Кара Господа (СИ) - Амеличева Елена. Страница 7

— Твою ж мать! — прошептала я, не в силах отвести взгляд от этого, с позволения сказать, произведения искусства. — Глеб, я тебя убью! В конце концов, гад, у тебя всего одна сестра, чтобы над ней так глумиться!

— Не пугайтесь. — Голос скандинава вывел меня из шока. — Это девушка вашего брата рисует. Со временем привыкнете.

— Надеюсь. — Я уязвленно хмыкнула, не сводя глаз с этого шедеврального полотна. Почему мне, сестре, ничего не известно о новой пассии брата, в то время как совершенно незнакомые люди в курсе? Обидно ведь!

— До свидания, Вера. Дальше справлюсь сама. — Развернувшись, резко бросила я.

— Вы правы, Саяна, простите за навязчивость. — Он отступил на пару шагов. — Попросите брата перезвонить мне, когда объявится, это срочно.

— Хорошо. Спасибо за помощь. До свидания. — Я буквально выдавила его в подъезд, закрыла дверь и облегченно выдохнула. Как-то отпуск с самого начала не заладился.

Когда пульс утихомирился, а сердце, опасливо оглядываясь, медленно, на цыпочках, вернулось на свое место, я разбудила чувство юмора и даже смогла улыбнуться. Брат в своем репертуаре. Есть придурки, которые ложатся на пол, разливают вокруг кетчуп, перемазывают им шею и нож, а потом ждут, когда кто-нибудь войдет. Вот Глеб не из таких. Дурацкие шуточки не в его стиле. Ему пооригинальничать надо, удивить и вогнать в ступор. Вот, как сейчас. Оглядывая его жилище, мне пришлось признать, что ему это очень даже удалось!

Я прошла в комнату, поставила сумку в угол и остолбенела. Минуту мозг буксовал, пытаясь понять, а не ошиблась ли я все-таки адресом? Ну не может тут жить мой брат! Чистоплюй, каких еще надо поискать. Перфекционист, проглаживающий даже трусы и считающий шутку про глаженые шнурки не смешной. Аскет, предпочитающий спартанскую обстановку, способный без проблем спать в келье на голом камне. Мужчина, всегда кладущий грязные носки в корзину для белья. Да он бы не выжил здесь!

В большой комнате не просто царил бардак, казалось, само понятие хаоса родилось здесь. На двух стенах картины, подобные той, в прихожей, что вместо "добро пожаловать", и — внимание — ковер! У меня сейчас процессор перегорит. Глеб и этот пылесборник на стене в одном помещении?! Да он даже спать отказывался, когда мы переехали к деду, пока "признак советского достатка" не был с позором изгнан в чулан!

Дальше — больше. У окна стоит кровать с ажурной чугунной спинкой, постельное белье на ней свалено в кучу — ощущение такое, будто простыня гонялась за своим хвостом, как собака, а одеяло устроило реслинг с подушками, потом все устали и рухнули без сил спать.

Рядом, на радость мухам, лежит коробка с недоеденной пиццей. С колбасой. А как же пост? Дверцы многочисленных шкафчиков открыты, будто кто-то пытался что-то найти. Одежда навалена на стулья. Просто воплощение хаоса!

Моим вниманием завладела огромная карта Стамбула на стене, испещренная цветными линиями фломастеров и разнообразными значками также разных цветов. Я подошла ближе. Под ногами что-то захрустело, как стекло вперемешку с песком и чипсами, но мне не захотелось уточнять.

Местами бумага уже истерлась или прорвалась и была закреплена скотчем. Непонятные сокращения и аббревиатуры на карте явно нанесены каллиграфическим почерком Глеба. Что это такое? Он ударился в кладоискательство?

Ветер, прорвавшийся через открытую форточку, поиграл обтрепанными краями карты, но быстро заскучал и, отогнав по пути мух от пиццы, нашел себе другое развлечение. Обернувшись на мелодичный звон, я увидела занавеску из разноцветных круглых бус, что прикрывала дверной проем. Перебирая их, словно струны, ветер наигрывал медленную песенку.

Прервав его концерт, я отодвинула полотно из холодных гладких стекляшек и увидела еще одну комнату, чуть меньше по размеру и без окна. Большой черный диван-раскладушка у стены, богато украшенный восточной вышивкой под золото, пара огромных пуфов ему под стать и книжный шкаф, битком набитый книгами и статуэтками причудливых форм и расцветок, меня не заинтересовали. А вот кое-что другое весьма озадачило.

На деревянном двухъярусном кофейном столике между пуфиками рядом с красавцем кальяном стояла большая ярко-лимонная кружка с засохшим на дне кофейным осадком. Я обошла кругом, не сводя с нее глаз. Может мне кто-нибудь объяснить, как?.. Даже когда Глеб лежал с гриппом, и я приносила ему наш фирменный медово-брусничный морс, выпив его. брат сползал с кровати и. несмотря на температуру, относил чашку на кухню и мыл! Получал потом от меня нагоняй, конечно, но в следующий раз все повторялось снова.

Смирившись, я подшучивала над ним, говорила, что когда он женится (бедная женщина!) и дети наполнят дом вечным беспорядком, брат сойдет с ума. На что Глеб невозмутимо отвечал, что его дети будут такими же аккуратными, как их папа. Я представляла себе шеренгу из маленьких послушных мини-Глебов, мне плохело, но я язвила в ответ, что тогда моим вкладом в их воспитание будет обучение искусству наведения хаоса, как и положено детям.

Но даже немытая кружка меркла в сравнении с тем, что стояло в дальнем углу комнаты. Это уже не лезло ни в какие рамки и попросту поставило в тупик. Я. как существо доверчивое и с богатой фантазией, еще могла списать беспорядок на ворвавшихся в квартиру воров, уставших переворачивать все вокруг и устроивших перерыв на кофеек, но красный манекен в человеческий рост с торчащим из груди ножом?! Что за маньяк здесь обитает и куда он дел моего брата?!

— Kimiidama[1]. — Как нельзя вовремя прозвучал за спиной хрипловатый женский голос.

Моего знания турецкого вполне хватило, чтобы понять. Да и что-то холодное и острое, прижатое к горлу, сильно увеличивало сообразительность.

— Sen kimsin[2]? — тихо спросила женщина, усилив нажим лезвия. — Neden geldin? Benim ipin?[3]

— Ищу… — Попыталась ответить я, но голос от страха резко сел. — Ищу Глеба.

— Зачем он тебе? — женщина перешла на русский.

— Он мой брат.

Следующую фразу понять не удалось, но судя по интонации, это явно было что-то нецензурное. Меня резко крутанули, и я оказалась лицом к лицу с весьма колоритным персонажем. Везет же сегодня на таких! На вид женщине было чуть за тридцать. Короткая мальчишеская стрижка, открывающая маленькие красивые ушки, молодила ее. как и стройная фигура почти без выпуклостей в нужных местах. Кожа женщины была смуглой.

Впрочем, об этом предстояло подумать позже. Сначала я увидела щеки — огромные, как у младенца с отменным аппетитом. Все остальные части лица терялись на их фоне, как подружки-дурнушки рядом с красоткой. В голове совершенно некстати всплыл анекдот о том, что обидно, когда в общественном транспорте щеки трясутся, а грудь нет. Лишь напомнив себе, что у нее в руке нож, мне удалось отвести от них взгляд.

Маленький вздернутый нос украшал пирсинг, но более заметным это его не делало. Как и узкий рот, накрашенный темно-бордовой помадой. Небольшие миндалевидные глаза с короткими прямыми ресницами и настолько темной радужкой, что зрачки были не видны, с подозрением рассматривали мою скромную персону.

— Ты Саяна? — вопрос прозвучал так, что захотелось вытянуться по струнке и отдать честь.

По-русски она говорила почти без акцента, лишь немного тянула гласные, что свойственно иностранцам.

— Да. — На всякий случай я еще и кивнула. Может, паспорт показать?

— Глеб не говорил, что приедешь. — Маленький нож хищно блеснул, складываясь, и был убран женщиной в карман темных джинсов.

Странно, минуту назад казалось, что к моему горлу приставлено, как минимум, мачете.

— Так получилось.

— Мы поругались, понимаешь? — она протяжно выдохнула, — он психанул и хлопнул дверью, я по делам уехала, сегодня вхожу в дом, все вверх дном, ты стоишь. Что было думать?

— Так вы вместе живете?

— Мы и спим вместе! — женщина обиженно вздернула нос. — Понимаешь?

— Извини, просто он ничего не говорил.

— Ай, мужчины! — она отмахнулась. — Чего от них ждать? Гюле сама вещи его собрала и перевезла к себе, все!