Три ангела по вызову - Александрова Наталья Николаевна. Страница 16
Яша смущенно потупился и положил свою находку к ногам хозяйки. Казалось, он хочет сказать ей – почему же дрянь, посмотри, какая замечательная игрушка!
Ирина пригляделась к Яшиной находке.
Это была маленькая фигурка из какого-то темно-зеленого материала.
Фигурка действительно была довольно необычная, и Ирина, достав из кармана бумажную салфетку, подняла ее с земли, чтобы как следует разглядеть.
Это была небольшая нефритовая статуэтка очень тонкой работы, представляющая собой сидящего на троне мужчину в пышном восточном одеянии. На голове у него была чалма, верхняя часть которой откололась. Внимательно приглядевшись, Ирина поняла, что в месте откола статуэтка была просверлена, видимо для того, чтобы повесить ее на металлическое кольцо.
И еще она поняла, что держит в руках не просто статуэтку, а шахматную фигуру, точнее – короля.
– Странно, – проговорила она вполголоса, еще не сформулировав окончательно мелькнувшую в голове мысль.
Ирина завернула нефритовую фигурку в салфетку, спрятала ее в карман и решительно направилась к своему подъезду, на этот раз не обращая внимания на Яшино молчаливое сопротивление.
Леонтий Хвощ проснулся в боевом и творческом настроении. Он вспомнил вчерашнюю блистательную победу над двумя хулиганами, и настроение поднялось еще на несколько градусов. Леонтий поднялся, напевая марш из оперы «Аида», но тут же одернул себя, сообразив, что это непатриотично, и переключился на «Прощание славянки».
Хотелось творить, творить и творить.
Окатившись холодной водой, Леонтий направился на кухню.
Собственно, это не была кухня в общепринятом значении.
Леонтий обитал на просторном, хорошо освещенном чердаке, часть которого была выделена под мастерскую, часть – под спальню и часть – под кухню.
Здесь его ожидало разочарование: холодильник и хлебный шкафчик зияли пустотой. То есть в холодильнике одиноко грустил кусок позеленевшего сыра, но он не представлял никакого интереса – ни как продукт питания, ни как материал для творчества.
А хотелось не только творить, но и есть.
Леонтий вздохнул, смахнул со стола хлебные крошки и высыпал их на подоконник. Здесь, как обычно, ворковали голуби: они знали, что у Леонтия всегда можно чем-нибудь поживиться.
Крути не крути, нужно было идти в магазин.
Леонтий знал в ближайших окрестностях несколько хороших булочных. В этих булочных художника тоже хорошо знали и очень уважали, как постоянного оптового покупателя. Кроме того, отдельные продавщицы питали к нему повышенный интерес, как к мужчине неженатому, самостоятельному и не очень сильно пьющему.
Увидев в дверях художника, продавщица Кристина поправила обесцвеченные волосы, сложила бордовые губы сердечком и пропела сладким голосом:
– Здрасте, Леонтий Кузьмич! За батончиками пришли? Что-то вас вчера не было видно!
– Процессом творческим был занят, не мог прерваться ни на миг! – нараспев продекламировал Леонтий, придирчиво осматривая содержимое полок.
Говорят, что настоящий скульптор, разглядывая бесформенную мраморную глыбу, уже видит в ней будущую статую. Так и Леонтий Хвощ, озирая полки с хлебобулочными изделиями, уже видел будущие художественные композиции. Иная буханка, казалось, уже таила в себе сходство с пресловутым луноходом, в слоеной булочке Леонтию виделись эротические мотивы, но вот этот кривоватый батон... в нем отчетливо просматривалось несомненное сходство с известным деятелем отечественной культуры!
– Вот этот дай батон, Кристина, отменно он, батон, хорош! – потребовал художник, ткнув толстым пальцем в плохо пропеченного уродца.
– Что вы, Леонтий Кузьмич, это же вообще какая-то некондиция! – попробовала отговорить его продавщица. – Лучше вы вот этот возьмите, свеженький...
– Не понимаешь ты в искусстве! – прервал ее Леонтий. – Подай мне то, что я велю!
– Где уж нам уж! – фыркнула обиженная Кристина. – Мы люди темные, в искусстве вашем не разбираемся, зато в хлебе кое-что понимаем! – И она швырнула бракованный батон на прилавок.
Выбрав еще несколько изделий для завтрака и для творческого процесса, Леонтий возвратился домой.
Он поставил на огонь ковшичек для кофе и проникновенным взглядом творца уставился на принесенный батон.
Да, нет никаких сомнений: из этого батона получится замечательный скульптурный портрет выдающегося человека! А если бы еще удалось связаться с ним и уговорить принять участие в очередном перформансе... то есть, попросту говоря, съесть собственное изображение – это может послужить началом замечательной традиции! Это может стать новым словом в искусстве!
Леонтий подумал, что под его творческую идею можно подвести замечательное философское обоснование: известный человек, поедающий свое изображение... змея, пожирающая собственный хвост... древний символ уроборос...
Забыв о завтраке, Леонтий схватил батон и принялся за работу. На него явно накатил приступ вдохновения.
Хлебные крошки летели во все стороны, как вдруг со стороны двери донеслись громкие требовательные удары.
Дверной звонок у Леонтия давно уже не работал, и всех посетителей встречала выразительная табличка: «Стучите!»
Хвощ тяжело вздохнул, отложил в сторону неоконченную композицию и направился к двери.
– Кого принес так рано дьявол, кто нарушает мой покой? – продекламировал он крайне недовольным тоном.
– Сам ты дьявол! – донесся из-за двери раздраженный голос. – А ну открой, козлина! Заливаешь нас! Сейчас дверь будем ломать к чертям свинячьим!
– Собачьим, – машинально поправил Леонтий, открывая дверь. Он был сторонником чистоты стиля.
– Хоть свинячьим, хоть собачьим, хоть индюшачьим! – проговорил, входя, незнакомый человек.
Человек этот был худ, довольно высок и удивительно узкоплеч. Казалось, плеч у него вовсе не было и голова была как-то неаккуратно приделана к узкому гибкому туловищу. Сама эта голова была тоже узкая, как у змеи, с прилизанными бесцветными волосами и маленькими, глубоко посаженными глазками. Зато незнакомец был затянут в узкий черный кожаный плащ и остроносые ботинки.
Войдя, он быстро, как-то нагло огляделся и потянул носом.
– Кофе убегает, – проговорил он, кивнув в сторону кухни.
– Ах да! – кивнул Леонтий и метнулся в кухонный закуток.
Решив кофейный вопрос, он вернулся к двери и спросил:
– Так где у вас протекает?
Под влиянием стресса он неожиданно перестал говорить стихами.
– Не у нас, а у тебя! – поправил его незнакомец.
Только теперь Леонтий увидел, что в его прихожей стояли уже двое гостей. Рядом с прилизанным типом стоял второй – удивительно неприятный человек, весь какой-то потертый и поношенный, с глазами, глядящими одновременно в разные стороны.
Леонтий вспомнил, что это один из тех двоих хулиганов, которых он так славно поколотил накануне вечером, и в его душу закрались нехорошие подозрения.
– Узнал, голуба! – разноглазый нехорошо усмехнулся и облизал губы. – Вижу, что узнал!
– Вы по какому, собственно, делу? – пробормотал Леонтий, попятившись и оглядываясь в поисках какого-нибудь тяжелого предмета. – Вы, значит, не насчет протечки?
– Не насчет, – одобрил прилизанный его догадливость. – И незачем тут глазками стрелять, мы к тебе не шутки шутить пришли!
С этими словами он вытащил из-под плаща черный пистолет с накрученной на ствол болванкой. Леонтий знал по иностранным фильмам, что именно так выглядит глушитель.
– Вы, наверное, ошиблись, – забормотал он, медленно отступая к мастерской. – Вам, наверное, не я нужен... вам, наверное, нужен Мармулис с четвертого этажа...
– Нет, голуба, нам как раз ты нужен! – воскликнул разноглазый, потирая руки. – Как раз ты, а никакой не Мармулис!
Леонтий потянулся было к стоявшему в углу веслу (когда-то у него была идея создать из белого хлеба с отрубями вариацию бессмертной скульптуры «Девушка с веслом»). Однако прилизанный тип чуть заметно повел стволом пистолета, раздался негромкий хлопок, и в лопасти весла образовалась аккуратная дырка.