Шериф и его кот (СИ) - Башибузук Александр. Страница 29

Наш город тоже уже успел отметиться. У нас запрещено будить спящего медведя, для того чтобы поздороваться с ним — спасибо легендарному полудурку Вуди, запрещено посылать женщинам воздушные поцелуи — благодаря ревнивому идиоту Вилли Мейплсу, воспрещается трахать коз без их согласия, а также, запрещено под страхом тюремного заключения на месяц, сообщать хозяевам котов, что из их пушистиков получится отличная шапка и вообще, делать из котов шапки. Ну… это я уже приложил свою руку.

А ещё, теперь мужьям разрешается воспитывать жён только три раза в неделю и исключительно веслом по филейным частям тела, не более пяти ударов. Глупо? Да, звучит глупо, но только на первый взгляд. Во-первых — весла в нашей местности лёгонькие, а во-вторых, далеко не у каждого они есть. Саданул в горячке кулаком, как обычно это бывает — добро пожаловать на цугундер. А пока будет искать весло — чуток остынет или жена сбежит.

И самое главное, теперь жены получили законное право подать жалобу на мужа. По строго утвержденному перечню случаев, в том числе на ненадлежащее исполнение супружеских обязанностей, которые могут трактоваться очень широко.

В общем, всё что мог — сделал. Увы, далеко не господь бог, а на дворе упоротая англосаксонская действительность девятнадцатого века. Толерантностью и не пахнет. Негр — это негр, а баба — это баба.

На этом, пожалуй, хватит.

День сегодня выдался просто прелестный, солнышко, небо чистейшее, лёгкий ветерок приносит прохладу, словом сплошной парадиз.

И я на фоне погодных прелестей решил ударно поработать, перенёс свою ставку в клинику, где совместил обязанности доктора и шерифа.

Белый халат, на нём серебряная звезда, сигара в зубах, шляпа, ноги на стол — весь антураж соблюдён.

— Вот… — сухенькая старушка в чёрном чепчике сердито вытолкнула вперёд такого же тщедушного старичка в потёртом сюртуке и приплюснутом полуцилиндре. — Прямо напасть какая-то. Говорила ему, не ори, господь накажет… — она дёрнула старикана рукав. — Вы уж помогите старому дурачку…

— Ыымхр!!! — сердито промычал дедуган, испепеляя старушку взглядом. — Ымр-рдых, дуда стадайа!

Я предусмотрительно сдержал хохот и подошёл к старикам.

— Так-с. И что же случилось, миссис Филипс?

— Покричать он любит… — старушка виновато улыбнулась. — Как что не по нём — сразу в крик. Орёт как будто его в гузно копьем краснозадый мерзавец ткнул. А сегодня раз! И заткнулся на полуслове, да челюсть так и осталась открытой. А я говорила! Господь всё видит!!! Вы уж помогите, док. Я уже так привыкла к его ору, что не по себе становится, когда тихо. Вот же старый хрыч, ни себе покоя, ни людям.

Я обернулся к сестре Каранфиле.

— Полотенце…

Усадил старикана, обернул руку полотенцем и…

— Клац!!! — челюсть мистера Филипса с лязгом стала на место.

— Ы-ых… — старикан осторожно потрогал себя за подбородок, ошарашенно вытаращил на меня глаза, потом перевёл взгляд на жену и ликующе завопил. — Ах ты курица старая! Мозгов ни на пенни и туда же! Да что ты понима… — он вдруг заткнулся и перепугано закрыл себе рот ладонью.

— Вот-вот, мистер Филипс, — я важно кивнул, ткнув пальцем в потолок.

— Спаси Господь!!! — миссис Филипс с благодарностью быстро закивала и утащила мужа за собой.

— С вас доллар! Оплатите в кассу… — напомнил я им и довольный собой вернулся за стол.

После визита четы Филипс образовался некоторый перерыв, и я с удовольствием потратил его на сигару.

— Что не так? — в процессе наслаждения вирджинским табаком, я заметил, что Каранфила несколько смурна — сербка избегала моих взглядов и вообще вела себя довольно странно.

— Всё так, — бывшая монахиня фальшиво улыбнулась.

— Поссорилась со своим пичкарем? — я припомнил, что и Тиммерманс сегодня не отличался настроением.

Каранфила нахмурилась и вдруг выпалила.

— Понесла я. Ох ти ебени кучка! До свадьбы понесла. Грешно…

— Так женитесь скорей.

— Та скоро, но грешно же… — сербка потупилась. — Той пичкарь виноват. Вчера ругались с ним.

— Любовь не грех, — я улыбнулся. — Родишь, крёстным буду. Давай, зови следующего…

А вот следующий случай, оказался тоже в области челюстно-лицевой хирургии, но не в пример сложнее, чем незадача мистера Филипса.

— Етить… — я восхищённо ругнулся. — И кто его так?

Лицо пациента представляло собой сплошное кровавое месиво, но как ни странно, он ещё был жив, пускал кровавые пузыри и мычал.

Макгвайр хмыкнул.

— Кобыла, шериф, кобыла. А Илия Флеминг добавил мотыгой.

— Как это случилось? — я пригляделся и покачал головой.

Вместо носа — дыра, судя по всему, от удара носовые кости вошли в череп. Да уж, даже странно, что живой.

— Этот придурок, — Дункан ткнул пальцем в пациента. — Чарли «Хливкий» Корриган. Ты его знаешь…

— Знаю, — я машинально кивнул.

Злостного зоофила Чарли я прекрасно знал. Так-то его погоняло «Хлипкий», но в процессе употребления кличка слегка изменилась по неизвестным мотивам, и он так и остался «Хливким», если употреблять русскую транскрипцию английского слова. Только-только отсидел свой месяц за прошлую козу и вот, пожалуйста. Ну просто очень Дикий Запад, мать его так. Здесь у нас честь и достоинство коз и кобыл едва ли не в большей опасности, чем честь и достоинство дамского пола.

— Чарли выбрал момент и попытался присунуть кобыле Флеминга, — едва сдерживая смех докладывал шотландец. — Кобыла возмутилась и дала ему копытами в морду. А потом и сам Илия мотыгой добавил. Ну и что делать будем? Илию я на всякий случай привёл.

— Что-что… — я ненадолго задумался. — Где его Флеминг поймал?

— У себя в конюшне. Говорит не бил, нашёл уже покалеченного. Но врёт, мы нашли мотыгу в крови.

— Отпускай, вопрос снят — он в своем праве. А этого… — я слегка задумался. — Этого пока на улицу. Дойдут руки — займусь.

— Как скажешь… — Дункан присел возле Чарли и обрадованно хмыкнул. — Так вроде он уже того… отдал душу Господу.

— Тем более, убирайте нахрен эту падаль. Оттащите к могильщику Винни, но хоронить будут за счёт Флеминга, нехрен врать представителям закона.

После того как утащили дохлого скотоложца, народ словно прорвало, началось настоящее паломничество. Укус прерийной гремучки, упал жернов на ногу, ножевое ранение, ожог кипятком, выстрел себе в ногу из шестизарядника, приступ астмы, привалило землей в колодце и прочая хрень. Я уже стал жалеть, что решил сегодня устроить ударный рабочий день.

К счастью, ближе к обеду пошли чередой лёгкие случаи, и я спихнул работу на Берковича и Тернера, а сам решил съездить в салун пропустить пинту холодного пивка.

Только сел в седло, как ко мне подъехали полковник Пимпс с лейтенантом Ассманом.

— Док! — полковник довольно осклабился. — Мы отбываем по месту службы, но я решил заскочить поблагодарить вас за то, что подлатали мне задницу! Видите, как новенькая! — Пимпс лихо подпрыгнул в седле. — И за то, что починили шары моего лейтенанта! Ха-ха-ха…

Полковник жизнерадостно заржал.

— Я тоже благодарю вас, — Ассман крепко пожал мне руку, но с более кислым видом.

— Я буду ходатайствовать о вашем награждении, док! — полковник важно покивал. — Спасение задницы офицера достойно как минимум медали Конгресса! Почему нет? А моя жопа дорогого стоит! Решено, напишу рапорт, надо будет, дойду до самого президента!

«Мели Емеля твоя неделя… — безразлично подумал я. — А медаль можешь засунуть себе в дупло. Валите уже служивые. И поскорее, а то опять какого-нибудь убогого притащат, и я без пива останусь…»

Предчувствие никогда меня не обманывало. Опасения оказались не напрасными, обмен любезностями затянулся, а когда доблестные вояки, наконец, собрались отваливать, из-за угла вылетел фургон с Малышом Болтоном на козлах, а за ним нёсся на своём мерине маршал Варезе. Я уже было подумал, что Болтон удирает от Карла, но маршал опередил помощника и подлетел ко мне первым.

Честно говоря, я ожидал каких угодно поганых вводных, но только не это.