Последствия старых ошибок (СИ) - Бэд Кристиан. Страница 25

Преподавательница слушала меня и не собиралась прерывать. Мало того, я видел, что и остальных учеников эта тема задела за живое. Одно дело понятные для них (но не для меня) запреты из учебников, другое дело я, как живое доказательство привычных представлений, вывернутых наизнанку. Причём, студенты и не подозревали во мне до этого момента «страшного» имперца. Да и я не презирал никого из товарищей, не искал в них каких–то ненормальных качеств. И вдруг…

Было тихо, но многие переглядывались. Я решил спросить напрямую:

— В общем, вы в курсе, что «мы» считаем вас мутантами. А вы нас?

— А мы вас — вырожденцами и захватчиками, — ответил темноволосый парень лет двадцати. — Через триста лет от начала колонизации, Содружество немного оправилось от проблем первого переселения, мы начали вести разведку пригодных для жизни планет. И нашли, наконец, весьма подходящие системы, где ещё через сто лет началась активная разработка климатических карт, разведка полезных ископаемых и прочие необходимые работы. У нас было мало человеческих ресурсов, но много желания и энергии. Молодёжь рвалась в космос с малоперспективных Тайэ и Домуса… И тут появились вы. Не перетерпев этой страшной первой сотни лет на холодных, неосвоенных мирах, не ударив пальцем о палец, вы возжелали осваивать наши планеты…

В его голосе появился лишний для учебной комнаты напор, и преподавательница едва заметно качнула головой. Юноша покраснел. Я и не подозревал, что брюнеты могут так заливаться краской.

Губы мои дрогнули в улыбке:

— Это–то понятно, — сказал я ему. — Такую схему я и сам в состоянии достроить. Мне интересно, что происходило в эти триста лет на Земле? Если экология улучшилась, то почему в космос пошла вторая волна? А если нет — почему с Земли улетели не все? Или нас оставалось уже так мало?

Парни и девушки разглядывали меня и молчали. Похоже, вопрос я поставил правильно.

— Нет, — ответил, наконец, темноволосый. — Если бы все покинули Землю, мы бы имели на выходе совсем иную генетику имперцев. Тут правда что–то не вяжется, — он смотрел на меня неуверенно, как бы извиняясь. — Если самые здоровые ушли с Земли первой волной, среди вас был бы больший процент людей с серьёзными генетическими нарушениями. Но все знают, что это не так. Среднестатистический имперец даже сейчас генетически стабильнее среднестатического жителя Содружества.

— Возможно, земляне нашли какое–то лекарство? — спросил я.

Мой оппонент покачал головой.

— Если бы нашли, вы пользовались бы им и сейчас. Но ваше лекарство — Генетический департамент, который зорко следит за всеми отклонениями. Значит, ничего радикальнее они придумать не могут. А потом, внушает сомнение число имперцев–клонистов. Если учесть, что в первой волне Землю покинуло около миллиарда переселенцев, то на Земле должно было оставаться не менее десяти миллиардов жителей. Но переселенцев второй волны было гораздо меньше. По разным оценкам — до трети этого числа.

Он остановился, словно бы не желая продолжать констатацию очевидного.

Я кивнул.

— Так ты полагаешь, что во вторую волну включили самых здоровых землян? А остальным сказали что–то вроде… Ну, что космического путешествия им не перенести? — конкретизировать я не стал, это было неважно, что именно наврали более здоровые менее здоровым. — Наверное, оставшимся на Планете–матери пообещали, что, основав колонии, заберут потом всех. А, когда вторая волна как–то обжилась, её политики решили бросить больных соотечественников. Может быть, мы САМИ оборвали контакт с Землёй?

В учебной комнате стало тихо–тихо. Каждый человек в обитаемой Вселенной с раннего детства знал, что это Земля погибла или исчезла с экранов средств связи и оборвала контакты с колонистами.

А если мы были не правы?

Имперцы действительно гораздо менее разнообразны фенотипически, чем экзотианцы, словно их специально отбирали, причем предпочтение отдавалось светлокожим и высокорослым. Вот только… как такая простая мысль не могла раньше прийти в более умные головы??

История восьмая. «Кто знает?»

Черноволосого спорщика звали Авэль. Я бы сказал, что это — женское имя, если бы не видел подшитой к нему физиономии.

Мы разговорились в перерыве между занятиями. И он объяснил, о чём не стала говорить женщина–преподаватель. Да, логика моих рассуждений кажется безупречной, но существует слишком много доказательств того, что связь с колониями разорвала именно Земля. А это значит — достичь сегодня истины нам помешали какие–то неучтённые факты. Хотя, я, скорее всего, прав — если бы Земля не исчезла вдруг сама, Империя сама отринула бы её. Как слабейшего партнёра. Империя. Но не Экзотика. По крайней мере, так полагал мой новый знакомый.

— Я бы не сказал, — закончил он, — что ты ошибся, Агжей, просто на самом деле там произошло что–то более сложное. Но никто не знает, что именно. С нашей стороны — никто.

Глаза я открыл потому, что на меня смотрели. Обедать я не пошёл, прислонился в саду к рыхловатой душистой коре грока и… задремал.

Взгляд, пристальный и доброжелательный я ощутил так явно, что уже качнулся навстречу, а потом удосужился проморгаться — кому.

На крылечке дома Айяны стоял Тоо. Причём понятно было, что он уже прошёл мимо меня, поздоровался с матерью… Я так получил вчера по башке, что даже слышать стал хуже?

— Абэ, Тоо!

Он ответил радостно, но довольно сдержанно.

Я не дал ему изобразить достойную протокола встречу, сгрёб… Ну, звиняйте — манеры у меня такие.

Тоо попытался выскользнуть из моих медвежьих объятий. Я отпустил.

— Где шлялся, мерзавец? — спросил я по–имперски, чтобы он смог догадаться, что это шутка.

Он догадался и ответил в тон.

— Это стра–ашная тайна.

И заулыбался, наконец, не одними глазами.

— Я тут уже к дереву без тебя приник. Родню нашёл. Ощущаю себя натуральным дубом.

— Отчего так? — Тоо, продолжая улыбаться, кивнул мне на тропинку в глубину сада.

— Семь запретов цивилизации сводят меня с ума, — пожаловался я весело, раздвигая по ходу толстые листья юммы. Между листьев прячутся иногда кислые, но очень ароматные ягоды. — Я в погоне за истиной сгубил уже сегодня Землю, но особых успехов в науках пока не достиг.

Тоо задумался на секунду, почесал подбородок.

— Врать будешь? — развеселился я.

— Да есть у вас всё это, — отозвался он. — Только… На уровне каких–то непроговариваемых истин. Хартию прямого выбора у вас, почему–то, вымарали отовсюду, где достали. В ум не возьму сейчас, почему так? Да, — он увидел, ЧТО именно я тяну в рот, — юммы не переедай, галлюциноген.

Тоо был старше меня. По законам Содружества он вступил уже, наверное, в формальное совершеннолетие и, похоже, готовился принять совершеннолетие в общине. Знал он гораздо больше моих одногруппников.

— В последние годы перед колонизацией, на Земле активно шло обсуждение Хартии прямого выбора. Её суть была в добровольной политике самоограничения. До того на Земле абсолютизировался принцип потребления. Но в какой–то момент он исчерпал себя. Мир был разделен крупными монополиями так, что все сферы влияния определились жестко и надолго. Рост экономики захлебнулся, потому что росла она по экспоненте потребления. Покинув Землю, мы приняли Хартию. Принята она была, насколько я знаю, и на Земле. Вместе с ней были обозначены и семь запретов будущей, свободной от тупика потребления, цивилизации. Но если… — Тоо покачал головой. — Если я назову — ты вряд ли запомнишь.

— Запомню, — усмехнулся я. — Память у меня совершенно неиспорченна гуманитарными знаниями.

— Это — да, — фыркнул Тоо и тоже отправил в рот кисленькую ягодку. — Тогда и ты меня потом кое–чему научишь.