Сердце дракона (СИ) - Каминская Лана. Страница 19
Лицо Гая посерело.
— Я ничего не понял, — мотнул головой Риккард, а рука сама собой потянулась к столу в надежде нащупать там кувшин с вином, которое могло бы сейчас прекрасно освежить закипавший мозг короля, но кувшина не было.
— Старая рыбацкая лодка просто дала течь, — Гайлард чеканил каждое слово, не сводя с Феррана взгляда.
— А если её всё-таки повредили умышленно и тем самым лишили вас дополнительного десятка крепких рук? Узнать правду не у кого — стража крепко спала и сейчас ничего не помнит.
— Откуда ты знаешь?
— Нольвен сам мне всё рассказал. Не сразу, конечно. Пришлось гаркнуть на него как следует.
— И всё же то была просто течь.
— И мне хотелось бы в это верить…
— Кто-нибудь из вас двоих объяснит мне, о чём речь? — нетерпеливо выплюнул король. — Или я вам обоим сейчас животы вспорю, как тому Лейсу в переулке.
Гайлард развернулся к дяде.
— До того, как я упал с лошади, — начал он, стараясь не обращать внимания на ехидный блеск в глазах короля, — я осматривал свои территории. В одной из деревень пришлось заночевать, а на утро ко мне явилась целая толпа рыдающих рыбаков, наперебой рассказывающих, что одна из двух рыбацких лодок пошла ко дну. Я пообещал им помочь и выделил деньги на новую лодку.
— А стража-то тут причём? — недоумевал Риккард, всё отчетливее понимая, что без глотка вина он уже ни в чём сегодня не разберётся.
— На той лодке мы должны были отправиться до следующей деревни. А пришлось вот ехать верхом, а тут…
— Лошадь! — закончил за племянника король и довольно выдохнул. — Вот сейчас я понял. А теперь, дорогой племяш, пойдем-ка смочим горло, а то моё уже горит — скоро в дракона превращусь! А Нольвена этого гони в шею, раз охрану лодки обеспечить не смог. Ведь, кто знает, окажись та лодка целой и невредимой, тебе не пришлось бы падать с лошади, а? Верно? — задорно спросил Риккард и подмигнул Феррану.
— Так и есть, ваша милость, — ответил Стенден и облегчённо выдохнул. С королём разговор всегда складывался проще, чем с молодым хозяином. — Мне позвать Гверна, милорд, чтобы вы могли сообщить ему о своём решении?
— Сам сообщишь, — ответил Гай. — Твой человек — твои и заботы. А меня больше в эти дела не впутывай.
— Да, ваша светлость.
Ферран учтиво поклонился и, улыбнувшись уголками губ, вышел в коридор. Теперь надо было найти Нольвена.
Глава 6. Городская стена
С улицы доносился сильный шум. Галдели так, что мёртвый не выдержал бы, поднялся и, доковыляв до окна, свесился наружу и внимательно слушал, покачивая обглоданной черепушкой. Дуон Швидоу мёртвым не был, как не был и любознательным, а потому со стула так и не встал, а только тяжело вздохнул, потёр пальцами подбородок, на котором выросла жидкая щетина, скомкал листок пожелтевшей бумаги и швырнул его на усыпанный белыми и чёрными крошками стол. Вслед за листочком на стол полетел и крохотный уголёк, на одном конце заточенный, а сам капитан откинулся на спинку стула и закрыл глаза.
Сидел Швидоу так не долго. Не успела гарнизонная собака тявкнуть три раза, как Дуон открыл глаза, подался к столу, схватил ранее брошенную на него бумажку и, страстно сопя, развернул её. Бережно разглаживая пальцами каждый уголок, положил перед собой и, приторно улыбаясь, залюбовался тем, что было на том листочке намалёвано.
С помятой бумажки на капитана смотрело худенькое девичье личико, начерченное в несколько движений углём: вытянутый подбородок, чуть задиристый нос, большие глаза, почему-то испуганный взгляд. Лисье личико Рики, которую Швидоу уже отчаялся увидеть, а отправиться за ней в деревню до сих пор никак не решился. Причина была в страхе. Том самом страхе, когда ищешь дорогого сердцу человека и на земле, и в небесах, и под водой, находишь и получаешь в ответ равнодушную гримасу, понимая, что искал зря.
— Что там ещё? — раздраженно проронил Дуон после того, как визг одной из кухарок, тоже высыпавших на улицу, заставил капитана вздрогнуть. Пальцы скользнули по листочку, и ненароком надорвали его в верхней правой стороне, где в два штриха Швидоу умело прорисовал задорный девчачий вихор.
Пройдя к окну, Дуон осторожно, прикрываясь шторкой, чтобы не заметили, выглянул на улицу. Там, прямо под окнами его каморки, среди недожёванного лошадьми сена и деревянных кадок с водой, лежал человек в одежде, пропитанной кровью. Рядом толкались спешившиеся всадники из солдатни и невысокого роста пузан с лысой головой, двойным подбородком и пухлыми руками, которыми он размахивал перед открывшим ворота Брассом, и что-то без устали тараторил.
Однако на Брасса поток слов произвёл обратное впечатление. Схватив коротышку-пузана за шиворот, стражник тряхнул простолюдина с такой силой, что у того из карманов посыпалось всякое барахло, насчитывающее несколько грошей, горсть сухарей, два небольших заострённых камушка, которым хорошо кошели на базаре в толпе резать, кусок верёвки, по толщине смахивающей на дождевого червя, и заплесневелый сыр, есть который было уже невозможно, и вонь от которого тут же разошлась на несколько футов во все стороны. Солдаты спешно зажали носы, а Брасс разжал хватку, но тут же заломил пузану руки за спину и подтолкнул того к дверям. Процессия направлялась в каморку к капитану.
Отскочив от окна, Дуон засуетился. Сгрёб в одну стопку изрисованные за последние две недели листки, принялся пихать их в шкаф. В том места было мало, и бумажки залазить не хотели, громко хрустели и местами снова рвались. Спрятав половину, Швидоу схватил остатки, юркнул за ширму, за которой стояла незаправленная скрипучая кровать, швырнул всё на пожелтевшую от старости простыню и накрыл тонким одеялом. На обратном пути наступил на ненароком сброшенный со стола на пол уголёк и нечаянно раздавил его. Для новых рисунков придётся точить уголь заново.
На лестнице уже слышались шаги. Поднимался Брасс и следом за ним двое солдат. Толстяка, видимо, тащили силой, так как шли медленно и кто-то постоянно пыхтел.
Дуон рванул к стулу. Нужно было сесть, успокоиться, сделать важный вид. Можно было даже для пущей солидности усы подкрутить, но щипцы надо было греть, а, где те валялись, Швидоу совсем забыл. С того самого дня, как уехала Рики, он не пользовался ими ни разу. И если подумать, они и сейчас были ни к чему.
— Войдите! — гаркнул капитан, как только почувствовал, что вот-вот в дверь постучат.
Опередить действительно получилось — в каморку завалились все разом. Неряшливо одетого коротышку в комнату впихнули: тот изо всех сил упирался, кричал, что не виноват, и норовил удрать. Но то ли отёкшие ноги не дали ему этого сделать, то ли хватка Брасса была стальной, но в итоге толстяка быстро прижали к стенке и приставили нож к горлу, чтобы перестал рыпаться.
Дуон кашлянул, спешно рванул со стола последний, непонятным образом забытый, листочек, на котором был в пять штрихов нарисован бутон розы, перевернул его незамаранной стороной вверх и, придав лицу сердитый вид, приготовился слушать.
— Поймали, капитан, — задыхаясь, начал один из солдат. — Я и мои товарищи. Убийцу поймали. В лесу. Грабил и своих жертв в опавшие листья закапывал. Те там и гнили, что потом не найти и не узнать.
— Враки всё! — пропищал толстяк, но Брасс надавил на нож, и коротышка замолчал.
— А теперь по-порядку, — кивнул Дуон в сторону второго солдата, внешностью хоть и одутловатого, но располагающего большим количеством сил, чем его напарник.
— Мы возвращались в Торренхолл, капитан. Хорошо, что шли медленно, иначе проскочили бы и не заметили. Слышим, хрустят ветками да сильно хрустят. Вначале подумали, медведь. Хотели уже лошадей пришпорить, а потом разглядели этого толстого среди деревьев. Мы его окрикнули, а он — драпать. Еле нагнали. Думали — вор. Украл чего у честных людей да закопал, а оно вон чего вышло. Выгляните во двор — там покойник лежит.
Дуон поёжился. Мертвецов он откровенно побаивался — старая нянька, воспитывавшая юного капитана, любила стращать малыша историей о вечно живом карлике, который продал свою душу в обмен на вечную жизнь. Убить того карлика было невозможно: сколько ножей в него ни втыкали, сколько раз на виселице ни вешали, сутки пройдут, а он снова глаза открывает, встаёт и идёт по своим делам или же своим убийцам мстит. Парень, которого привезли солдаты, на карлика не походил, но всё равно было страшно. А вдруг среди ночи подымется да всех тут перережет?