Дорога в Китеж (адаптирована под iPad) - Акунин Борис. Страница 16

– Ты тоже должен ненавидеть царя, Адриан. Он сослал в вечную каторгу твоего отца.

Ларцев немного подумал.

– Если бы отец не попал на каторгу, он не захандрил бы и матери не пришло бы в голову завести сына. Значит, я не появился бы на свет. Нет, у меня нет ненависти к царю…

На лице Воронина отразилось почти отчаяние. Но Ларцев так же раздумчиво продолжал:

– Однако вы оба правы. Царя, пожалуй, надо убить. Как волка, который повадился красть овец из стада. Волка ведь ненавидеть незачем. Его нужно застрелить, и стадо останется цело. Николай очень плохой правитель. Он построил только одну железную дорогу, причем построил неправильно, а другие железные дороги строить не хочет. Новый царь будет прокладывать рельсы и пускать по ним паровозы?

– Можешь в этом не сомневаться, – уверенно сказал Вика, почти влюбленно глядя на железнодорожного энтузиаста. – Ты же слышал, Константин говорил, что после войны твоя великая идея будет изучена.

– Так давайте убьем царя, и поскорее, – не стал долго думать Ларцев.

Воронин облизнул внезапно пересохшие губы.

– А как бы ты это сделал? – негромко, с замиранием сердца, спросил он.

Адриан несколько секунд поразмышлял.

– Нужен хороший штуцер. Я слышал, царь ездит в открытой коляске. Если я с пятидесяти шагов попадаю соболю в глаз, неужто я со ста шагов промажу в крупного мужчину?

– Не годится. – Арамис покачал головой. – Убийство императора, да еще во время войны – тяжелый удар для государства. Нужно, чтобы смерть выглядела естественной. Думай еще.

Он с надеждой смотрел, как Ларцев потирает родинку на лбу. Помалкивал и Мишель. Ему казалось, что всё это сон. Но потрясающе интересный. Просыпаться не хотелось.

– Мне случалось волков не только стрелять, но и травить, – сказал Адриан Дмитриевич после паузы. – Это даже проще. Один раз зарезал овцу, отравил мясо. Утром на поляне шестеро дохлых хищников, вся стая… У меня в портпледе аптечка. Там разные лечебные травы. Среди них есть одна бурятская, от заражения крови. Если ее погуще заварить, кровь вообще остановится. Сердце лопнет. Никто не подумает, что отрава.

– Браво, – прошептал Воронин. – Это как раз то, что надо.

Тут Мишель тряхнул своей гривой.

– Вы всё это… серьезно? Вы собираетесь отравить императора? Или мы сотрясаем воздух, мальчишествуем?

Вика смерил его оценивающим взглядом.

– А это, Миша, будет зависеть от тебя.

– Почему от меня?

– По средам Упырь приезжает в Стрельну пить чай.

– Ну и что? Именно поэтому в среду Коко никого не принимает.

– И не надо. Ты навестишь своего приятеля повара. Задержишься у него. А когда Упырю будут готовить чай, подсыплешь туда Адриановой травки. Санни говорила, что свекру всегда заваривают какой-то особый целебный сбор в отдельном чайнике, так что больше никто не отравится. Упырь выпьет, схватится за сердце и окочурится. Возраст у него пожилой, времена нынче нервные. Никто не удивится. Его величество почил в Бозе. Начнется новое царствование. И новая история России.

Всегда румяный Михаил Гаврилович побледнел. Дело действительно было совершенно возможное, даже не очень сложное.

– Неужто всё так в истории и происходит? – медленно сказал он. – Собираются три оболтуса, говорят друг другу «давай сделаем это» – и делают?

– Не знаю, как в других странах, а в России только так царей и убивают, – слабо улыбнулся Арамис. Он понял, что всё состоится, – и вдруг ощутил огромную усталость.

– Стало быть, в следующую среду, – сказал он. – Но Эжену ни слова. Наша затея не для его нежного сердца.

Подвески королевы

Неделя прошла у каждого из четырех приятелей по-своему.

Питовранов, которому предстояло исполнить главную роль, каждый день наведывался к мсье Шомону, придумав, будто собирается писать большую статью о высокой кухне. Француз с удовольствием рассказывал журналисту о тонкостях гастрономии, а заодно Портос, не вызывая у кулинара подозрений, выведал все необходимые подробности царского чаепития.

По ночам Михаил Гаврилович не спал. Он то терзался долей отравителя, которая, какими высокими материями ни прикрывайся, все равно была гнусной, то пугался, что дело сорвется и ненавистный деспот уцелеет. Оба направления мысли были одинаково скверными. Мишель потерял свой знаменитый аппетит, осунулся, утратил всегдашний вкус к балагурству. Но ни разу, даже в самую слабую минуту, не позволил себе усомниться в задуманном. Carthago delenda est. Ибо до тех пор, пока Карфаген стоит, мукам России не будет конца, а свою бедную страну Мишель жалел больше, чем свою совесть.

Зачинщик отчаянного предприятия Воронин был погружен в материи более приятные. Уверившись, что всё идет по плану – Ларцев сварил свою бурятскую отраву, а Питовранов усердно готовится к следующей среде, – Виктор Аполлонович начал составлять план действий на потом, то есть на время, которое наступит после избавления от Упыря. Как сделать так, чтобы Константин сразу же занял ключевое место подле нового императора, и как Арамису, в свою очередь, занять ключевое место подле Константина? Тут имел значение каждый шажок и каждый вершок. Вокруг великого князя подобралась целая плеяда умных и ловких людей. Почти все они положением и возрастом старше скромного сотрудника редакции, но у Воронина будет важное преимущество. Всех кроме него неожиданная кончина царя застанет врасплох, а в момент растерянности даже очень умные люди упускают возможности. О, тут было, о чем помозговать.

Адриан Дмитриевич, как уже было сказано, сотворил смертоносное зелье, отдал его Портосу и, казалось, перестал думать о предстоящем деле. Дни Ларцев проводил в железнодорожных мастерских Николаевского вокзала: нанялся в артель по обслуживанию паровозов. Домой возвращался чумазый и довольный. Наскоро ужинал, что-то записывал в тетрадь и ложился спать. По ночам, ворочаясь в постели, Мишель с завистью прислушивался, как на диване мерно посапывает человек без нервов.

Жизнь Евгения Николаевича Воронцова была радужна. Он порхал в облаках, наслаждаясь положением официального жениха Лидии Львовны, и совершенно не замечал, что остальные мушкетеры ведут себя необычным образом. Бывало сидят обе пары у сестер. Вика молчалив и задумчив, проницательная Корнелия с беспокойством на него посматривает, а Эжен с Лидочкой воркуют, как голуби, и ничего вокруг не видят.

Однажды, когда Арамис собрался уходить раньше обычного, невеста пошла его проводить и у дверей сказала:

– Виктор Аполлонович, я вижу, что вы обдумываете нечто очень важное. У нас с вами теперь не может быть важных дел по отдельности друг от друга. Мы во всем должны быть единомышленники и соратники. Если вы нуждаетесь в совете или помощи, я способна на это, не сомневайтесь.

Он посмотрел в ее внимательные черные глаза. Дельный совет в великом предприятии был бы очень кстати, но не втягивать же барышню в цареубийственный заговор? Дело может обернуться по-всякому.

– Я непременно обращусь к вам за помощью и советом, – сказал Вика. – Но чуть позже. Дня через четыре.

(Разговор был в субботу.)

– А что должно произойти в среду? – быстро спросила острая разумом девица. Но, не получив ответа, расцепила хватку. – Ладно, не говорите. В наших отношениях не должно быть никакого принуждения. Просто помните, что у вас теперь есть я.

Тут, поддавшись внезапному порыву, Арамис впервые притянул Корнелию к себе и поцеловал в губы. Они оказались неожиданно горячими и мягкими.

– Я вас люблю, – прошептал Вика. И с некоторым удивлением повторил: – Люблю?

…Во вторник, побывав в кабинете у великого князя по случаю составления министерского отчета, Воронин между делом выяснил, что завтрашнее чаепитие в Стрельне точно состоится – император подтвердил сыну свое намерение вернуться к «обычному порядку».