Тот, кто меня купил (СИ) - Ночь Ева. Страница 28

— Нет! — вцепилась я в водителя и закатала истерику.

Какой питомник, какой приют? Когда вот он, готов меня принять и любить? Тайная мечта всей жизни хоть хомяка иметь. А тут огромный добродушный пёс. Не помню, что я несла Эдгару, знаю, что рыдала и просила оставить собаку. И он согласился. Согласился! Самый лучший, самый великодушный — меня распирало от чувств, как не разорвало на части.

Я наконец-то успокоилась. Хотелось умыться, но я покорно вытерла лицо влажной салфеткой и наморщила лоб.

— Игорь, вы простите меня, пожалуйста. Я обычно так себя не веду.

Он только кивнул, каменный идол. Что у него в душе, у запрограммированного робота? Умеет ли он проявлять чувства? Или выполнять команды — это его сущность? На большее не хватает ни души, ни сердца?

Олька, кстати, явилась сегодня в университет. Тихая и скромная, как всегда. Ни по телефону, ни на агрессивные прыжки Синицы она ничего не рассказала о том, где пропадала вчера, чем занималась и что с ней случилось после того, как маленькая компания разбрелась по домам.

Синица знала лишь, что Игорь отвозил и тётку мою незабвенную, что не отказалась пожрать за чужой счёт в ресторане, и Ольгу. Что у них случилось после — тайна, покрытая мраком. Но со вчерашнего дня я всё время напряжённо думаю: не обидел ли он случайно нашу тихую Смородинку?

Олька как попугай твердила, что нет, её никто не обижал. Но почему-то упорно отказывалась рассказывать, почему сутки не появлялась нам на глаза. Игорь её припугнул? Этот, наверное, может.

— Вы бы не могли помочь? — мне приходится обращаться к нему, потому что я не знаю, как ухаживать за подобными собаками. Мои познания ограничиваются туманным покормить и выгулять.

Игорь снова кивает. В магазине он уверенно берёт и корм, и миску, и прочие необходимые вещи. Наверное, делает это не первый раз.

А ещё мы заезжаем в цветочный магазин, и я наконец-то покупаю диффенбахию и две цветущие пеларгонии. Для начала неплохо.

— С собакой нужно гулять дважды в день. Утром и вечером, — снисходит до объяснений Игорь, когда мы подъезжаем к дому. — А с такой собакой нужно много гулять. Комондоры любят побегать. И вообще это плохая идея — держать такого пса в небольшой квартире.

— Плохая идея — сдать собаку приют и лишить её дома, — возражаю не из вредности, а из чувства справедливости. — Вам никогда не понять, каково это — жить без дома и семьи.

В общем, это обвинение. А я всё ещё на эмоциях, поэтому настолько резка. Но мне больше нечего сказать человеку, который похож на механизированный автомат.

А ещё я думаю, что возле Эдгара какие-то странные люди находятся. Хоть Севу взять — бабника и выжигу, хоть Игоря твердолобого и неулыбчивого. Но, нужно быть справедливой: Игорь хотя бы предан моему мужу. А что Сева за фрукт — видно издалека. По мне так он предаст не задумываясь. Но Эдгар не похож на легковерного добрячка, а поэтому лучше держать подобные соображения при себе.

Чтобы скоротать время, я решила заняться уборкой. Че Гевара ходит за мной по пятам и заглядывает в глаза. Мне чудится, будто пёс боится, что его бросят или сделают что-то ужасное, если он посидит на одном месте спокойно.

Я ему и еды насыпала, и водички налила. И коврик в коридоре постелила, а Че продолжил ходить за мной хвостом.

— Жаль, что нельзя использовать тебя вместо половой тряпки. Как раз то, что нужно.

Че Гевара радостно лает и трясёт ушами. А после я готовлю лёгкий ужин и перерываю Интернет — читаю всё о комондорах. Это вместо того, чтобы готовиться к сессии. Диффенбахия поселяется в большой комнате. Пеларгонии — на кухне.

— Завтра я куплю тюль, рассказываю я собакену, прихлёбывая чай. — Жалюзи, конечно, хорошо, но хочется немного уюта, воздуха, чтобы тюль колыхался, когда в окно дует ветер.

Договорить я не успеваю: пёс срывается с места и с радостным лаем бежит к двери.

— Ну всё, сдал с потрохами, тварь лохматая, — Эдгар ворчит, но по лицу я вижу: он спокоен и даже расслаблен. Линии лица не такие резкие, как обычно. — Как вы здесь? Поладили?

Я киваю. В горле у меня ком. Не хочется, чтобы он понял.

— Иди сюда, — это почти приказ. И глаза у него опасно притягательные, как два магнита. И я шагаю на его зов, как кролик. Прямо в объятия.

Он обнимает меня. Я чувствую его губы у себя на макушке. Замираю от невыносимой недосказанности и нежности. Я готова повеситься ему на шею, но стою, замерев, греясь возле большого и сильного тела.

— Обними меня, — снова командует. Голос звучит его почти резко, властно, но я чувствую волнение от его низкой хрипоты и смыкаю руки на его талии в замок. Словно ставлю печать. Прижимаюсь плотнее и поднимаю лицо.

Эдгар наблюдает за мной. Мягкая усмешка касается его губ. Рядом сидит псина и радостно колотит хвостом по полу.

— Кто-то обещал сегодня сделать для меня что угодно, — от коварной вкрадчивости мурашки бегут врассыпную от макушки по всему телу. — Хочу кофе и рассказ, где ты научилась завязывать мужские галстуки.

Я смеюсь смущённо: придётся признаваться. Дался ему этот галстук!

— Ты почему не сказал, что у тебя есть собака?

— А у меня и нет собаки. По крайней мере, до сегодняшнего дня не было.

— Тогда откуда? — удивляюсь я, поглядывая на пса, что сидит, склонив голову на бок и свесив язык.

— Че Гевара — псина моей любовницы, Мирославы.

Он произносит это буднично, как само собой разумеющееся. И очарование спадает, линяет до бесцветной серости. Я расцепляю руки. Они сами падают безвольно вдоль тела. Отойти от Эдгара я не смею, но в груди будто кол вогнали. И больно. Почему мне так больно?..

Эдгар поднимает мой подбородок двумя пальцами — большим и указательным. Жёстко, почти принудительно, потому что я сопротивляюсь, не желаю ни смотреть ему в глаза, ни показывать свой потухший взгляд.

Он меряет меня глазами. Холодно, словно ищет что-то. Я собираюсь с духом, смотрю ему в глаза и молчу.

— Бывшей любовницы, Тая, — уточняет этот жёсткий и несгибаемый мужчина. — Я бы никогда не позволил оскорбить свою жену походами на сторону. Мы расстались с ней два месяца назад.

Он вроде бы всё правильно говорит. И смысл его слов очень важный. А только очарование момента разрушено, как прекрасный замок из песка, который, походя, пнула равнодушная нога.

Это урок? Проверка моей лояльности? Равнодушие? Он сказал «свою жену», но жена ли я ему в полном понимании этого слова? Может, он даёт понять, что никогда не оскорбил бы ту, другую девушку, которая могла бы стать ему женой по-настоящему?

Тысячи вопросов, но ни один из них я не произношу вслух. Смотрю лишь ему в лицо, сжимая губы, и страшусь думать, что сейчас написано на моём лице. Я бы хотела остаться такой же бесстрастной и холодной, как он. Но не могу быть уверенной, что во мне столько выдержки.

— Кофе, Тая. И рассказ о галстуке, — напоминает Эдгар и, оставив меня в коридоре, идёт в спальню. Переодеваться.

30. Эдгар

Как легко поверить, что всё надолго и всерьёз. И эта девушка, что встретила меня у порога, и радостный Че, у которого теперь появилась хозяйка. Он принял её — это видно. Собаки никогда не ошибаются. У них есть какое-то шестое чувство, что позволяет распознать «своих» и «чужих». Хороших и плохих людей. Трусов чуют за километр.

Тая неожиданно прошла тест. И поэтому я чуть не дрогнул. Я не должен забывать о подоплеке нашего брака, пусть и почти настоящего. Но главная суть как раз и заключается в этом «почти».

Я знаю, зачем сказал о Мирославе. Чтобы она не питала иллюзий. Не придумывала лишнего, как это любят делать романтические девочки. Я есть то, что есть. И не нужно надевать розовые очки. Но во рту у меня привкус мерзости от сделанного.

Её глаза. Её лицо. Её беззащитность. Кому сейчас нужна такая тонкая кожа? Броню она нарастить не успеет, но хоть немного закалить её всё же стоит. Она не похожа на девочку, которой пришлось бороться за собственную жизнь и место под солнцем. Больше на тепличную розу, что погибнет, если у теплицы разбить стёкла.