Малиновка поёт лишь о любви... (СИ) - Лакомка Ната. Страница 23
- Хочешь прогуляться? – Рик остался доволен заточкой и взял чехол, намереваясь сунуть в него нож.
- …только на тебе и на мне не было никакой одежды…
Рик замер, услышав это, и уронил нож на столешницу. Дьюлла спокойно перегнулась через плечо кузена, взяла нож и убрала в чехол, затянув шнурок. Она ждала ответа, и Рик ответил, прежде прокашлявшись:
- И правда, странный сон.
- Но такой приятный, - она поставил локти на стол. – Как ты думаешь, почему он мне приснился?
- Тебе пора замуж, - Рик старался говорить спокойно, хотя в его душе сейчас разыгралась настоящая буря.
- Да, наверное, - сказала Дьюлла, лукаво улыбаясь, и Рик понял, что она нарочно завела этот разговор.
- Я найду тебе самого лучшего мужа, - сказал он, и сердце сжалось от одной мысли, что она достанется другому.
- Но я не хочу никакого другого мужа, - возразила она, бесцеремонно обнимая его и уютно устраиваясь щекой на его плече. – Я не спала до рассвета, Рик, и все решила. Я хочу только тебя.
Она пахла, как весенний цветок – тонко, маняще, трепетно-нежно. И была так свежа, что Рик ни на секунду не поверил в ее бессонную ночь. Ее волосы тут же оплели его, щекоча шею и нос. Хотелось зарыться в них лицом, утонуть в этой золотистой волне, но Рик разжал руки кузины и заставил отстраниться.
- Благородные леди не обнимают чужих мужчин, - сказал он ей и тут же стал противен сам себе, потому что заговорил, как леди Кандида.
- Но ты не чужой! – она обиделась и огорчилась, и между золотистых бровей пролегла морщинка.
Рику страшно хотелось разгладить ее пальцем, но он сдержался.
- Да, я твой кузен, - он старался говорить мягко, хотя голос ежесекундно грозил подвести его. Близость Дьюллы сводила с ума, и, глядя на нее, трудно было думать о чем-то другом, а не о головокружительных поцелуях. – Обнимать можно отца, родного брата.
- Для меня ты роднее и отца, и брата, - залепетала она, опять ласкаясь к нему. - А благородной леди я буду там, - она махнула рукой на дверь. – С тобой же не хочу притворяться. Совсем-совсем не хочу…
Он ничего не успел сделать, как она уселась к нему на колени и обняла за шею.
- Не следует… - только и мог прошептать Рик, чувствуя, что не в силах удерживать то, что сейчас жило своей собственной жизнью. Боже! Еще немного, и Дьюлла ощутит его… его…
Словно дразнясь, она поерзала на нем и поцеловала прямо в ухо, но не отняла губ, а зашептала:
- Когда я прикасаюсь к тебе, у меня все внутри так приятно дрожит… И мне хочется прижиматься к тебе сильнее и сильнее.
- Слезай сейчас же! – сдавленно приказал ей Рик и почти столкнул ее с колен. Ему пришлось поспешно встать, чтобы она не увидела, что сделала с ним. Сейчас штаны его готовы были разорваться спереди, и только длинные полы камзола скрывали это постыдное свидетельство страсти к собственной сестре.
- Тебе не нравится, когда я тебя обнимаю? – трагическая морщинка вновь появилась между бровей.
- Нравится, - заверил он девушку, путаясь в словах. – Но так нельзя обнимать никого, кроме мужа, Дьюлла. Я найду тебе мужа…
- Зачем искать? Давай поженимся, – предложила она, снова просияв. – И я буду обнимать тебя тогда, когда мне захочется и так, как мне захочется! – тут она опустила ресницы и добавила с очаровательной улыбкой: - И как тебе захочется.
Тысячи картин, одинаково сводящих с ума, пронеслись перед внутренним взором Рика, когда он услышал это бесстыдное предложение. Как бы он захотел…
- Дьюлла! – простонал он. – Ты же знаешь, что это невозможно.
- Почему невозможно? – она посмотрела на него с торжеством. – Король и королева Салезии – кузены. А дядюшка нашего короля женился на своей двоюродной сестре – и они живут счастливо. Я нарочно расспросила отца Ансельма! Он мне все рассказал!
- А отец Ансельм не рассказал, что дядюшку короля отлучили от церкви? - попытался урезонить ее Рик. - И в Салезии совсем другая церковь. Наша запрещает союзы родства до четвертого колена.
Она надула розовые губки и только что не топнула ногой, но потом опять заулыбалась:
- Но ты ведь граф Босвел, - сказала она, смакуя его титул. – Зачем нам слушать этих замшелых стариканов в рясах? Пусть…
- Замолчи! – он стремительно шагнул к ней и зажал ей рот ладонью. – Никогда не произноси таких слов, даже если тебе кажется, что никто кроме меня не слышит! Инквизиция не шутит.
Золотистые брови вопросительно поднялись, но Дьюлла даже не сделала попытки освободиться. Наоборот, она приникла к Рику всем телом, а его ладонь ощутила быстрое и горячее прикосновение проворного язычка.
С проклятием Рик отдернул руку и отшатнулся:
- Что это ты творишь, Дьюлла!
- Не знаю, - смотрела она на него невинно. – Но мне так хочется. И еще мне очень хочется целовать тебя не только здесь и здесь, - она коснулась тонкими пальцами своих щек, - но и здесь…
Не сводя с него глаз, он дотронулась до своих губ, потом коснулась шеи:
- И здесь…
Остолбенев, Рик следил за ее движениями, как завороженный. Эта девчонка еще читала, спотыкаясь, и писала с ошибками, но ей было прекрасно известно, как свести мужчину с ума! Чертовка в облике ангела! Как же она его мучила, жестокая!
- А еще мне хочется поцеловать твою грудь, - закончила она, горя глазами. – А тебе хочется поцеловать мою? Когда я касаюсь ее, то всегда представляю, что это делаешь ты, и тогда у меня все сжимается в…
- Стой! – крикнул Рик исступленно, и Дьюлла удивленно замолчала, хлопая ресницами.
Он едва стоял на ногах, а его член уже готов был выстрелить, даже не почувствовав рядом женского тела.
- Мне… надо уйти, - Рик пошел к двери, сделав большой крюк, чтобы не приближаться к Дьюлле ближе, чем на пять шагов.
Она сердито повернулась за ним, явно не понимая, почему он так себя ведет.
- Но ты сказал, у тебя никаких дел на сегодня, - напомнила она, когда он уже добежал до порога.
- Есть! Срочные! – он выскочил из комнаты и помчался в свою комнату, молясь, чтобы никто из слуг не попался навстречу.
Лишь заперев за собой дверь, он смог дать выход раздиравшим его чувствам. Ругаясь сквозь зубы, зажмурив глаза, он раз за разом ударял кулаком в стену, разбив в кровь костяшки пальцев. Но даже боль была слабым средством против того адского пламени, в которое ввергла его кокетка. Столько лет он жил в своем одиночестве и уже смирился с ним, и вдруг – такое испытание. Надменная Стелла-Гертруда не причиняла ему таких страданий, как эта пташка-малиновка, уверявшая, что любит его больше всех на свете. Ах, эта Дьюлла… Сама любовь, сама насмешливость – зачем ей нужно было истязать его так жестоко?
А вдруг… Рик вскинул голову, уставившись в стену невидящим взглядом. Ведь бросил же дядя короля вызов Святому Папе, когда влюбился. Разве для любви нужны законы? Какие законы могут быть в лесу – у птиц, зверей… И что такое человек, если не животное?.. Несколько безумных секунд Рик переживал восторг и упоение от одной мысли, что может получить Дьюллу. Ведь он и правда любит ее, а она – его. Она говорит, что любит…
Но следом за восторгом пришло разочарование, и горечь, и стыд. Разве можно верить малиновке, которая доверчиво спорхнула к тебе, чтобы угоститься зернами? Разве можно сжать пальцы, чтобы ее поймать? Малиновка сама не знает, чем рискует, садясь на чужую ладонь. Поэтому он, Рик, должен позаботиться о пташке. Даже если пташка будет против такой заботы.
Несколько дней Рик усиленно избегал встреч с Дьюллой, а когда им приходилось столкнуть на лестнице или в коридоре, старался не замечать ее удивленного и встревоженного взгляда, и отговаривался делами.
На третий день странной игры, когда он, уклоняясь от встречи с кузиной, хотел запереться в кабинете, к нему обратился мажордом – всегда степенный, но на этот раз запыхавшийся, потому что ему пришлось пробежаться по коридору прежде, чем милорд захлопнет двери кабинета.