В поисках цели (СИ) - "Мир". Страница 77

— Нет, это не они. — ответил я, и понял, что и сам, в столь полной темноте, теперь не ориентируюсь.

Не вижу, не ощущаю… слепой беспомощный котенок! И фонарика дома нет… а по памяти я только и могу, что стол кругом разочек обойти, прочапав до окна…

— Ой… — пискнула мать, и брякнула посудой.

Кажется, это было оливье.

— Пойдем на кухню, мам! — выдал я, подхватывая маму под локоток, и ведя в сторону выхода из комнаты на ощупь и мелкими шагами.

На кухне сейчас просторно! Свободно, и даже пусто — стол оттуда сейчас тут. Нету посуды — ну, почти. И уж точно — стульев. Пусть их тут всего лишь три — хватит, чтоб запнутся.

— Это что же, во всем дворе что ли света нет?!

А главное — идти до кухни, и её окна, через дверь и пустой коридор, попроще будет, чем мимо стола с борщом в пределах комнаты.

— Наверное. — ответил я, и нащупав спички, зажег одну.

Подсветил себе расположение конфорок, и тоже, зажег. Стало сразу как-то посветлее, и существенно уютнее, а за окном — пустили фейерверки.

— Ну, с новым годом — поздравила меня мать, тихонько улыбнувшись.

— Ага, с праз… — ответил я, и подавился собственными словами, глядя в окно и слушая залпы — ком…

Мои глаза округлись, улыбка сползла с лица, а руки… решили начать трястись, в тат пульсу. Как хорошо, что мама этого всего не видит! И — не понимает.

Нет, не может быть! Вот так вот, на новый год… в самом центре…

— Странные какие-то фейерверки — высказала мать, прижавшись к стеклу, выглядывая наружу — звук есть, а что-то не видно…

— Отойди от окна! — всполошился я, и с силой, всей доступной силой, дернул мать прочь от столь хрупкого стекла.

Спрятался сам, и спрятал её, ничего не понимающею женщину, под подоконник, и не вставая — погасил газ.

— Дочка…

— Это не…

— С новым годом! Урааа!

— Урааа! — вывалилась на улицу какая-то шумная компания, и принялась пускать салюты.

Настоящие! От чего комнату осветили разноцветные вспышки. Но очень недолго, буквально после первого же залпа, голос одного из крикунов, захлебнулся. И кажется — собственной кровью.

— Что с тобой, Серёга? — поинтересовалась какая-то девушка, обладательница крайне громкого и звонкого голоса, и оравшая в толпе едва не громче всех, но тут же сошлась на визг, мгновенно заглушая едва слышный хрип «Сереги».

И, как видно, побежала, но это её не спасло — через миг её визг стал каким-то совсем душераздирающим, вымораживающим до костей.

— Что, происходит… — проговорила мать, а я решил все же выглянуть из-за подоконника, и оценить обстановку.

Любопытство пересилило здравый смысл, да и веселая толпа, судя по голосам, и неутихающему крику девушки, расположилась не где-то, а в нашем дворе.

— Куда! — одернула меня мать, обратно за подоконник, не дав наружу и носу высунуть — Сиди! — усадила рядом со мной.

А сама куда-то поползла.

— Куда ты, мам? — изобразил я волнение.

— Пойдем, лучше в ванной посидим.

Хм, а идея то здравая! — оценил я решение родительницы, и пополз на четвереньках следом, старясь и не отстать, и не мешать.

— Вот жешь… Ник! — зашептала она себе под нос, уже подползая к помывочной — Ты ведь как чувствовал! Как знал… Любимый! Моё сердце не выдержит, если… — заходи — открыла дверь, и заползя следом, закрыла поплотней — Только бы все обошлось… — прошептала, навалившись на стену.

И, судя по звукам, утерев слезы, развернувшись ко мне, добавила:

— Хочешь, сказку расскажу?

Валяй, рассказывай! Тебе она сейчас нужна куда больше чем мне! Я из ванной слышу, как колотится твоё сердце, переживающее за родного человека.

Глава 37 — Новый год

Всю ночь мы провели сидя в ванной. Где-то за её стенами, и стенами дома, стреляли, вполне возможно — убивали, но у нас, в самом центре дома, за толщей бетона стен и чугуном ванной, относительно тихо, и достаточно спокойно.

Даже уютно! Если бы не монотонно капающая из крана вода и мамины сказки «про принцесс», которая она рассказывала мне, пытаясь сама при этом успокоится в процессе. До хрипоты, до изнеможения, пока наконец не уснула продолжая что-то бормотать, уже где-то ближе к середине ночи. По итогу не дав мне и намека на возможность понять что же там такое происходит «за окном», хотя бы на слух.

Но даже заснув, она не прекратила меня обнимать, прижимая своим телом к спинке ванной. И даже когда она уже вроде как наконец расслабилась и прекратила вздрагивать из-за каждого шороха, я не рискнул сделать хотя бы минимальную вылазку до окна. Жалко мне её! Да и что я могу, в этом теле?

Массированная пальба наконец прекратилась, и это уже где-то четыре утра. Огонь за приделами дома стих, и я уже решил было расслабится, но тут дом стряс отголосок мощного взрыва где-то вдали.

Стены вздрогнули, доставай кран умолк, мать проснулась, а у меня — внутри все перевернулось. И тело решило самостоятельно встать на дыбы, начать каждую клеточку тела Силой, и ломанутся в бой! Как завещали тому далекие инстинкты, ведь эта ударная волна…

— Что… что происходит? — пролепетала мать, и тут стены вздрогнули уже по настоящему, будто до этого кто-то лишь баловался петардами.

Посыпалась плитка, донесся далёкий душераздирающий скрежет стон, сравнимы со стоном древнего дракона. Раздались непонятные хлопки, словно лопнула пара стольных тросов, и чей-то визг откуда-то из соседней квартиры. Скрежет, шум, и все прекратилось. А по моей спине, прошла чудовищной силы волна жара.

Мать, визжать от страха оказалась уже не в состоянии, а потому все время землетрясения, а иначе то, что сейчас случилось и описать то трудно, и не назвать, просто прижималась ко мне всем телам. Старалась закрыть от чего бы то ни было: и от падающей плитки, и от потолка, если тот вздумает упасть — от всего! Всего мира разом! Но была только плитка, что насчастье падала в основном плашмя. Да и она, уже вот пять минут как прекратила это делать.

— Мам! Все хорошо! Мам, успокойся! Все нормально! Не плачь! — попытался уже я её успокоить, но это и близко не помогло.

И тогда уже я решил начать рассказывать сказки, про принцесс, драконов, и добрых-добрых бегемотов. Нести всякую ерунду, только лишь бы родной своему телу человек, и уже как бы леди в годах, перестала лить на мою кофту горькие слезы печали, тревоги, и отчаянья.

Утро для нас, наступило далеко за полдень. Я так и не спал. Мать, все же вырубилась в конце конов, хотя провела вне власти мира всего-то пару часов. За окном, давно уже расцвело, и оттуда давно уже не стреляют. В кране, пропала холодная вода, а горячая стала чуть теплой. Батареи работают! Так что в целом — жить можно. Только света как не было, так и нет.

В квартире, вопреки моим жутким ожиданиям, и фантазиям, не обнаружилось существенных разрушений. Разве что стекла потрескались — но это смех и ерунда. Как и дверь в одну из комнат, что перекосила и теперь не хочет закрываться. А уж про пулю, что влетела со двора на кухню, отскочила от потолка и… застряла в верхней стенке старенького холодильника — и говорить не стоит.

И не буду! Она влезла в сталь заподлицо, и её местонахождение выдает разве что неровность в виде вулканчика — накрою тряпкой! И ни ктошеньки не заметит. А вот выковырять её от туда будет нереально — глубоко вошла! Хоть так и не пробила внутреннею стенку.

— Боже мой… — проговорила мать, глядя на покрытые многочисленными разводами трещин стекла кухонного окна.

Средь которых играющее спрятались и дыры от автоматной пули. А газа вот тоже как бы нет — пустота, вообще нет реакции от конфорок.

— Что же это… — проговорила мать, и отдернула меня, решившего выглянуть на улицу, подальше от окна.

— Не знаю. — ответил я, всё равно пялясь во двор, пусть и в метре от проёма.

А двор вот, в отличие от нас, кажется и не понял, что вчера было что-то не то! Куда-то топают прохожие, пусть и редкие — первое число! Нового года! Час, примерно, дня! Есть два мужика, что пытаются завести свой драндулет, а он не заводится. Что-то мне подсказывает, что его прострелили в паре мест. Бабки… а вот детей нет.