимки, и локоны падают мне на плечи. Смотрю на своё отражение в зеркале: я раздавлена. Косметика размазалась не сильно — мне даже страшно представить, сколько мама заплатила за этот макияж… Делаю глубокий вздох и избавляюсь от ненавистного платья. Рву ткань чулков, стягивая их с себя. Всё пошло не по сценарию… Совсем не по нему. Сегодня я должна была спать с Максимом, стать женщиной, но я показала огромный кукиш той, что называется судьбою.