Воробей, том 1 (СИ) - Дай Андрей. Страница 2

- Извольте следовать за мной, Герман Густавович, - процедила сквозь плотно сжатые зубы императрица, когда двадцать третьего утром слуги подняли меня с колен у постели почившего Николая. - Ныне нам надобно поговорить.

И я, пошатываясь на слабых, будто бы не своих ногах, поплелся следом за шелестящими по паркету юбками императрицы. Как в тумане. В мареве. И если бы не тот, вдруг снова вселившийся в меня некто, не видел бы и не слышал ничего вокруг.

- Взгляните на это, сударь, - холодно, или даже - безжизненно, выговорила Минни, протягивая мне свернутый и прошитый бело-золотой нитью с красной печатью лист плотной, гербовой бумаги. - Вы вообще способны сейчас мыслить?

- Да-да, Ваше Императорское Величество, - дернулся, словно бы очнувшись, поспешно пробормотал я. И оглянулся, чтоб выяснить как много вокруг свидетелей моего постыдного поведения. И едва сдержался, чтоб кроме как легким движением брови не выдать свое удивление тем обстоятельством, что в кабинете императрицы никого, кроме нас и доверенного секретаря Никсы, добрейшего Федора Адольфовича Оома не оказалось.

- Берите же, Герман, - нетерпеливо качнув документом, кажется, более мягко напомнила Минни. - Сейчас я не стану передавать вам, мой рыцарь, все бумаги, что оставил для вас Он…

Она запнулась, прикусив губу. Сколько же раз я пребывал в восхищении от ее умения владеть собой! Ныне она тоже справилась с накатившими чувствами за какую-то минуту.

- Никса считал их очень важными, те бумаги. Но теперь вы должны прочесть это.

Ее руки дрожали. Я это понял, только когда вдруг выяснил, что и моя ладонь слегка вибрирует. После бессменного трехдневного бдения у постели умирающего, в членах совершенно не оставалось сил. На счастье мозг продолжал работать. Удивительно четко, механически, безотказно, эффективно.

Перевитым шелковой нитью грамотой оказался последний Манифест почившего государя. Им Николай Второй до исполнения наследнику престола шестнадцати лет, назначал Регентом Империи свою супругу, Ее Императорское Величество, императрицу Марию Федоровну.

Вполне ожидаемо и совершенно невероятно, хотя и чрезвычайно желательно, как мне тогда казалось. Дагмар в курсе всех дел и начинаний Никсы, и ей не пришлось бы терять время на ознакомление с положением дел в Империи. Это, во-первых. А во-вторых, если бы мне удалось сохранить за собой пост товарища Председателя Комитета министров по гражданскому управлению, ее регентство здорово облегчило бы жизнь. Уже и не вспомнить - сколько раз в наших с Николаем спорах по тому или иному поводу, императрица принимала мою сторону. Что, зачастую, и склоняло чашу весов в пользу предложенного варианта.

Кругом хорош этот, прощальный, манифест. Если, конечно, не считать, что обнародование этой императорской воли легко может привести страну к полному бардаку. Или, не дай Бог, еще к чему-нибудь похуже. Вроде табакерки или шелкового шнура и тихого дворцового переворота, который сметет и Дагмар, и маленького, восьмилетнего, цесаревича Александра Николаевича. И вашего покорного слугу заодно. Потому как ни братья почившего царя, ни дядья, ни высшие вельможи никогда не смиряться с главенством датской принцессы. Я не говорю о том, что по Закону женщине вовсе не разрешено править в Российской Империи вперед мужчин. И о том, что Манифестом семидесятого года, на случай скоропостижной смерти Императора Николая, правителем страны объявлялся Великий князь Александр Александрович, а императрица Мария Федоровна - опекуном маленького Шурочки.

В голове немедленно промелькнули лица людей, от доброй воли которых может зависеть - достанется опустевший трон вдове Николая, или нет. Члены императорской семьи, предводители тех или иных придворных партий, министры, военачальники, крупнейшие фабриканты, купцы и землевладельцы. Члены пресловутых Английского и Яхт-клубов. Те, к чьему мнению прислушиваются, за кем "в килевой струе" следуют господа попроще.

Не слишком-то их и много, этих весьма важных господ. Пожалуй, что и пальцев рук хватит, чтобы всех перечислить. Не считать же обладающим достаточным весом во внутренней политике, или обладающим столь уж значительным влиянием при дворе, чтоб ниспровергать властителей, того же Валуева! В семьдесят втором Петр Александрович занял кресло министра Государственных имуществ, и оказался весьма полезным на этом посту. Хотя бы уже тем, что всегда послушно исполнял распоряжения Комитета, и принципиально не обсуждал, с кем бы то ни было проводимые нами реформы. О Валуеве говорили, что он, как верный слуга царя, и вовсе не имеет своего мнения. Мне было со всей достоверностью известно, что это всего лишь досужая болтовня недоброжелателей. Министр умел быть изобретательным и находчивым. Но вот харизмы, умения настоять на своем ему действительно недоставало.

Другое дело - Шувалов! Вот в ком энергии - на троих. Военный человек до мозга костей, не обладающий знаниями ни в экономике, ни в юриспруденции, все те годы, что пребывал начальником Третьего - Общественного благочиния и порядка - отделения Службы Имперской Безопасности, непрестанно пытался вмешаться в ход идущих в Державе преобразований. Неустанно собирал какие-то партии, затевал акции и подговаривал виднейших журналистов на какие-то совершенно неуместные выходки. За что, в итоге, и поплатился. От службы в СИБ отставлен, и отправлен в почетную ссылку - послом Империи в Великобританию.

Жаль, что не на Марс какой-нибудь. Потому как этот человек воцарению Марии Федоровны станет противиться изо всех сил. Хотя бы уже потому, что датчанка принимала активнейшее участие в деятельности покойной Елены Павловны, а Шувалова пропагандируемые Принцессой Свобода принципы социальной справедливости попросту бесили до ядовитых слюней. То, что в своих полтавских имениях Великая княгиня дала крестьянам волю еще до Манифеста шестьдесят первого года, и что именно оценка благосостояния тех крестьян послужили для вечно колеблющегося Александра последней каплей для подписания судьбоносного документа, теперь ляжет черным пятном и на Марию Федоровну.

И в этой борьбе против Ее величества Регента, Шувалова охотно поддержит немецкая партия – серая, вездесущая тень за плечами всех Государей Российских, с Петра начиная. Им датчанка, ни на секунду не забывающая об унижении ее первой Родины от Пруссии, на троне Восточного Колосса не нужна. Николай и так уже, в сравнении с Александром Вторым, несколько отдалился от Берлина. Нет, русская дипломатическая служба продолжала поддерживать устремления рожденной на земле побежденной Франции, в Версале, Германской империи. Слишком много общих интересов. Слишком многое связывает два Великих народа. Но и "душа нараспашку" Александра Николаевича, плавно сменилась Николаевским равноправным партнерством.

В семьдесят первом, когда армия Франции капитулировала под напором прусских штыков, а Наполеон Третий отрекся от престола, мы, Россия, здорово поживились на плодах чужих побед. Начиная с денонсации Парижского трактата, запрещавшего прежде иметь нам флот и крепостные сооружения на берегах Черного моря, и заканчивая новыми таможенными пошлинами. Берлин обложил Париж такой контрибуцией, что экономика Германии получила знатного пинка, и просто не могла не развиться. А ведь мало произвести! Нужно еще и продать! Немецкие товары хлынули на рынки России. Как было не снять сливки и не защитить отечественного производителя?

Бисмарк с Вильгельмом зря решили именно так реформировать валютную систему молодой империи. Тем более - зря, что не удосужились посоветоваться с нами. Представляю, какой удар бы нам нанес переход Германии с серебряного стандарта на золотой, если бы мы, что называется: ни сном, ни духом об этом не подозревали. Благо, служащие созданной в шестьдесят девятом на основе Третьего отделения СЕИВ канцелярии Службы Безопасности Империи не даром едят свой хлеб. О планах немцев нам стало известно задолго до реальных реформ, и поздней осенью семьдесят первого газеты печатали на одной своей странице сообщение о введении единой германской денежной единицы - золотой марки, а на другой - Манифест Государя Императора об изменении закона о взимании таможенных пошлин с ввозимых в Империю товаров. Сборы с высокотехнологичных товаров, вроде паровозов, оружия и станков были увеличены в десять раз. Причем оплата с тех пор должна была производиться в валюте страны - где товар был произведен. И немецкие фабриканты, желающие продать свою продукцию в России, обязаны теперь платить пошлины своими goldmark.