Твоё слово (СИ) - Лисканова Яна. Страница 59

Я может тоже хочу голая стены придерживать, и чтобы меня за такое не отвели в темницу на пару дней подумать над своим поведением. А может устроить перфоманс? Встряхнуть Высокий, а то они что-то заскучали? А можно, интересно, это сделать как-то так, чтобы потом без темницы и штрафа?..

Внутри было почти так же шикарно, как и снаружи: начищенный пол блестел, начищенные разумные тоже — хоть солнцезащитные очки надевай! Портьеры были, как и полагается, тяжелыми; картины, как и следует, претенциозные. Окружающие, без сомнения, смотрели на трех зашедших, видимо, по ошибке оборвышей с искренним недоумением, а порой и откровенно кривились.

В общем, все было, как и должно быть! Я улыбнулась и помахала рукой недовольно глядевшему на меня мужчине, чьи пухлые складки двойного подбородка презабавно передавливались стоячим воротничком, сделанным будто не из ткани, а из выбеленного картона. Он скривился еще сильнее, наверное от нехватки воздуха из-за этой пыточной конструкции, и я послала ему воздушный поцелуй в утешение!

Борик дал мне подзатыльник.

— Перестань, балда! — зашипел он мне, безуспешно стараясь не меняться в лице, — Это не хрен с горы, а очень уважаемый оборотень в Городском Совете!

— Этот «не хрен с горы» недавно изменил жене с подругой их дочери, а той на минуточку, всего пятнадцать! Если это всплывет, его может и из совета погонят… — поделился Дорик, — Вроде замять пытаются, девчонку уже в монастырь выслали, но кто знает. Так что не очень-то и уважаемый, как по мне!

Я почесала подбородок, продолжая беспардонно пялиться на уважаемого оборотня, который уже багровыми пятнами пошел.

— Да что ты говоришь, как интересно… А как его зовут?

— Шура, нет! — вскинулся Бор.

— А почему нет-то? — удивился Дор, — По-моему, вполне заслужил Шурино внимание!

Бор еще раз глянул на предмет нашего обсуждения, потом на меня, и тяжко вздохнул.

— Барон Дильт. Но мы разве никуда не торопимся?

— Еще как! — кивнула я, — Но вы тут что-то стоите, глазами хлопаете!

Приемная барона Арино была настолько вычурно-помпезно-безвкусной, будто сосредоточие всего дорого-богато, которым дышало это здание как внутри, так и снаружи, что навевала на подозрение, что он слегка подтрунивает над окружающими. Его секретарь, сухонький мужичок средних лет с самым серьезным и сосредоточенным лицом перебирал какие-то наверняка жутко важные бумажки. Его абсолютно суровое выражения лица потомственного ботаника, который должен бы носить скучненький серенький выглаженный сюртук без всяких украшений, ярко контрастировало с желто-зеленым бархатным костюмом в облаке кружев и позолоченных застежек. Я не удержалась и хекнула в кулак.

Мужчина поднял на меня взгляд, полный невыразимой тоски и осуждения. Что-то подсказывало мне, что это не проявление его своеобразного чувства стиля, а обязательная рабочая униформа.

— Вам назначено? — скрипнул он.

Я впихнула ему в руки письмо, он глянул, кивнул, и пошел предупредить начальство о визите. Мы все втроем как-то не сговариваясь решили порассматривать узоры на стенах и не смотреть на мужчину, потому что не очень хотелось оскорбить его жалостью и смешинками во взгляде.

— Ну наконец-то, вы пришли! А я так вас ждал, так ждал! — на пороге кабинета стоял он. Тот, на которого я чуть не написала клеветническую статью! Хотя я по глазам видела, что взятки он берет, но по-настоящему доказать это вряд ли кто-то вроде меня сможет, да и цели такой не было. Он понравился мне еще по голосу, а теперь вот с первого взгляда!

Он был почти лыс; кругл, как яйцо; кожа его была белой, как кефир; он весь был в кружевах и пудре, а на лице задорно и хитро блестели сощуренные от улыбки глазки. На пару секунд даже захотелось послать Раша с его тараканами, да приударить за бароном! Уж этот-то кобениться не будет.

Но я взяла себя в руки и вспомнила, что очень серьезная девушка, а вовсе даже не ветреная. Правда когда барон галантно отодвинул мне стул, улыбаясь такой сладкой улыбкой, что ей отравились наверное не единожды, я все-таки не удержалась и совершенно глупо хихикнула, стрельнув в него глазами. Он польщенно улыбнулся и присел за свой рабочий стол.

Должна сказать, кабинет у него был гораздо проще в плане дизайна, чем приемная. Наверное, чтобы во время работы в глазах от завитушек не рябило. Я достала записывающий кристалл, положив его на кофейный столик, блокнот и карандаш. 

Первые пять минут мы мило выспрашивали друг у друга, как настроение, налить ли чаю, и всякую такую бессмыслицу. По крупице нарастало напряжение и предвкушение, но мы пока его не обозначали, продолжая беззаботно улыбаться. Его взгляд, внимательный, такой добродушно-веселый на поверхности и холодно-цепкий внутри вызывал одновременно сильное волнение и радость. Что этот колобок выкинет, интересно?

Ему тоже было явно любопытно, да и как иначе, если репутация идет впереди меня. Наконец, тоскливый секретарь, разряженный в кружева и каменья, принес нам чаю, и стоило звякнуть посуде, как началось интервью.

— Ваша светлость, для начала, я бы хотела побольше узнать о вас и вашей жизни! Конечно, некоторые моменты я и так знаю, но мне бы хотелось поближе познакомить читателя с вами, что бы дать людям возможность по-настоящему оценить широту вашей личности! — барон благодарным кивком отметил, что оценил подлиз, и я могу продолжать, — Расскажите, пожалуйста, о вашей жизни до назначения в верхний круг Городского Совета. Ведь вы человек, потомственный, насколько я знаю, и житель столицы не в первом поколении, — перефразируя, барон был из семьи бывших рабов, — Как вы добились таких высот? Вы стремились к этому с самого детства?

Мужчина хихикнул в кулак, но глаза блеснули довольно холодно. Он развалился в кресле и начал говорить. Маленькая месть за напоминание его происхождения не заставила себя ждать.

— Я родился в жаркий летний день третьего месяца лета. По рассказам моей матушки день был не просто жаркий, но еще и очень влажный, и оттого все хоронились по теням! Она, тяжело переваливаясь на отекших от бремени ногах, подошла к окну, подставила лицо солнцу и поняла: сегодня! Сегодня он увидит свет. Материнское сердце не ошиблось. Да и когда оно ошибалось! А моя матушка, знаете, женщиной была мудрой и… — и тут барона понесло.

Надо будет как-нибудь свети его с главредом, вот интересно посмотреть, кто кого переплюнет в размазывании двухминутной истории на два часа? Барон Арино не упускал ни единой детали из своего рассказа о детстве, постоянно отвлекался на сторонние темы, не менее богатые на ненужные подробности — ведь это очень важно понять, насколько его троюродный дядя был пропащим, а сверчок, которого съел от голода барон — маленьким и страшным. Пока что могла сделать вывод, что барон лучше растягивает даже небольшую историю на целое эссе, а у главреда сам запас историй побольше. Даже не могу пока сказать, что хуже.

Через час мы не дошли еще даже до подросткового возраста, зато у мужчины, вроде, поднялось настроение от созерцания наших кислых мин, поэтому я обнаглела достаточно, чтобы в первый же удачный момент не слишком очевидно его перебить, и перефразировала вопрос на более конкретный, о его обучении и общении со сверстниками.

Чувствую я, что если потом писать все, что он скажет, то места в выпуске ни на что, кроме его интервью не хватит. И то, оно влезет, только если шрифт еще мельче сделать… Прям мемуары.

— Было для вас важным доказать тем, кто в вас не верил, что вы заслуживаете большего, чем предлагалось вам, как человеку? Задевало ли вас, что у других рас больше возможностей?

Барон улыбнулся сладко, сузив глаза.

— Я бы солгал, если бы сказал, что меня совсем это не задевало, но и говорить, что это имело для меня первостепенное значение, не буду — так как это не правда.

— А вы никогда не врете?

— Конечно же, никогда! Врать — это же нехорошо.

— Вы думали когда-нибудь о том, сколько светлых умов среди младшей расы пропало из-за предрассудков, хотя они могли бы принести пользу обществу, как это делаете вы?