Невинность на спор (СИ) - Попова Любовь. Страница 4
Я смирилась со своим чувствами, перестала обижаться, злиться, что Марк меня не замечает. Да и с чего бы. Научилась не слушать лепета подружки Ники о том, с кем зажигал Марк.
Самое главное я перестала бороться даже во сне. Приняла удар, которым он поставил окончательную точку. Отрезал у остальных парней шанс даже на малейшую симпатию с моей стороны. Как будто были желающие, ага.
И единственное, что я себе позволяла, это источать любовь во время его боев, реветь пока другие аплодируют, мечтать поцеловать его во время победы и прижать к своей груди в случае поражения.
Медленно умирала, понимая, что он никогда не будет моим. Делать вид в универе, что его и вовсе не существует. Просто жить, осознавая, что сердце навсегда принадлежит только одному человеку.
И все бы так и оставалось. Месяц за месяцем. Уже третий год. Бог и его ярая, тайная поклонница, если бы не Вася.
Еще одна подружка,
будучи страстно влюбленной, желающая помочь всем и вся.
В тот день она успокаивала меня после ссоры с Никой, другой соседкой. Та переспала с Марком, прекрасно зная о моей любви. И когда Ника уехала на групповушку, Василиса заговорила:
— Он кобелина, твой Марк, — оставалось только кивнуть. Я с этим смирилась. – Значит общается только со шлюшками вроде нашей Ники.
— Ну и, — нетерпеливо спросил Паша, сидя рядом со мной. — Хочешь и Даше предложить стать такой же?
— Нет, — покачала головой Вася и наклонилась к нам, словно решила поведать тайну. – Тебе, Даша, нужно предложить ему свою девственность.
И, знай тогда, чем все это закончится, никогда бы с ней не согласилась.
Глава 6.
Из потока мыслей меня вырывает сигнал машины, и я моргаю, смотря как Марк, стирая в хлам шины, уезжает на своем желтом Chevrolet Camaro.
Скотина! Какая же он скотина!
Добегаю до общежития почти ничего не видя от слез.
Ну как добегаю. Дохожу быстро, так что дыхания почти не остается, а сердце чечетку отплясывает. И от бега, так как я не привыкла передвигаться с такой скоростью, и от Него. Него. Него.
А-а-а…
Как же хочется на себе рвать волосы, в его лицо ногтями впиться, чтобы перестал быть таким красивым, чтобы перестал ночами тревожить. Душу бередить.
Чтобы просто перестал… на меня смотреть.
Ну вы поняли? Это все мое предложение. С подачи все той же красотки Васи.
Раньше вообще Марк меня не замечал, а я с дуру девственность свою предложила. А потом, типа пошутила.
И все… Заметил.
И друзья его заметили, что он меня заметил. И подшучивать стали. Черт.
Ну и чего мне спокойно не жилось? Что мне нужно, то от жизни?
Учеба есть, родители живы, подруга вон влюблена, другая подруга…
Лучше не думать, где Ника теперь обитает. И жива ли еще...
Ее к себе какой-то бандит взял жить. И она, окрыленная примером Василисы, что тоже жила с бандитом, решила улететь навстречу криминальной любви в Питер.
Только вот не учла, что таким людям изменять нельзя.
Мне ее жаль, хоть она и оказалась той еще дурехой. И с Марком переспала, хотя прекрасно знала, что он мне сильно нравится.
Очень мягкое обозначение той болезни, что сжигает мой мозг уже пару лет.
— Привет, — пока я стою в нашей худенькой комнате и все еще перевожу дыхание, приходит Паша.
Немного замыленный после тренировки, но как всегда на позитиве.
— Ты в порядке? Извинился хоть твой ухажер?
Можно ли его слова про чувство вины назвать извинением? Наверное, в его понимании, да.
Но прощать надо тех, до кого есть дело. А мне до него нет дела. Нет, понимаете! «Врунья», — шепчет дебильный внутренний голос.
И мне плевать на то, как он перебирал мои волосы, как оттягивал их, чтобы шею лизнуть. Как губу кусал и целовал, целовал, целовал и вопрос этот чертов, снесший все рамки приличия:
— Ты хотела мне девственность свою подарить? Солгала?
— Нет.
— А меня почему выбрала?
— Потому что ты лучший… Самый офигенный...
Самой от себя противно, что вот это все ему говорила. Как собаченка.
Два дня.
Ему потребовалась два дня, чтобы я согласилась купить чулки и прийти в них в универ. Потому что ему так больше нравится.
А потом… Лучше не вспоминать.
— Извинился, — киваю с кривой улыбкой и смотрю, как Паша переодевается.
Удивительное дело, гей в женской спальне общежития, скажите вы. Я и сама удивительное дело в общежитии.
Я должна дома жить, в своей роскошной спальне, спать в кровати с балдахином, смотреть, как садовник стрижет кусты, а я здесь.
Блажь или необходимость? Мне было так нужно.
Паша стягивает футболку, и я смотрю на подкаченный торс танцора и понимаю, что нигде во мне эта красота даже не отдается. Сердце не стучит сильнее, внизу живота тишь да гладь. Между ног засуха.
Мне все равно на его тело, зато на тело Марка я могу смотреть часами.
Что и делаю, если честно, регулярно. Залипаю в инстаграме на его странице.
Он себя любит. Особенно во время боя, и выкладывает сразу по несколько крутых фото, чтобы представители женского общества исходили слюнями.
И как я могла вообще поверить, что такой красавчик посмотрит в мою сторону, будь я хоть трижды девственница?
Это только в книжках, там мажоры и спортсмены влюбляются в таких, как я.
Но как приятно было хоть на миг поверить в сказку, окунуться в мечту с головой, как в горячий источник в зимнюю стужу. И я грелась, рассекала воду, смеясь на его глупыми, пошлыми шутками, ощущала на губах опытные губы.
Вот только вода из парной очень быстро превратилась в прорубь, а я из булочки слишком стремительно превратилась в толстуху.
Я не всегда ею была, просто в какой-то момент вкусняшки стали заменять мне вечно работающего отца и вечно недовольную мною мать.
Пока Паша втыкал в телефон, я быстро переоделась и улеглась на кровать. Немного почитала и вспомнила, что с обеда ничего не ела.
Это все Марк. Я пока с ним два дня была, вообще только одно капучино выпила.
Потянулась рукой под подушку и нащупала шоколадку, что спрятала сюда с утра. Достала и начала разворачивать.
— Ты очень громко худеешь, — заметил со своей кровати Паша, а я только отмахнулась.
Плевать. Еда самый безопасный антидепрессант, какой придумало человечество. Не глотать же мне таблетки, или пить, или курить.
Это все вредно.
А вот еда…
Глава 7.
Тяну молочную шоколадку в рот, продолжая глотать слезы и пялится на фотки любимого, как вдруг руку мне перехватает Паша. Отбирает шоколад. Подходит к окну, открывает.
Не успеваю даже сделать пару шагов, он ее выкидывает.
— Ты что?! Между прочим, за нее деньги уплачены!
— Я тебе эти сто рублей отдам. Если ты мне приготовишь поесть.
— Чтобы ты опять склевал, как птичка?
— Так ты и приготовь, как для птички, — подталкивает он меня к двери и я с грустью смотрю на оставленный телефон с открытой фоткой, где Марк целует свой накаченный бицепс.
Я бы тоже поцеловала. И не только бицепс.
Пока идем на кухню, думаю, что я ведь уже для себя решила, что готова переспать с Марком. Хотя с таким как он не спят. С ним трахаются.
И пришла безумная мысль, что будь он посговорчивее, можно было бы уговорить его сделать меня худой. В постели.
Между бедрами сразу потянуло, как только представила, как приятно это было бы. Жестко так же, как он вбивает кулак в лицо бойца на против.
— Ты там, о чем думаешь? — поднял брови Паша, когда мы почти подошли к общажной кухоньке. Такие были на каждом этаже. Здесь стояли четыре плиты. Четыре под завязку забитых холодильника. Раковина и столы.
Взяв все необходимое для картофельной запеканки с мясом и сыром, я заставила Пашу чистить картошку, а сама с грустью взглянула на старую, пусть и чистую плиту.