Прости, если сможешь (СИ) - Морейно Аля. Страница 26
Макс позвонил на следующий день и предложил заключить у нотариуса договор о месте проживания Милы. Главной проблемой было то, что я не доверяла Максу. Мне всё время казалось, что он что-то затевает. Я выискивала в каждом его слове двойной смысл и пыталась понять, где кроется подвох. А потому не стала принимать важных для меня решений без консультации с юристом.
При встрече Паша заверил меня, что нотариальный договор — это хорошая альтернатива. Но я всё же решила отозвать иск лишь после подписания этого договора и получения на руки своей копии.
Макс записался к нотариусу на субботу. Детей мы решили оставить неподалёку от нотариальной конторы с Еленой Степановной. Я волновалась, согласится ли Мила. Заранее настроила дочь и договорилась с ней. Объяснила, что мы с папой пойдём за важной справкой, в которой напишут, что Мила будет жить с мамой, и папа не сможет больше увозить её без спроса. Дочку это устроило.
В назначенное время мы подходили к месту встречи. Мила счастливо вышагивала в новой розовой курточке, которую принёс ей Макс на днях. Она была дочке слегка великовата, но та категорически отказалась отложить обновку на следующий год и настояла на том, чтобы надеть сегодня. Куртка и впрямь была очень красивая. Я смотрела на сияющую дочку, и у самой настроение поднималось, а рот непроизвольно расплывался в улыбке.
При встрече Дима тут же оттянул за руку Милу в сторону и начал что-то шептать ей на ухо. Елена Степановна поздоровалась со мной и с улыбкой наблюдала за детьми, ожидая, когда они насекретничаются и обратят на неё внимание, чтобы познакомиться. Нам нужно было их оставить, поэтому мне пришлось прервать секретный разговор.
— Мила, нам с папой нужно ненадолго уйти. Познакомься с Еленой Степановной. Она — Димина няня, я тебе о ней говорила. Вы втроём немного погуляете, пока мы с папой зайдём вон в ту дверь. Хорошо?
Дочка, увлечённая разговором с братом, неохотно повернулась.
— Хорошо-хорошо, мамочка. Я буду послушной.
Пока мы не вошли в здание, я несколько раз оглядывалась. Мила всё также о чём-то увлечённо беседовала с Димой, а Елена Степановна за ними наблюдала.
Я волновалась. Когда мы ждали под дверью кабинета, Макс это заметил.
— Почему ты волнуешься? Мы же всё обсудили. Договор стандартный. Ты его сейчас ещё раз спокойно перечитаешь. Всё, что вызовет сомнения, ты сможешь обсудить с нотариусом.
— Макс, скажи, в чём подвох? Ты ведь что-то затеял?
— Аня, никакого подвоха. Я виноват перед дочерью и пытаюсь исправить свою ошибку.
— А как же твоя идея-фикс о мести мне?
— Мы договорились в наши отношения Милу не вмешивать.
Я хотела было выразить своё недоверие, но нас пригласили в кабинет. Там нам дали ознакомиться ещё раз с подготовленным для нас договором. Текст был типовым, мне его Паша уже показывал, и мы с ним все пункты детально разобрали. Ничего нового или опасного для себя я там не заметила.
— Скажите, пожалуйста. Если мы сейчас подпишем этот договор, то будет ли у отца какая-то другая возможность забрать у меня дочь?
— В договоре прописано, что он должен быть пересмотрен, когда дочери исполнится 10 лет, а затем — 14 лет. И тогда ваше решение вкупе с её мнением может стать другим.
— А до того?
— Он всегда может подать в суд и потребовать изменить место проживания ребёнка.
Паша мне об этом говорил. Все эти договора и даже решения суда не были панацеей и не могли в полной мере обезопасить меня от действий отца Милы. Но имея на руках такой договор, я хотя бы в данный момент получала необходимые мне права на дочь. Поэтому я дрожащей рукой поставила свою подпись.
Когда мы выходили, Макс сказал:
— Я — не такое чудовище, как ты думаешь. Даже несмотря на твоё подлое предательство в прошлом, я готов идти тебе на уступки ради благополучия нашей дочери. Но я тебя предупреждаю, что этот договор будет действовать лишь при условии, что ты будешь одна. Если я увижу рядом с моей дочерью постороннего мужика, я сделаю всё, чтобы забрать её. Я не буду её ломать, но приложу все усилия, чтобы она сама захотела уйти от тебя.
— Ты опять мне угрожаешь?
— Нет, просто заранее оговариваю условия нашего дальнейшего совместного родительства. Поверь, ты — последняя женщина, от которой я бы хотел иметь ребёнка. Но раз уж так сложилось, то нам обоим придётся идти на некоторые компромиссы ради дочери.
Этот разговор не на шутку меня разозлил. Как он вообще посмел требовать от меня отказа от личной жизни? Почему я должна была лишать себя возможности выйти замуж и построить семью?
— Тебе не кажется, что ты слишком много от меня требуешь? И ты, и я, вполне возможно, со временем попытаемся построить семьи.
— Аня, а ты почитай в интернете, как ведут себя некоторые отчимы с падчерицами! Я даже теоретической возможности этого не допущу!
— Почему ты думаешь, что меня могут окружать только такие уроды, как ты с Глебом?
— Аня, почему ты каждый разговор о Миле сводишь к прошлому? Я же сказал: дочь в наши с тобой разборки мы вовлекать не будем.
— Потому что всё это выглядит так, будто ты всех меряешь по себе.
— Прекрати. Я перед тобой извинился и объяснил, почему так себя тогда повёл. Что мне ещё сделать, чтобы ты перестала меня этим попрекать?
— Ладно, давай закроем пока эту тему. Мы всё равно не придём к общему знаменателю. Я пока не собираюсь выходить замуж. И просто приводить кого-то домой тоже.
— У тебя кто-то есть?
— А это уже моё личное дело, это тебя не касается.
— Ошибаешься, очень даже касается. Я хочу знать, кто проводит с моей дочерью время.
— Успокойся, никого я к дочери не вожу.
Мы подошли к детям. Они прыгали возле лавочки, на которой сидела Елена Степановна.
— Мамочка, Дима сказал, что мы пойдём на карусели!
Мы с Максом заранее об этом не договаривались. Но вряд ли сейчас стоило демонстрировать какое-то недовольство. Раз Мила хотела, значит, надо было идти.
— Папа, мы идём?
Макс отпустил Елену Степановну, и мы поехали катать детей. Настроения развлекаться совсем не было. Хотелось завалиться дома на диван с чашкой сладкого чая и оплакивать свою жизнь. Предъявлять претензии было некому — я сама была во всём виновата. И день за днём вот уже сколько лет платила за свою ошибку.
Наверное, не надо было злить Макса. Стоило сказать, что отношений с мужчинами у меня нет и, скорее всего, никогда не будет. Мне хватило одной неудачной попытки и последовавшей за ней депрессии. Больше экспериментировать не тянуло.
После случившегося почти шесть лет назад я не подпускала к себе мужчин довольно долго. Я их боялась. Мысли об отношениях с ними вызывали у меня панику, поэтому я, как могла, избегала этого. Благо, коллектив на работе у нас был преимущественно женский, а родители моих учеников держали дистанцию.
Я познакомилась с Сашей, когда Миле было чуть больше трёх лет. Он мне неожиданно очень понравился, и с моей девочкой ему удалось найти общий язык. Мы проводили вместе много времени, он красиво ухаживал за мной — дарил цветы, не скупился на ванильные слова, носил Миле игрушки. Моя истерзанная жестокостью бывшего душа плавилась от восторга. Но когда пришла пора переходить на следующий этап отношений, я поняла, что не смогу.
Мне даже визиты к гинекологу давались нелегко. А позволить впустить в себя мужчину мой организм категорически отказывался, несмотря на сильное влечение и возбуждение. Влагалище непроизвольно болезненно сжималось, не пропуская вовнутрь даже палец, и повлиять на этот спазм было невозможно. Думала, я с этим как-то справлюсь, надеялась, что в нужный момент ласка и такт Саши помогут мне расслабиться, но ничего не получилось. Спустя непродолжительное время и несколько провальных попыток Саша извинился и сказал, что такие отношения его не устраивают. Уходя, он посоветовал мне обратиться к врачу. Я очень не хотела его терять, поэтому, не откладывая, побежала в клинику.
Врач оказалась очень внимательной и всё подробно мне объяснила. Главное, что я поняла, — после изнасилования у женщин такая реакция организма случается. Эта болезнь возникает по разным причинам, она — не приговор, всё поправимо, но необходимо лечение, само по себе это не пройдёт. Увы, предполагаемая стоимость лечения оказалась заоблачной. Саша помощи мне в этом не предложил, и мне ничего не оставалось, как отложить решение этой деликатной проблемы до лучших времён.