Твоё слово (СИ) - Лисканова Яна. Страница 1

Пролог

Я сидела на кирпичной кладке, выложенной в несколько рядов вокруг клумбы. Что за цветы — не знаю. Зачем их посадили около ящиков с мусором — тоже. А вот на вопрос, зачем я сижу на кирпичной кладке, выложенной вокруг клумбы, которую разбили в двух метрах от мусорки, я ответить могу:  потому что только здесь безлюдно и можно посидеть и подумать. А подумать мне было о чем и помимо несоответствии нарядно-радостного и угнетающе-удушливого на расстоянии слишком близком.

— А чего ты такая грустная тут сидишь? — спросила какая-то тетка, выворачивая из ведра отходы.

— А есть причины веселиться? — ответила вопросом на вопрос я с лицом подростка, в порывах юношеского максимализма убедившегося, что все тлен и причин для радости нет.

— А то как же! — счастливо воскликнула дородная розовощекая женщина, которая переросла состояние «все_тлен» лет -дцать назад, — день рождения у наследника драконьего престола!

— Драконьего? Прям натурально драконьего? А может он и сам того… дракон? — я подперла щечку кулачком в ожидании ответа.

— А кто ж еще? Золотой дракончик! — тетка стала подозрительно на меня поглядывать, но улыбаться не переставала, хотя уже и не так беззаботно.

Вот ровно также я улыбалась нашему соседу дяде Восе, когда лет в четырнадцать поняла, что сказки о других мирах, которые пересекаются с нашими и в которые нас не пускает мировое правительство (потому что теми, кто не знает об Устройстве Хаоса, управлять легче) он рассказывает на полном серьезе и даже не только когда пьян!

Лет с восьми, когда мы с отчимом только переехали в новую квартиру, я с ним была знакома.

Дядя Вося сажал меня и других дворовых ребятишек себе на колени и рассказывал сказки о Другом мире, из которого он прибыл, чтобы рассказать Этому миру Правду. Рассказывал он, надо признаться, потрясающе — даже взрослые порой останавливались, чтобы послушать.

Но репутацию имел местного юродивого, который не прочь опрокинуть в себя грамм двести-триста, если дадут, и спеть похабную песенку часа в четыре утра. Петух Блаженный — погоняло, которое ему дали, когда он в третий раз перебудил весь двор еще до рассвета.

Местные мужики относились к нему со спокойным пониманием, бабы — недолюбливали, вынужденные слушать перепевку неприличных песен от непослушных чад, дети — обожали, а подростки — обходили по периметру с вот такой вот улыбкой, которую мне сейчас демонстрирует незнакомая женщина, с надеждой спрашивая, — не местная, чтоль?

— Не местная, да, — успокоила ее я, — очень не местная.

— Оно и видно, — тихонько выдохнула тетка, — весь Высокий с ночи празднует, только и галдят что о драконьем наследничке!

И только я ни сном, ни духом. Ни сном весь этот бред уже оправдать не могу, ни исходом духа!

Вполне живая, и вовсе даже не спящая сижу и слушаю про какого-то там дракона золотого, наследника золотой короны, золотого трона, золотой ложки, с которой его кормят, и золотого унитаза. Или здесь еще нет унитазов? Золотого ночного горшка!

В общем, форменный бред, но ощущения вполне реальные. И запах вони от мусорного ящика, и нагретых солнцем кирпичей под задницей, и даже ощущение праздника — вполне реальные. 

Дядя Вося, почему, ну почему я тебе не верила? Но главное как — как! — Мировое Правительство допустило, что я оказалась здесь, а мой дом — где-то там? И, главное, где — Здесь и как мне вернуться в Там?..

Глава 1. Гадание дяди Воси

Рассветало. Я сидела в заваленной всяким хламом и макулатурой комнате, которую не убирала, кажется, никогда. Вот оно — мужское воспитание!

Никто мне не говорил — ты же девочка, уберись, друзья подумают что ты свинья, замуж никто не возьмет… В нашей с Олежей квартирке убиралась только олежина же мамка, ненавидевшая меня всеми фибрами души и демонстративно обходившая мою комнату стороной. Надеялась, видимо, что я утону в мусоре или задохнусь пылью.

Но я стоически держалась! И даже раз в месяц собирала весь мусор в доме в огромный черный пакет и выносила к бакам, а раз в полгода-год мыла полы, но только если у меня получалось их отыскать.

В любом случае, чтобы действительно не задохнуться пылью на радость старой карге, я старалась чаще открывать окна и проветривать, так что в комнате у меня все-таки было свежо. Хлам всякий меня вообще не напрягал, а вот плохие запахи выводили из себя, поэтому хоть я и была потомственной свиньей, посуда с объедками у меня неделями не стояла, одежду я пусть и не гладила, но стирала довольно часто и даже приучила истериками и скандалами Олежу выносить мусор, а не ждать, пока им пропахнет вся квартира.

Так что я сидела в кресле и дышала свежим чуть прохладным то ли еще ночным, то ли уже утренним воздухом.

На часах было без двадцати пять, я закончила статью и вносила правки.

Точнее, конкретно сейчас я, развалившись в кресле, пыталась открыть слезящиеся глаза и одновременно собрать не то что не выспавшийся, а скорее не спавший мозг в кучу и внести-таки гребенные правки. Получалось пока не очень. Веки категорически отказывались подниматься, а в голове была какая-то густая тяжелая пустота и разогнать ее у меня не получалось.

Утром надо отправить статью, Шура, отправить статью, открывай глазки и смотри ими в монитор! Глазки смотреть не хотели. Глазки хотели спать. Под глазками залегли две огромные черные бездны, намекающие, куда мне стоит пойти со своей писаниной.

Я взяла блестки для лица, которые Олежа подарил мне на день рождения со словами: обмажься ими — может хоть какой-нибудь мужик подумает что ты бриллиантик, раз так блестишь. Блестки назывались «Маленькая принцесса» и купил он их, судя по всему, в Детском Мире. Я размазала их под глазами, и черные бездны превратились в звездное небо. Это было обещание уставшему организму. То ли обещание ночного сна, то ли неба в алмазах — но точно чего-то хорошего…

Я вдохнула. Выдохнула. Повернула ноутбук от окна, чтобы залезающие как спруты в комнату солнечные лучи не лезли в монитор — я и без них уже почти ничего не вижу. Скрючилась над монитором и продолжила работу. 

К девяти утра, отправив статью под названием «ОН НЕ ВСТАЛ — шокирующее признание известной актрисы о причинах развода с четвертым мужем», в которой подробно расписывала, как жестокосердечный мужчина не уступил в метро место старушке, я пошла на кухню заморить червячка, чтобы наконец со спокойной душой и спокойным желудком лечь спать.

Но не тут-то было.

— О, Шура! — стрельнул в меня радостным взглядом Олежа, заливая остатки растворимого кофе кипятком, — как хорошо что ты уже не спишь!

— Еще, — поправила его я, — я еще не сплю. Но уже собираюсь.

— Надо сходить в магазин, — без прелюдии начал он, — у нас закончились кофе, молоко и туалетная бумага!

— Ну так сходи, в чем проблема? Я всю ночь работала и если и пойду куда-то, то только в кровать, — сообщила я, сооружая бутерброд.

— Ты всю ночь работала, а я сейчас иду работать. Мне некогда! 

Я внимательно посмотрела на Олежу. Работать? Я не ослышалась? Может у меня галлюцинации от недосыпа? Я стояла и пялилась на него с недоверием во взгляде.

— А если не пойдешь — тебе же хуже! Жопу себе будешь статейками своими подтирать, — закончил отчим.

— Ты собираешься работать? — все никак не могла прийти в себя я.

Олежа посмотрел на меня так, будто я оскорбила его в лучших чувствах, поправил галстук (где он его откопал вообще?) и вышел в коридор.

— Пора, знаешь ли, становиться финансово независимым! Я взрослый мужчина!

Пока он собирался — на работу! — и уходил, демонстративно тяжело вздыхая и рассказывая, видимо, своим ботинкам, что его никто не ценит, я зашла в туалет проверить — бумаги и правда не было от слова совсем. Салфетки, как назло, тоже закончились. И в магазин мне, похоже, сходить все-таки придется, если не хочу действительно своими статейками подтираться.