Улыбка незнакомца (СИ) - Соболевская Наталья. Страница 26

— Поднимайся наверх, — не показываясь на глаза, игриво позвала меня Вероника.

— У-ух ты, как всё загадочно, — протянул я и буквально вбежал по лестнице. В коридоре второго этажа девушку я не обнаружил, зато какого плана сюрприз - догадался, весь пол устлан лепестками цветов.

Тихонько постучал в спальню Вероники.

Странно, тишина.

— Яр, ты комнатой ошибся, — чуть приоткрыв дверь моей спальни, хохотнула девушка и тут же её закрыла.

Зашёл к себе. Вроде всё, как всегда, но кинув взгляд на балкон, понял, где Одинцова расположилась.

Ника постаралась. Посредине балкона стоял изыскано накрытый стол со всякими вкусностями, фруктами и запотевшей бутылкой шампанского, играла красивая романтическая мелодия. От лишних глаз Одинцова оградила нас, повесив достаточно плотный тюль, украсила пространство живыми цветами, а по периметру, куда только возможно, расставила зажжённые свечи.

— Если было бы темно, смотрелось бы всё куда нарядней, — услышал я за спиной Никин голос.

Выдумщица какая, она специально, видимо, в ванной пряталась, чтобы эффектно появиться.

Обернулся и присвистнул.

— Ого!

На Веронике воздушное светлое платье в греческом стиле, волосы то ли заколоты, то ли закручены наверх белой лентой. Она словно богиня любви – Афродита - сошла с Олимпа, чтобы сводит с ума мужчин на земле.

— Нравится? — кокетливо покружилась девушка, и я сглотнул.

Платье не обтягивает и доходит до щиколоток, но в лучах солнца при определенном освещении почти полностью просвечивает. Понимаю, фасон наряда исключает верхнюю часть белья, но нижнюю-то кто ей запрещал надевать, или она всё-таки есть, а ее отсутствие нарисовало моё воображение?

— Очень, — выдохнул я и старался смотреть Веронике в глаза, а не куда хочу. — Только ты мне пообещай, что никогда и ни при каких обстоятельствах не наденешь это чудо в люди, договорились?

— Яр, — сверкнула девушка довольным взглядом, а затем, чтобы меня подразнить, специально ещё раз крутанулась,— наверняка Маргарита Степановна нажаловалась, что я всем работникам устроила сокращённый день. Так что всё, что видно, эксклюзивно и только для тебя.

Недвусмысленный намёк Одинцова, для усиления эффекта, подкрепила просто ошеломительным в её исполнении действием. Она сцапала со стола сочную спелую клубнику, обмакнула её, судя по виду, во взбитые сливки, а потом медленно и тщательно сначала слизала сливки, а следом съела и саму ягоду.

В горле пересохло и я, дабы его смочить и охладиться, достал из ведёрка со льдом шампанское. Но не успел я взять бокал, чтобы его наполнить, как Ника забрала бутылку.

— Нет, сегодня я за тобой поухаживаю, — девушка, не отрывая от меня многообещающего взгляда, налила пузырящийся напиток и вручила его мне.

Ну не урод же я. Дотянул. Так с ней и не поговорил, не признался, что никакая мы не пара. По крайней мере, до аварии таковыми не являлись. Что из-за злобы ей соврал. Видел же, последние три дня она как с цепи сорвалась: то как бы случайно заведёт разговор об отдельных спальнях, то дотронется так, что я потом бегу в ледяной душ, то поцелует, а я как полный придурок отмазки всякие выдумываю, чтобы до логического конца поцелуй не доводить. А всё почему? Кто знает, как Ника отреагирует, когда всю правду узнает. Самое страшное – соберёт вещи и уйдет.

— Яр, ты какой-то нехарактерно скованный, — томно произнесла Ника, приподнялась на цыпочки и пальчиками слегка взъерошила мне волосы. А затем, продолжая улыбаться так, что дар речи теряется, она развязала узел на моём галстуке и медленно его стянула с шеи. — Садись, наверняка ты голодный.

Как волк! Аж зубы сводит, но диету, боюсь, придётся продолжить и бежать от «еды» и желательно подальше, пока не содрал с неё платье и не набросился.

Одинцова настроена серьёзно. Надавив на плечи, она усадила меня на стул и в меру сильно,приятно массирует плечи.

— Как день прошёл? — шепнула она мне на ухо. Её ладонь ловко скользнула под мой пиджак и наглаживает грудь, спускаясь всё ниже и ниже…

— Боюсь показаться занудой, но возникли проблемы, и они до сих пор не разрешились, — выдохнул я и на кой-то чёрт обернулся. Лицо девушки так близко, ещё несколько миллиметров и коснусь её губ. — Ник, мне жаль, ты так старалась, но в любую минуту могут позвонить, и мне придётся уйти, — подготовил я себе путь для отступления.

— Да, — Одинцова попыталась улыбнуться, но уголки её губ всё равно разочарованно потянулись вниз. — Тогда не стоит медлить, хоть перекусишь.

Динамить Веронику то же самое, что резать себе серпом по интимному месту. Мало того, что еле держусь, чтобы не послать всё в пень и не накинуться на девушку, так ещё переживаю, как бы она не усомнилась во мне, как в мужике. Это, конечно, дело быстро поправимое, реабилитируюсь, но не раньше, чем Одинцова узнает о нас правду. Поэтому сейчас мы с ней с полчаса поужинаем, и я слиняю.

Если у меня и есть шанс как-то объяснить то воинственное настроение, которое толкнуло меня на обман, то после совместной ночи он исчезнет. Ника вполне резонно посчитает, что я тянул с объяснениями, чтобы затащить её в постель, и переубедить её будет делом гиблым.

Пока Одинцова суетилась над моей тарелкой и накладывала очередную закуску, незаметно взял телефон и под столом поставил таймер, чтобы будильник прозвенел через три минуты.

Сука, меня тошнит от самого себя.

Девушка что-то щебетала, мило поправляя выбившуюся из причёски прядь, я сидел как на иголках и ждал звонка.

Раздалась трель будильника. Знал, что он вот-вот сработает, но вздрогнул, а Ника сникла.

Пока я изображал диалог с несуществующим человеком, совесть буквально сгрызала. Девушка расстроилась, если не сказать больше: огромные глаза погрустнели и увлажнились, а тонкие девичьи пальчики нервно теребили салфетку.

— Ну что? — нетерпеливо спросила Ника, когда я якобы отключил мобильный.

— Прости, мне придётся уехать.

— Надолго? — не потеряла Ника надежду. — Я же могу подождать.

— Возможно, до утра.

— Работа есть работа, — пожала Одинцова плечами и встала. — Поезжай и из-за меня не переживай, не последний же сегодня день на земле, всё успеем, — твердо и с пониманием произнесла Вероника. Видно, она не в восторге, что её ужин сорвался, но ни капли не обиделась. Лучше бы она на меня наорала, губы надула или чем-нибудь тяжёлым запустила, тогда бы я себя такой сволочью не ощущал.

Намотав невообразимое количество бесцельных по ночному городу кругов, вернулся домой, но во двор не заехал. Лишь когда Ника потушила в своей спальне свет, и прошло достаточно времени, чтобы она заснула, я проехал через ворота.

Спать не хотелось совсем, и я навестил бар. Опустошив четверть бутылки коньяка, всё же поднялся на второй этаж. Когда проходил мимо комнаты Вероники, остановился и резко потянулся к ручке двери. А что. Разбужу, расскажу и будь что будет. Нет. Во-первых, она спит, а во-вторых, я не совсем трезв.

«Паршивый день, паршивый я, паршивое моё молчание», — зайдя к себе, подумал я и прямиком направился в душ.

Холодная вода немного охладила голову и прочистила мозги, но настроение не улучшила. Раздраженно толкнул дверь из ванной так, что она грохнулась о стену, потом не менее агрессивно ударил по выключателю, чтобы включить в комнате свет, но тут же его потушил.

Вероника, свернувшись клубочком, обнимала обеими руками мою подушку и сладко спала.

Улыбнулся во весь рот. Какая у меня настырная девочка.

Лёгонько нажал левую клавишу на выключателе, и тусклая подсветка показала очертания комнаты.

На цыпочках подкрался к Веронике и присел на край кровати.

А Ника очень сладко, как оказывается, сопит. Ничего, раскаты моего храпа явно её заглушат.

Не удержался и погладил девушку по расслабленной руке от плеча до запястья. Ника сморщила носик, потянулась и, причмокивая, перевернулась на другой бок.

Укрыл девушку одеялом. Когда она ворочалась, почти полностью раскрылась. Прилёг на край кровати подальше от Вероники и закрыл глаза.