Нам нельзя! (СИ) - Бузмакова Евгения. Страница 34

Густые заросли пугающих стволов деревьев окружают, колышущиеся ветви, не выдерживают сильного порыва ветра, ниспадают вниз с гулким ударом, падая около меня. Успеваю вовремя увернуться, мельком задеваемая царапающими иглами сосен. Ступни проваливаются в хрупающую грязь, трясина засасывает, но из последних сил, прилагая все возможные усилия — бреду на прямик.

О чем думала? Не могла все же дождаться утра? Идея о скоротечном исчезновении была глупой! Идиотской идеей! Теперь приходится блуждать по темной, устрашающей кромешной тьме. Извилистые тропинки размывает потоком образовавшихся, шумных ручьев, стирая все возможные пути, ведущие к выходу. Закрадывается устрашающая мысль, потерялась и теперь уж точно не выберусь из западни.

Кричать бессмысленно, никто не услышит. Громкий крик поглотит нескончаемое количество массивных, раскидистых хвойных деревьев, превращая в гулкое хрипение, слышимое только лишь мне одной.

Останавливаюсь, озираюсь по сторонам, не знаю куда идти дальше, просто не приложу ума. Ведь правда, идиотка! Волна тревожащего чувства нарастает, с каждой минутой пребывания тут. Начинается нервный мандраж. Громко сглатываю, заслышав поодаль от себя неизвестный, посторонний звук, хруст старых, опавших веток. Он свидетельствует о ещё одном пребывании кого- то, в этом таинственном лесу.

Хочу закричать, но не успеваю даже пискнуть, мой рот накрывают большой ладонью, не позволяют толком вздохнуть. Испуганно дергаюсь, пытаюсь хоть как-то отбиться, но моих сил недостаточно. Могу лишь бессмысленно вырываться до тех пор, пока силы не покинут меня. Противник не устанет, он сильнее, а я — окончательно выбьюсь из сил.

Глава 30

Впиваюсь ногтями в податливую плоть, в кровь раздираю руки противница, зубами вгрызаюсь в ладонь. Не сдамся, буду бороться до последнего. Умру сражаясь, а не безвольно припадая к ногам своего мучителя.

— Да тише ты, — строгий голос командует в ту же секунду замолчать, пресечь свои нелепые нападки, заставляет повиноваться прямым указаниям, но быстрая догадка озаряет, подталкивает возобновить усилия куда пуще прежнего, выводя мужчину из себя, — Катя, говорю замолчи и хватит вертеться!

Зло шипит у самого уха Виктор, пальцем указывая в сторону, в том направлении откуда ранее доносились громкие, не смолкающие звуки. Нервно дергаюсь, ощущаю как теснее прижимает мое тело к своему Громов — старший. Томное, горячее дыхание опаляет едва прикрытую, мокрую кожу шеи. Судорожно сглатываю и вовсе окончательно замираю, слежу за указательным пальцем мужчины. На поляне появляется мощное, мохнатое, с мокрой от дождя, короткой шерстью животное. Массивное, достаточно крупное тело и короткие конечности, с носом пяточком и огромными, выпирающими вперёд острыми клыками. Дикий кабан! Ошарашено моргаю, удивляюсь его присутствию тут, не знала, что они могут обитать в данной чаще. Виктор вцепляется в мое дрожащее тело, не позволяет пошевелиться, ожидает пока дикое, агрессивное животное удалится прочь, не посмеет наброситься на нас. Схватка будет проиграна заранее. Зверь некоторое время крутится на опушке, ходит вокруг да около, а после скрывается в густых зарослях колючих кустарников, быстрые движения заглушаются частыми, подающими каплями с небес.

Судорожно, прерывисто дышу, пребываю в некой прострации. Все же испугалась, ещё никогда не была так близка к смертельной опасности, а может и неминуемой смерти.

— Испугалась? — шепчет мужчина, продолжая удерживать меня сильными, покрытыми извилистыми, вздувшимися венками руками.

Осознание приходит слишком быстро, достаточно чтоб отреагировать молниеносно. Дергаюсь вперёд, благодаря ослабленной хватке удаётся вырваться из обжигающих объятий Виктора. От порывистого, резкого движения нога соскальзывает в образовавшийся кратер, проваливается вглубь, а я, всем телом заваливаюсь набок, приглушенно постанывая от приобретённого повреждения. Сегодня точно не мой день! Все идёт будто по какому-то коварнейшему замыслу самого дьявола.

Острая, тянущая боль пронизывает насквозь, задевая каждый чувствительный, поддающемуся отклику импульс. Зажмуриваюсь, потираю ушибленную поверхность, глаза застилает непроглядная пелена вновь проступивших слез. Громко хнычу.

— Тише, тише, — быстро подлетает Громов — старший, протягивает руки ко мне, пытается перехватиться удобнее, поднять с холодной, мокрой земли, — сейчас я тебе помогу!

— Не смей, — ударяю по вытянутым кистям, отталкиваю мужчину в сторону, как можно дальше от себя, гневно шиплю, — не смей даже прикасаться ко мне!

Мерзко, противно! Он только что трахал свою невесту, не задумываясь ни о чем, а сейчас, поглядите — ка, доблестный рыцарь в сияющих доспехах, вызвался помочь попавшей в беду барышне.

— Я сама справлюсь! — набираюсь сил, стискиваю зубы, морщусь от невероятной, раздирающей боли, но все же кое — как приподнимаюсь, превозмогая боль.

И ведь справилась! Пусть дольше, тяжелее, но сама! Без чьей — либо не бескорыстной помощи, теперь уже от Виктора не жду чего-то хорошего. Интересно, его невеста заснула? Вымотанная изнурительной физической подготовкой, скачками рандеву, а Громов — старший вышел на перекур? Не спалось, завидел мой удаляющийся силуэт и поспешил последовать следом? Движимый шквалом появившихся вопросов.

— Что ты тут делаешь? — зло шипит он, явно недоволен моим необдуманным, глупым поступком, — какого хрена до сих пор не спишь, а поперлась в самую гущу леса? Ты совсем ебанутая? — почти кричит мужчина, все больше выходя из себя, — не знаешь, что тут опасно и идёт дождь?! Какого хера, Катя?

Подходит вплотную, дергает на себя, с силой встряхивает, массивные ладони больно сжимают плечевой сустав, длинными пальцами впиваясь, до красных отметён, в мягкую кожу. Причиняя дикий дискомфорт.

— Отпусти, мне больно, — безуспешно пытаюсь освободиться, тщетно! Только лишь увеличиваю давление мужских пальцев, — отпусти, говорю тебе!

— Я ещё раз задаю вопрос, — ледяной тон заставляет поёжиться, — Какого хрена ты вытворяешь? Почему не в особняке, не рядом с женихом? Не в его тёплых объятиях, а пребываешь тут, под проливным дождем в чертовом, промозглом лесу!

Кто он такой, чтоб смел подобным тоном разговаривать со мной? Должна испугаться от натиска звериной хватки и исказившегося разъярённого лица, но заложенные издавна инстинкты, вовсе не ведут к самосохранению, а лишь подталкивают ближе к пропасти. В данный момент Виктор напоминает остервенелого отца, желающего причинить очередную боль, нанести увечия моему телу.

— Отпусти, сказала же, — вскрикиваю, заношу свободную руку в воздух, беру разгон и наотмашь ударяю по — красивому лицу, отвешивая увесистую пощёчину.

Рука тяжелая, она горит огнём, звонкий шлёпок звучит громче шумов природного явления, разражаясь гулким эхом по всему периметру.

Виктор замирает, играет желваками, долго и изнурительно смотрит на меня, борется с нарастающей яростью, определенно самым высоким чувством. Достаточно резко отстраняется, потирает пылающую щеку. Мне легче не стало, совсем ни капельки, но закралась одна, маленькая ликующая частичка моей души.

??????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????? — Больше никогда не смей так делать, — угрожающе рычит, разворачивается ко мне спиной, раздраженно и напряжённо смотрит по сторонам, — из-за тебя, Дура, мы потерялись!

Ошарашено моргаю глазами. Отлично! Я теперь ещё и дура. Ярость клокочет внутри, стремится вырваться наружу. Несмолкаемый словесный поток вот — вот грозит выплеснуться, уж тогда этот Козел, узнает о себе все, в мельчайших деталях и радужных красках.

— Я — Дура? — перебороть внутреннее негодование не в силах, совершаю уверенный шаг в сторону Виктора, совсем забываю о недавнем падении.

Неожиданно прорезает нестерпимая боль, будто в ногу вошёл острый гвоздь или резец. Ахаю и склоняюсь вниз.

— Вот же, — мужчина вовремя успевает подхватить меня и приподнять на своих сильных руках, удерживая навесу мою невесомую массу тела, поудобнее перехватывается, устраивая в оберегающем коконе, будто маленькое дитя, — Катя, с тобой одни проблемы!