Четвертый эшелон - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 23
Газета была двухдневной давности, но Сергей все же прочитал ее с интересом. Эти три дня прошли для него словно во сне. Они почти не расставались с Мариной. Когда она дежурила, Белов ходил навещать Гончака. Даже строгая Александра Яковлевна закрывала глаза на это. Ну а после дежурства, поспав немного, они снова встречались и говорили. О чем? Сергей так и не мог вспомнить. Иногда, когда он стоял с Мариной в тамбуре или у окна в коридоре, Сергею казалось, что никакой войны вовсе нет. Просто едут они на каникулы в Баку, и ждут их там две недели счастья.
Но война напоминала о себе на каждом шагу. Напоминала стонами раненых, круглосуточно горящими лампами операционной, напоминала внезапными остановками, на которых солдаты-санитары выносили из вагонов глухо покрытые простыней носилки. Этот поезд вез сквозь ночи бред и стоны, лихорадку и жажду, жизнь и смерть.
В вагоне Гончака к Сергею привыкли. Он перезнакомился со всеми, даже Свиридов перестал обращать внимание на его погоны.
Завтра на рассвете они должны были приехать в Баку. Сергей сидел и ждал Марину.
— Какая гадость! — Лепилов тяжело плюхнулся на свою полку. — Вы только подумайте! На этой станции старшего лейтенанта Трофимова, раненного, забирает жена. Он на костылях, только начал ходить, — Лепилов полез в чемодан, достал деньги, — а сволочь шофер не хочет везти. Требует бог знает сколько. А у бедной женщины не хватает денег.
— Кто не хочет везти? — встрепенулся Сергей.
— Да шофер. Калымит здесь у станции, гоняет с мешочниками на рынок.
— Где он?
— Вон, — капитан ткнул пальцем в окно.
На платформе стояла женщина в сером пальто и здоровенный мордастый мужик в расстегнутом ватнике. Они о чем-то оживленно спорили.
Сергей надел шинель, застегнул портупею и молча вышел. Перепрыгивая через рельсы, он услышал просящий голос женщины и односложные ленивые ответы шофера.
Сергей прыгнул на перрон.
— Эй вы, — крикнул он, — подойдите сюда! Да, да, вы.
Шофер медленно, вразвалочку подошел к нему.
— Ну?
— Документы.
— Это пожалуйста. — Он достал права и паспорт.
— Пошли со мной.
— Куда? Куда, начальник? Я ничего плохого не делаю.
Сергей поглядел на его красное, лоснящееся лицо и подумал, что это тоже Егулин, и ему сразу же стал ненавистен здоровый, сытый детина, наживающийся на чужом горе.
— Почему не на фронте?
— Так бронированный я, начальник, от завода. — Голос шофера потерял прежнюю наглость. Он смотрел на Сергея преданно и трусливо.
— Поедешь со мной.
— Зачем же так, начальник. Я ведь всегда к милиции с душой, если кого подвезти…
— Слушай меня внимательно. — Белов твердо посмотрел ему в глаза. — Сейчас отвезешь раненого. Понял?
— Понял, старшой, понял.
— Бесплатно.
— Сделаем как на такси, в лучшем виде доставлю. Да разве я когда… Любого спроси… Мы милицию уважаем…
— На, — Белов протянул ему документы, — я завтра проверю. И если ты взял у этой гражданки деньги — пеняй на себя. — Он повернулся и пошел к вагону.
— Спасибо вам. — Его догнала женщина в темном пальто. — Я просто не знаю, как вас благодарить.
— Пустое. Не стоит. Вы с ним построже. Я этих людей знаю, они хамы, поэтому рекомендую постараться говорить с ними порезче.
— Так, — сказал Лепилов, когда Сергей поднялся в вагон, — магическая сила погон околоточного.
— Вы не правы, — отпарировал Белов, — околоточный набил бы ему морду до крови и еще деньги отобрал. А я должен соблюдать социалистическую законность.
— Так кто больше прав? Вы или чеховский околоточный надзиратель Свинолобов?
— Я. Не надо по одному рвачу судить обо всех. Это Егулин…
— Кто? — удивился Лепилов.
— Накипь это. Пена. А если ее снять, то остальная вода чистая.
— Вы, Сережа, после знакомства с нашей Мариной начали несколько афористично выражаться.
— Да ну вас в самом деле, Владимир Федорович!
— Юпитер, ты краснеешь, значит, я прав, — довольно засмеялся Лепилов.
Этот последний день был полон ожидания и дел. Сергей попрощался со всеми. Гончаку он оставил адрес, взяв с него честное слово, что он зайдет к нему. Теперь оставалось дождаться Марину.
Сергей стоял у окна и курил. Он уже выкурил полпачки, а Марины все не было. В голову начали приходить нелепые мысли. Он даже загадывать стал. Если первой войдет в коридор женщина, значит, все будет хорошо. Но первым показался мужчина, старший лейтенант, врач-стоматолог. Настроение у Белова испортилось начисто. Он собрался пойти к Марине в палату.
Она подошла к нему и крепко взяла за руку.
— Пойдем.
Так, взявшись за руки, они прошли весь вагон. У своего купе она остановилась:
— Пошли.
— А девочки?
— Их не будет.
Они вошли в купе, и Марина положила руки ему на плечи. Ее губы и глаза были совсем рядом, от мягких волос пахло мылом и аптекой. Сергей крепко прижал ее к себе, ища ее губы. Тело Марины стало мягким и податливым… А поезд мчался сквозь ночь, и колеса стучали: «В Баку, в Баку, в Баку…»
Москва. Последняя неделя января
"УББ НКВД БССР МУР ОБЕ Данилову
СРОЧНО
ЗАПИСКА ПО ВЧ
Согласно полученным от вас данным, сообщаем, что Кузыма С.К. в настоящем является Бурковским Степаном Казимировичем, год рождения 1919, опасным бандитом, разыскиваемым по делу бандгруппы Крука. Высылаем к вам для опознания арестованного оперуполномоченного капитана Токмакова. С ним направляем оперативно-розыскные материалы на Бурковского С.К.
НКВД БССР УББ Клугман".
Данилов
Утром к нему пришел следователь прокуратуры Чернышов. Он долго снимал в углу кабинета фетровые боты, в миру именуемые «прощай, молодость», разматывал бесконечный шарф, стаскивал тяжелое пальто довоенной «постройки» с меховыми отворотами. Оно, это пальто, и ввело в соблазн двух грабителей «штопорил», встретивших Степана Федоровича в прошлом году в темном Косом переулке. Старичок в богатой шубе, а она в темноте вполне за такую сходила, был добычей удачливой и легкой. Боярская шуба предполагала, кроме всего, наличие золотых часов, денег и хорошего портсигара. Угрожая ножами, они подступили к старичку со стандартным предложением: «Раздевайся». Каково же было их изумление, когда этот гриб мухомор, выдернув из кармана наган, прострелил одному из них руку и через некоторое время доставил обоих в отделение милиции.
Данилов, случайно оказавшийся там на следующий день по своим делам, не мог без смеха читать показания арестованных. Настолько огорошены были они всем происшедшим.
Наконец Степан Федорович освободился от «формы одежды зимней», как он сам называл все это, и сел к столу.
— Ну-с, уважаемый товарищ Данилов, — Чернышов протер чистым платочком стекла очков, — начнем наши игры.
— Вам сдавать, Степан Федорович, — улыбнулся Данилов.
— Тогда ознакомьтесь, я тут для ваших сотрудников набросал план оперативно-следственных мероприятий. — Он положил на стол несколько отпечатанных на машинке страниц.
Данилов быстро пробежал их глазами.
— В основном по этому плану нами все сделано.
— А где акты экспертизы на деньги и золото, изъятые у Судина?
— Запросили. Пока ответа нет.
— Что слышно из Баку?
— Белов звонил утром, знакомится с материалами на Валиеву.
— Тэк-с. — Чернышов хитро поглядел на него. — Что Алтунин — Чистяков?
— Устанавливаем подлинность найденных документов.
— А Кузыма?
— Вот. — Данилов протянул ему вчеграмму.
Чернышов водрузил очки и начал медленно читать.
— Не нравится мне это, — тяжело вздохнул он.
— Что именно?
— Бумажка эта.
— Почему?
— Уводит она нас от сути дела.
— Так, Степан же Федорович, дело простое, как ананас. Вы закрываете материалы по убийству Судина, а мы дальше разрабатываем Бурковского — Кузыму.
— Оно так, милейший Иван Александрович, дадите мне Валиеву — и моя работа окончена. Я о вас думаю.