Незваный гость - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 6
Кожу на груди кольнуло, оберег потеплел. Кто-то из коллег чародеит, но на зов не похоже. Запахло скошенным лугом, теплым из-под коровы молоком и близкой грозой. Зорин, его колдовство. Я открыла глаза, увидала на коленях небольшой сверточек вощеной бумаги и зашуршала ею, ощущая, как подвеска-буковка остывает под корсажем платья. В свертке оказалась атласная коробочка, в какой ювелирные безделушки дарить принято и записка на розовой подарочной открытке. Твердым почерком Ивана Ивановича там стояло:
«Маленький презент чаровнице Жуже от трепетного воздыхателя, на память о долгой кафешантанной ночи».
Я хихикнула. Ночь действительно была долгой. Мы с Зориным до самого рассвета филерами службу несли у кафешантана, влюбленную парочку изображали, он — купца заезжего, я, соответственно, развеселую девицу с собачьей кличкой. К слову, влюбленных изображать я предпочитаю именно с Иваном, за его широкой спиной и перекусить можно без опаски быть замеченной, и даже вздремнуть.
Что там? Любопытно…
На атласной подушечке лежала ракушка, похожая на домик улитки или вовсе на кукольное ухо. Поддев безделушку пальцем, я ее вытащила и рассмотрела со вниманием. Не ракушка — мрамор обточенный, размером с ноготь большого пальца, ни петельки для подвеса, ни резьбы для украшения, только глубокая борозда неправильным полукругом.
Открытка в левой руке вдруг вспыхнула зеленым чародейским огнем. Я вздрогнула, но пламя не обжигало, и вскоре на пол осыпалась горстка бумажного пепла. Осторожен наш Иван Иванович, следов не оставляет. Но оно и понятно. Супруга Зорина, Серафима Карповна, особа столь ревнивая, что попадись ей эта записочка на глаза, сначала прибьет нас до смерти, изменщиков, а после разбираться будет. Разберется, остынет, поплачет о любезном Ванечке и подруге верной Евангелине. Может, и на том свете разыщет, чтоб извиниться, сил блаженной Серафиме хватит, только вот оживить обратно не сможет.
Обтерев пальцы о подол, я продолжала изучать вещицу. Ну хорошо, резьбы нет, а что насчет рун чародейских?
Рабочие очки привычно охватили дужкой переносицу, в глазах зарябило от мерцающих колдовских знаков. Так-так… Это амулет, производства кустарного, донельзя мощный. И куда мне его? Раз Зорин письменной инструкцией презент свой не сопроводил, стало быть, уверен, что сама догадаюсь. Вспоминай, Геля.
Кафешантан, нарядная толпа, афишная тумба, разносчик со сбитнем… Ты греешь руки о кружку, болтаешь весело, не забывая зыркать на дверь. Задание было выследить некую даму, отправившуюся на тайную встречу с некоей венценосной особой. Дама так и не явилась, вы до утра с Зориным мерзли, болтали о всяком. Ты еще жаловалась Ивану, что из-за его дел амурных окончательно с Жозефиной рассорилась. Жозефину, певичку знакомую нашу, Матреной на самом деле кличут, но это сейчас не важно. Я сетовала, что, останься мы с нею приятельницами, можно было бы по очереди в ее уборной отогреваться. А Зорин делал страшные глаза, представляя, что на эти «отогревания» его всевидящая супруга сказала бы. Она-то не в столице нынче, и явится не скоро, но прознала бы непременно. Я хохотала. Нет, не то… Вот! Через улицу два господина стояли вида самого злодейского. Иван, тоже их заметив, ниточку колдовскую протянул, чтоб нам их беседу подслушать удалось. Разговор там оказался пустой, не по нашей части, но само чародейство меня немало впечатлило.
— Давно хотела выучиться по губам читать, — сообщила я недовольно, — и даже умельца одного отыскала, мима заграничного. Только договориться с ним не смогла, говорит, тайна губочтения от отца к сыну в их семье передается и даже удочерять меня отказался.
— Что-нибудь для тебя придумаем, чаровница Жужа, — успокоил Иван, — фитюльку какую обучающую. Должен же я за дружбу девичью порушенную откупиться.
Фитюлька сейчас лежала на моей ладони и рунно мерцала. Куда мне тебя? Думай, Геля, недаром же в чародейском сыске служишь, хоть и не чародейка ни разу. Как коллеги твои разлюбезные говорят, подобное к подобному? Я приложила амулет к правому уху, он поместился точно в раковину, навроде каменных берушей. В этот момент дверь купе отъехала в сторону, на пороге воздвигся вагонный, молодой человек в железнодорожном мундире, поезд был не гнумский, самый обычный, и обслуживался ведомственной бригадой.
— Барышня Попович? — спросил вагонный, сверяясь с билетами. — Следуете до Крыжовеня?
Его ломкий тенорок я прекрасно слышала левым ухом, в правом же звучал непривычно монотонный бас Ивана Ивановича, слово в слово повторявший фразы молодого человека.
— Все верно, — улыбнулась я и отвела взгляд в сторону. — Ждать ли мне попутчиков, любезный?
Стена купе была обита полосатым черно-желтым атласом, от двери до окна сорок полос.
— Что вы, барышня Попович! Никаких соседей, вы ведь за оба места заплатили.
Перфектно! Голос теперь я слышала лишь один, значит, фитюлька читает по губам. Ай да Зорин! Действительно обучающий амулет мне изготовил. Какая полезная вещица. Назову ее «жужа», в память о долгой кафешантанной ночи.
Вагонный меж тем приветствовал меня в качестве пассажирки, сообщил, что путешествие наше продлится трое суток, что к моим услугам в хвосте состава расположен ресторан с живой музыкой, а в голове — библиотека и гостиная, где мне предложат развлечься беседой и настольными тихими играми.
Когда взгляд мой останавливался на лице молодого человека, слова двоились. Я поблагодарила, уточнила время ужина, и часы до оного провела за лицезрением бескрайных берендийских просторов за окном, заснеженных и несколько однообразных.
С коллегами мне невероятно повезло, и с Зориным, и с Мамаевым. Эльдар вон не поскупился, целое купе мне выкупил. А Иван Иванович вернулся в приказ, узнал у Митрофана, что я на задание уехала, и сразу подарочек мне сообразил, вещицу очень полезную. Мне же теперь только и остается с блеском работу исполнить, чтоб усилия их не пропали. И шеф. Его тоже подвести никак нельзя. Обелить покойного Блохина надобно.
Трое суток я провела в приличном безделии. Для сыскаря знакомство со всяким встречным-поперечным дело наиважнейшее, никогда не знаешь, где и когда тебе человечек какой пригодится. Но я активничать опасалась, легенда моя пока была хлипкой. А ну кто из старожилов в беседу вступит, из Захарии Митрофановны знакомых, а я ляпну что-нибудь лишнее? Тем более что с «жужей» мы и так без улова не оставались. Мои одинокие трапезы у ресторанного окошка с прекрасным обзором на прочих жующих и беседующих пассажиров первого класса обогатили мой вокабуляр уймой забавных словечек. Дамы говорили о модах и жаловались на прислугу, господа обсуждали векселя и закладные, а также дам. Меня в том числе. Я была кокетка, рыжая бестия, гордячка, глазищи у меня были — «во!», и прелести наличествовали. Знакомиться подходили дважды, холеный офицер и пьяненький купчик в забавном котелке. Оба раза я молча отворачивалась, как бы говоря, что общение нахожу неприличным. Кавалеры прониклись и настойчивости не проявляли, первый класс все-таки. Вскорости я заметила, что некоторые слова могу различать и без помощи амулета. Библиотеку я тоже посетила. То есть гостиную с приколоченным к стене книжным шкафом. Там я разжилась потрепанным дамским романчиком и толстенным «Справочником городов и селений Берендийской империи» за прошлый год.
Крыжовень. О нем сообщалось буквально в нескольких абзацах. Основан на месте деревеньки Крыжа. Население четыре тысячи семьсот пятьдесят четыре человека, более половины — мещане, четверть — купечество. Прочие сословия не упоминались, хотя дворянское собрание, например, присутствовало. Центральный собор, возведенный на средства купца первой гильдии Д. Ф. Калачева, базар с торговыми рядами, река Крыжа, для большого судоходства не приспособленная, театр, построенный на деньги того же Д. Ф. Калачева, клуб для молодежи с библиотекой, городская управа, полицейский приказ, железнодорожная станция, депо, банк и биржа.
На чтение сей информации я потратила четыре минуты, а романчик даже раскрывать не стала. Вечером ко мне являлся вагонный, чтобы помочь раздвинуть диванчик для спального места, утром мы его складывали обратно. Лежа в постели под монотонный перестук колес, я анализировала все, что удавалось узнать и подсмотреть за день.