Стилист (СИ) - Лось Наталья. Страница 15

— Пусть сыплет подольше, — вздохнула Маруся.

— Пусть, — еле слышно отозвался он.

17. Пункт назначения

Машина уперлась в сетчатую ограду. При свете фар угадывался аккуратный двухэтажный домик в глубине сада. Юрик уверенно нащупал замок на калитке и ступил на нетронутое снежное пространство, приглашая за собой Марусю.

«Не то что наша Асинская халупа», — успела подумать она, как из глубины участка выскочил огромный рябой дог. Рявкая, он легко срезал угол палисадника, перемахнув через штакетник, и помчался, не снижая скорости, прямо на них.

Маруся закричала от страха, повалилась в снег и закрыла голову на тот случай, если этой собаке Баскервилей захочется начать с неё. Но зверь выбрал Стилиста, встал во весь рост, положив свои лапы ему на плечи. И начал с лица.

Маруся зажмурила глаза. Она слушала смачное чавканье и прерывающийся радостный голос Юрика:

— Здравствуй, Бекон. Как хорошо, что ты меня помнишь, ну, хватит уже, обслюнявил меня всего.

Открылась дверь в доме, и чья-то длинная тень в прямоугольнике света замерла на пороге.

— Неужто ты? — прозвучал растерянный вопрос. — И с тобою — дама?

Маруся с опаской поглядывала на зверя, который с лаем месил снег вокруг них. Она попыталась встать, но дог решил, что с ним играют, и с наскоку повалил её обратно в снег.

Наконец хозяйке удалось отогнать собаку от гостей, и пёс первый помчался в дом, приглашая за собой.

— Идите-ка руки мойте. Сейчас накормлю. Собаку закрыла в комнате, короткошерстный, на улице мёрзнет. Приходится держать дома. Сейчас попривыкнет, успокоится.

Хозяйке было за пятьдесят, но выглядела моложаво, стильно. Светлые волосы высоко собраны на затылке шпильками. Удивительного кроя халат с разноцветными карманами удивлял своей элегантностью.

Стилист медленно продвигался в обрывках своих воспоминаний. И не находилось никакой подсказки — кто их встретил. Собаку вспомнил, а хозяйку — нет.

«Кто она Алику-Юрику? — рассуждала про себя Маруся. — Ну, на мать точно не тянет. Слишком холодно встретила, осторожно. Скорее всего, и дом этот ему надо вспоминать по фрагментам».

Глядя, как Стилист мечется в поисках двери в ванную, прямо спросила:

— Где тут у вас вода, туалет?

Повела его за собой, как ребёнка, за руку.

За столом висела какая-то ненормальная тишина: никаких разговоров, вопросов. Наевшись горячего плова, Стилист заснул на диване.

Женщина поманила Марусю в небольшую комнату, где с трудом умещались швейная машинка, очень старое кресло, закрытое клетчатым одеялом, длинный узкий стол для раскроя и разъёмный манекен. Хозяйка предложила Марусе кресло, а сама ловко уселась на стол, свесив ноги в зелёных домашних туфлях, расшитых пуговицами. Уставилась немигающими глазами.

— Ну, что? Со старым покончено? Сколько вы вместе? Где он тебя такую нашёл? — она достала из кармана халата сигареты и собралась закурить.

— Спасибо, я не курю, — остановила её Маруся.

— А мне очень хочется… Такое событие…

— Ну, курите. Потом поговорим, — Маша с трудом выбралась из объятий кресла. Не дожидаясь разрешения, сняла со спинки одеяло, понесла к дивану, где спал Юрик. Укрыла ему ноги. Легким движением провела ладонью по его лбу, будто проверяя, нет ли жара. Вернулась в комнатку, где хозяйка курила в форточку.

— Воспитывать любишь? — усмехнулась та.

— Да нет. Просто дыма не переношу, — пожала плечами Маруся.

Она сейчас явно чувствовала, что её оценивают, и оценка эта «так себе».

«Ну, уж какая уродилась!»

— Не нравлюсь вам? — спросила с вызовом.

— Да нет, уже нравишься, если Юрку в другую веру обратила.

— Вы кем ему приходитесь? Вижу, что не мать, — смело заметила Маруся.

— Тётка я ему. Тётя Женя. Евгения Ивановна. Он у меня тут жил долго, в школу деревенскую ходил, из городской его мать забрала, там трудности были. Стресс и всё такое. Своих детей у меня нет. Он — самый близкий, самый родной. Я лечила его мелкие проблемы — ветрянка, ногу вывихнул, двойку получил. А у него зрела другая, куда серьёзнее, и я с ней не справилась.

Бекон царапал дверь, просил, чтобы его выпустили.

— Ты собаки боишься? Надо его выпустить из заточения, а то лаять сейчас начнёт, Юрку разбудит, — заволновалась Евгения Ивановна.

Маруся вжалась в кресло, и дог, цокая когтями, вошёл в комнату, обнюхал её и улёгся под столом, выставив в проход длинные ноги.

— Да, если бы не Бекеша, я бы пропала. Тут заводчики через дорогу живут. Они элитных щенков выращивают, а этот окрасом не вышел, и соска у сучки для него не хватило, большой помёт был… Приехали из собачьего клуба выбраковывать. То есть топить в ведре. Хорошо, что жена заводчика, женщина сердобольная, отдала нам Бекешу. Мы его с Юркой из пипетки кормили каждые два часа. Витамины, прививки, фарш с рынка. Сами того не ели, как его растили. Вон какой красавчик.

Дог лежал, положив морду на лапы, и внимательно следил за Марусей.

— Мне кажется, он хочет меня съесть.

— Да ты просто на его месте сидишь. Он в этом кресле спит. Привык к нему с детства. А теперь не помещается. Бывает, ночью спросонья падает с него. Так что будете спать — не бойтесь грохота. Это наш Бекеша с кресла свалился.

— Придётся переместиться, ведь не знаешь, до каких пор он такой вежливый, — Маруся встала и потрогала столешницу, на которой сидела тётя Женя. — Меня выдержит?

— Да, вполне, не то что эти современные. Ещё от моей бабушки. У него история есть. В оккупированном Минске во время погромов она увидала, как этот стол плыл по Свислочи. Не умея плавать, прыгнула в воду и добыла его. И волоком домой притащила.

Бекон неуклюже выбрался из-под стола и взгромоздился на любимое кресло, свесив голову с мягкого подлокотника. Ноги у него не помещались, лапы постоянно сползали и скребли по полу.

«Если эта толстуха хочет изменить Юрку — ей необходимо быть в курсе», — подумала тетка и с трудом начала запретную тему, которая отравляла её жизнь.

— Племянника мне привезли после нервного срыва. В школе над ним издевались. Матери ничего не рассказывал. Она поначалу его к докторам водила, мол, кричит по ночам, перестал учиться, уходит с уроков. Успокаивали нас: возраст переходный. Мать на хорошей должности в райисполкоме работала, курировала детские комнаты милиции. Однажды, знакомясь с делом одного из главарей местной шпаны, узнала в потерпевшем приметы своего сына. Дело закручивалось так, что вроде Юрка не потерпевший, а, наоборот, малолетний извращенец. Участники происшествия — уже здоровые кони, по которым плакала колония, — имели влиятельных родителей. Сестру ещё до разбирательства вызвали на ковёр с предложением покинуть структуру, так как матери гомосексуалиста не место работать среди честных и праведных чиновников. Она поменяла профессию, а Юрку привезла ко мне.

В местной школе он с трудом отсиживал уроки и безвылазно сидел в своей комнате. Никого не хотел видеть. Два раза приезжала мать, он ей даже дверь не открыл. Она ж его не защитила, а в ссылку ко мне отправила!

Кукол любил наряжать. Я умилялась, как он здорово это делает. А его надо было в какую-нибудь суровую секцию отдать — фехтование, карате, футбол.

В десятом отказался ходить на уроки физкультуры. Я пробовала выяснить: с чего бы? Учитель физкультуры мне не понравился. Грубый солдафон. В конце нашего разговора объявил: «Чистоплюям, педикам и хилякам не место в нашем обществе». Я поинтересовалась: это что, про Юру? «Вот именно», — ответил и цыркнул слюной себе под ноги.

До сих пор морда его красная перед глазами…

Евгения Ивановна замолчала, и мелок, который она держала в руках, вовсе раскрошился, припорошив пол под столом.

Чем больше тетка рассказывала про жизнь Стилиста, тем ярче разгорались в Марусиной голове ненавистные воспоминания о своей школе: грубых и жестоких шутках одноклассников, полнейшей беспомощности перед удачливыми мерзавцами, которые травили её, стараясь довести до истерики. Она научилась держать круговую оборону — огрызалась, ядовито подкалывала, могла шутя дать по соплям с неприятными последствиями для жертвы. А этот? Мямля. Терпел.