Сыны мести (СИ) - Баринова Марина Вячеславовна. Страница 26

— А ходить я скоро смогу?

— Несколько дней точно придётся лежать, — ответил Птицеглаз и поднёс мне кружку воды. — Рана ещё слабая. Нельзя, чтобы разошлась.

Я кивнул и жадно присосался к кружке. Выхлебал сразу всю и тут же почувствовал себя лучше. Не зря же волшебный народ ильвов селился у воды. Ибо в воде жизнь.

— Есть хочу, — сказал я, вернув стакан Конгерму. — Что с Броки и Коли?

— Броки похоронили с почестями, — сказал Ормар и потёр глаз. — Коли ушёл вместе с Кровавым Топором на охоту.

— Как он?

Начертатель наградил меня мрачным взглядом.

— А как ты думаешь? — спросил он. — Парень из–за тебя лишился последней родни. Пройдёт много времени, прежде чем он образумится. Лучше не попадайся ему на глаза, пока ты слаб.

Ормар был прав. Сейчас я был для Коли ходячим напоминанием о жестокости и несправедливости. И хотя Верманд сам напросился на смерть, а Броки решил отдать мне долг таким образом, для Коли всё это наверняка выглядело иначе. Мне было жаль парня, но я и правда не понимал, как мог облегчить его боль.

— Где мы? — спросил я, кивнув на очаг.

— В доме старосты Асманда, — ответил начертатель. — Его семья согласилась за тобой приглядывать, пока я буду в отлучке.

— Ты уезжаешь?

— Да. Выхаживая тебя и нескольких местных, я растратил все запасы. Некоторые травы здесь не растут, поэтому мне нужно закупить их в Фисбю. Конгерм пойдёт со мной.

— Значит, я останусь здесь один. Почему ты оставляешь меня у старосты, а не у целительницы?

— Гарда совсем ослабла, — тихо сказал Птицеглаз. — Боюсь, её подкосил обряд обмена. Старуха не сможет за тобой ухаживать. Ей самой нужен присмотр. Вроде кто–то из деревенских согласился присмотреть за ней.

Я вспомнил, с каким недоверием глядели на нас местные жители. Им явно не нравился Кровавый Топор, но они мирились с присутствием его людей, поскольку это давало деревне защиту. Но перед начертателем они испытывали страх, а страх рождал ненависть. И тот ужасный обряд явно не сделал деревенских дружелюбнее.

Ормар, судя по всему, понял, о чём я думал. Наставник наклонился к моему уху.

— Асманду я заплатил серебром, но будь с ним осторожен.

— Что он может сделать?

— Будет ждать любого повода избавиться от тебя. Сдохнет овца — скажут, что из–за нашего колдовства, и выгонят. Кто–то помрёт — обвинят тебя и колдовство. Пока я здесь, никто не посмеет тебя тронуть, потому что они страшатся меня. Но ты для них — лишь проклятый мальчишка. Никто, кроме Коли и Халлварда, здесь не знает, кто ты и откуда, и пусть это останется в тайне. — Ормар тяжело вздохнул. — Вряд ли местные решатся убить тебя, но изгонят при первой возможности. Постарайся не навлекать на себя их гнева. И особенно — гнева старосты.

Я усмехнулся.

— И как же я набедокурю, если даже ходить не могу?

— Ты будущий начертатель. Ты мой ученик — а значит, уже умеешь колдовать. Они это знают и считают тебя угрозой. Выкручивайся сам.

Опять эти игры. Я‑то надеялся, что Ормар немного растает после того, как я сразился за него. Но, видимо, даже того, что я чуть не помер, защищая наставника, оказалось недостаточно, чтобы заслужить небольшую поблажку. Из какого ж камня боги сделали нутро этого Ормара Эйрикссона?

Начертатель отодвинулся от меня и выпрямился, собираясь уходить.

— Я видел Гродду, — выпалил я, надеясь привлечь его интерес. — У меня есть вопросы.

Ормар задержал на мне взгляд. Мне показалось, что он даже удивился — лохматая бровь поползла наверх, глаз округлился. Но в следующий миг его лицо вновь приняло бесстрастное выражение.

— Мы с Конгермом выходим на рассвете, — объявил колдун. — Я ещё зайду к тебе вечером, потолкуем.

Когнерм взлохматил волосы и последовал было за Ормаром, но задержался на пороге и помахал кому–то рукой. Спустя пару мгновений в дверном проёме возник силуэт ребёнка — я не мог его рассмотреть, потому как свет бил в глаза.

— Познакомься пока со своей наседкой, — ухмыльнулся Птицеглаз.

— Да ну тебя! — выдохнул я и рухнул на лежак. Силы возвращались слишком медленно. Всего один разговор — и я уже смертельно устал.

— Здоров будь, Хинрик!

Не будь я измотанным болезнью, подпрыгнул бы от неожиданности. Но я лишь вздрогнул и тут же поморщился от боли. Как он умудрился так тихо подкрасться?

Моя наседка оказалась огненно–рыжим мальчишкой лет десяти.

— Я Эспен, — представился он и широко улыбнулся. — Мне поручили за тобой ухаживать.

— Не маловат для такого? — прокряхтел я, переворачиваясь, чтобы лучше его разглядеть.

Тощий, руки–ветки. Рваная рубаха. Круглое, как полная луна, веснушчатое лицо. Живые умные глаза. Мальчишка как мальчишка.

— А тебе не рановато пузо дырявить? — огрызнулся он и тут же снова улыбнулся. — Я сын старосты, самый младший. За тебя хорошо заплатили, а мой отец деньги любит.

— Это видно. — Я обвёл рукой воздух. — Дом у вас славный.

— Ага. И старый. Мы здесь живём с самого основания. Есть хочешь? Мне сказали, тебе можно давать похлёбку. Только надо перетереть всё мясо и коренья, чтоб у тебя с голодухи кишки не завернулись. Погоди, сейчас…

Эспен тараторил и бегал по залу так быстро, что у меня перед глазами всё замельтешило. Да, повезло мне с помощником. Уши свернутся раньше, чем солнце закатится. Хотя можно просто попробовать не разговаривать с ним — может поймёт намёк. Но это вряд ли.

Мальчишка тем временем успел попробовать варево, получить затрещину от высокой рыжеволосой девицы за то, что полез в котёл грязной ложкой. Не сбавляя скорости, он свернул башню из приготовленных мисок, за что получил ещё одну зуботычину и порцию ругани, ошпарился, сбегал за ступой, перелил в неё похлёбку и принялся толочь мою еду в кашицу, разбрызгивая капли во все стороны.

— Вот! — Покончив с работой, Эспен с гордым видом протянул мне миску. — Изволь пожрать, малахольный.

— Ты где таких слов набрался?

— Ну так мы не на краю света живём, — оскорбился мальчишка. — А малахольным меня всегда отец кличет. Слабый я, говорит. Ни на что не гожусь. Но от него вообще доброго слова не услышишь.

Рановато староста записал сына в никчемыши. Парень местами был неуклюж, но умел красться и двигался быстро. Дай ему в руки оружие и приставь к тому же Кровавому Топору — и у деревни появится достойный защитник. Я в его возрасте таким пронырой не был.

— Не бери в голову, — попытался утешить я. — Отцы всегда суровы.

Эспен отмахнулся.

— А я и не беру. Ты когда встанешь?

— Не знаю. Несколько дней точно придётся поваляться.

Малец приуныл.

— Жаль.

— А что?

— У меня так–то кроме тебя ещё работа есть. — Эспен принялся загибать пальцы. — Овец пасти, травы собирать, загон чистить…

— А я — обуза, так?

— Ага.

— Ну так оставь меня здесь и иди работать, — предложил я. — Здесь тепло и хорошо.

— Ну да, конечно! Вдруг ты опять помирать соберёшься, а меня рядом не будет? — Эспен испуганно огляделся по сторонам и перешёл на громкий шёпот. — Твой колдун меня потом в лягушку превратит!

— Не превратит, — улыбнулся я. — Разве что принесёт в жертву кому–нибудь из богов.

— Вот и я о чём! Вас после того, что вы в овраге учудили, вся деревня боится. А мне рано помирать, я должен вырасти и стать воином. Да и сестре с отцом надо помогать…

Я едва не расхохотался. Видимо, Эспен принял мои слова за чистую монету, а я не стал его разубеждать. Меньше шансов, что пронырливый малец решит пошарить по моим карманам. Хотя брать у меня, прямо скажем, было особо и нечего. Но отказываться от возможности немного повеселиться я не собирался.

От разговора нас отвлекло оживление на улице. Сразу несколько голосов о чём–то спорили, кто–то низко захохотал — мне показалось, что это был Халлвард Кровавый Топор. Эспен тоже навострил уши.

— Глянешь, что там за шум? — попросил я.

— Ага.

Эспен подбежал к выходу и выглянул за порог.

— Охотники вернулись! — широко улыбаясь, возвестил он. — С хорооошей добычей. Сегодня будет мясо.