Стилист (СИ) - Лось Наталья. Страница 8

Маруся достала из пакета тапочки и брюки, в которых бессознательного Стилиста тащили по лесу. В потайном карманчике обнаружилась квитанция из автосервиса.

Про женскую логику напрасно иронизируют. Через полчаса бухгалтерша знала точное имя владельца белого мерседеса, уладила вопросы с задолженностью парковки и села за компьютер, чтобы на просторах интернета собрать максимальную информацию про Юрия Антоновича Латуна — одного из лучших стилистов вселенского масштаба. О нём писали модные журналы, у него брали интервью, он участвовал в международных фестивалях.

Она разглядывала фотографии известных людей в обнимку с симпатичным парнем с вздыбленным разноцветным чубом. Его окружали удивительно красивые девушки и неотразимые мужчины. В это особое общество Марусе никогда не добыть пригласительного билета. Да и на фиг ей! Адаптация Стилиста, проходящая в форс-мажорных условиях, полностью зависела от неё. Оставалось только самое малое — чтобы Стилисту понравилось в новой жизни. А вдруг понравится. Люди живут везде!

9. Лучшая воспитательница

Юрик лежал на большой супружеской кровати Марусиных родителей. Он привыкал к рыжим, с тропическими цветами обоям мерзкого качества, растопыренной люстре, которая назойливо попадалась на глаза, и доброй тётке с ласковыми руками, которая кормила его, поила и водила в туалет. Порой ему казалось, что он в детском саду. Ждал, когда ему дадут пластилин. Он очень любил лепить.

Почти весь день он оставался один и очень скучал. Его извилины теперь закручивались совсем по-другому, и, собирая в целое какие-то осколки прежних впечатлений, он пытался вспомнить хоть одно знакомое лицо или голос. Дотянувшись до тумбочки, Юрик взял шариковую ручку и все пять часов одиночества рисовал на рыжих обоях куда достала рука. На тропических цветах он изображал тараканов, вкладывая в свой рисунок всю ненависть и к обоям, и к стоптанным тапочкам из этого дома, и тренировочным штанам, которые особо люто ненавидел. Через некоторое время он отметил про себя, что умеет сидеть на кровати, может встать и даже ходить без чьей-то помощи. Это так подняло настроение, что в тараканьей галерее он изобразил персонажей покрупнее: свинью, которая больше походила на собаку, и собаку, очень смахивающую на свинью. Они различались только по хвостам. У одной животины он закручивался крючком, а у другой напоминал взорвавшуюся петарду.

Потом Юрик немножко попрыгал на кровати и, утомившись, уснул счастливым детским сном.

Маруся, увидев расписанные стены в маминой спальне, совсем не огорчилась, а даже обрадовалась. Её Алик вспомнил, как выглядят тараканы и она сразу догадалась: кто из двух собакосвинов собака, а кто свинья. За ужином Алик удивил ещё больше. Он сам пришёл в кухню и сел на стул, ожидая, когда воспитательница поставит перед ним тарелку с макаронами и сарделькой. Когда блюдо появилось у него перед глазами, Алик-Юрик долго разглядывал его, потрогал носом сардельку, несколько макаронин захватил пальцами и потряс ими, удивляясь их гибкости. Маруся поначалу подумала, что он собирается есть из тарелки руками, или как собака, но она ошибалась. Стилист не пробовал сардельки с самого розового детства и презирал макароны, как мёртвую еду. Он питался свежими овощами, а мясо готовил себе сам по особому рецепту, чтобы не испортился цвет лица и не пугал лишний холестерин.

Юрик решительно отодвинул тарелку.

Маруся достала из холодильника вчерашний борщ и поставила кастрюлю на плиту.

Латун смотрел, как быстро она делала порядок на столе, перекладывала помытые ложки в буфет, расставляла по росту тарелки. Он знал, что его воспитательница самая лучшая из всех воспитательниц. Она не ставила в угол, не ругалась, всегда хвалила. Чтобы выразить свою признательность, не умея произнести слово «спасибо», Юрик, сидя на стуле, обнял за ноги пробегавшую мимо Марусю и уткнулся лицом в её тело, примостив свой нос повыше колен, возле срамного места.

Воспитательница как-то странно обмякла, обняла его за плечи и расплакалась. Юрик испугался, что она расстроилась из-за испорченных обоев, и промычал что-то вроде «больше не буду». Она приняла его мычанье как возможный комплимент себе. Ей никто комплиментов не говорил. Никогда. А вот — на тебе. Эмоции шарахнули, вскипятили кровь, добавили перца в гормоны, и Машино лицо неузнаваемо изменилось. Улыбка обнажила её ровные красивые зубы, зажгла глаза и обнаружила на щеках очаровательные ямочки. Юрик это заметил.

Ночью она спала плохо, фантазировала, как могут развиваться их отношения дальше. Через три недели должна приехать из санатория мать. Как она воспримет в квартире нового жильца? Может, наконец, кончатся постоянные укоры: старая дева, ялаўка (нетелившаяся корова)? Маруся тяжело вздыхала и вызывала в памяти ещё и ещё раз неожиданное объятие на кухне, чтобы вновь жаркая волна закружила голову и сделала её счастливой.

«Его надо прилично одеть», — подумала бухгалтерша и, наконец, провалилась в сны, заполненные высокими неопознанными деревьями, на которых росли яблоки, груши и ананасы. Там звучала красивая музыка, под которую совершались удивительные танцы в невесомости. Маруся летала легкой мотылицей над удивительными деревьями, а внизу на скамеечке тихо отдыхал голый манекен, очень похожий на её подопечного.

Решено было в ближайшие дни сводить Алика-Юрика в ЦУМ и купить на Марусины отпускные сразу все: туфли, брюки и даже пиджак. Там как раз проходила акция «Купляйце беларускае» с замечательными скидками.

10. Забавы и трагедии

Модельки Геля и Лена, с которыми «Карамели» подписали договор на год, очень боялись поправиться или похудеть, чтобы не выпасть из проекта. Каждый день проходил в тяжёлом подсчёте калорий и выпитой воды. Они негласно меж собой соревновались. Каждый лишний грамм означал: «корова, овца, тётухна», ну и все такое прочее, что могло прийти на ум рассерженным и нервным от постоянной голодухи девочкам. Порой споры о том, кто из них стройнее, превращались в потасовки. В остальные дни, без подиума, они очень хорошо дружили между собой и весело развлекались играми на третьем этаже ЦУМа, где продавалась женская одежда.

Поначалу они просто надевали на себя то, что висело в торговом зале на вешалках, и фотографировались в этих нарядах. Но с каждым разом игра становилась более сложной. Она обрастала особыми правилами, со штрафами, поощрениями и обязательным развитием действия. Вот и в этот выходной день Лена и Геля, предвкушая остроту ощущений, направились на свою игровую площадку в ЦУМ.

Геля не любила это глухое безглазое здание с дурацкой башней на углу и дикими красными деталями — крыши, арки. Тяжелый рубленый верх давил на витрины так, что, казалось, они вот-вот брызнут стёклами на мостовую. Даже бронзовые фигурки скульптора Жбанова: «Дети возле туалета» и «Растерянные родители, шарящие у себя по карманам в поисках денег на покупки» терялись в соседстве с необозримым бетоноцементом с узкими бойницами. Флагман советской торговли очень напоминал сооружение оборонного типа с башней для часового, на которой временно сидел бронзовый Меркурий без ружья. ЦУМ как нельзя больше соответствовал тому, что его наполняло — мрачные куртки различных оттенков грязи, фланелевые халаты, охотно закупаемые городскими больницами, трикотаж с просроченным дизайном, блузы и платья, как апофеоз химической промышленности, — из переработанных полиэтиленовых мешков и китайских бамбуковых опилок, щедро украшенные воланами, рюшами, утыканные пластмассовыми стразами. Их яркие цвета, чарующие нетребовательный глаз обывателя, могли быть опознаны даже в тёмных зарослях джунглей в глухую безлунную ночь. Фотографировать в ЦУМе запрещалось. Но в примерочной кабинке, давясь от смеха, модельки снимали друг друга на телефоны, пока какое-нибудь платье «бурачкового» цвета с леопардовыми рукавами не становилось причиной истерики.

Удивительных нарядов висело такое множество, что выдернуть какой-то для примерки из тесного содружества вешалок оказывалось сложно. Лёгкая промышленность родной Беларуси не стояла на месте. Она активно разрабатывала национальный колорит своих жителей, добиваясь, чтобы их жизнь стала ярче, красочнее, веселее.