Последствия старых ошибок (СИ) - Бэд Кристиан. Страница 40

— Я не читал.

— Ещё веселее. Сдохнет же, зараза! Сдохнет! — генерал выругался и открыл бар. Спросил сквозь зубы:

— Налить тебе?

— Я и так налит уже до горла.

Сел. До меня начало доходить.

— Не хорошо это всё, Виллим, — я старался хоть как–то успокоить его, хотя бы своими интонациями, собственным внутренним равновесием.

— Не хорошо, — Мерис нацедил из высокой бутылки какую–то дрянь, и засыпал жидкость кубиками льда. Эстетика процесса его не интересовала. — Ты с ним тоже ел «из одной миски»?

— Очень давно. Боюсь, что сейчас это уже не считается. Хотя мы были тогда все довольно близко, на Кьясне…

— У него же тоже это «сияние»?

— Думаешь, пронесёт?

— Да хрен его знает!!!

Я смотрел на Мериса и понимал теперь, что он не меньше меня привязан к Колину. И сейчас ему здорово не по себе от не подконтрольности происходящего.

Похоже, эта общая привязанность и была единственным мостиком между нами. Генерал и меня терпел только из–за Дьюпа. С ним–то самим мы редко совпадали во взглядах.

И ещё я понял, что теперь отличил бы, по–настоящему психует Мерис, или комедию ломает, а вот тогда, когда он «сдал» мнимого лендслера террористам — отличить не смог. А ведь это было так просто: и лицо сейчас у Мериса совершенно другое, и капельки пота у границы волос на висках, и в глазах такое, что не сыграешь.

Весь экипаж «Коры», и больше половины экипажа «Абигайль»… А остальные — живы? Что же я не спросил–то, дурак? Живой остался хоть кто–то?

Значит, эрцог знал, что алайцы невосприимчивы… Эрцог много чего знал. А рассказал то, что посчитал нужным. Политика, чтоб её дакхи съело. Опять эта проклятая политика.

Но мне нельзя сейчас заводиться. И я погасил злость, вводя себя в насильственное расслабление полутранса, как учили эйниты. Заставил обмякнуть напряжённые мышцы, заставил себя пожалеть обидчиков и поблагодарить за полученные от них уроки.

«Ами танати, дая тэ ла эоли…» «Мать изначального, защити меня от моего гнева…»

И мне стало легче. Сознание, правда, затуманилось немного, потому что течение времени внутри меня стало иным, чем снаружи. Но думать в таком состоянии удобно. В нём вообще удобно. Только я ещё не умел удерживать себя в нём достаточно долго.

— Что там было–то с «Корой» и «Абигайль»? — спросил я, подождав, пока Мерис вытряхнет в себя содержимое стакана и нальёт ещё.

— Ты не в курсе что ли?

— А откуда? Хоть в общих чертах скажи, с чем дело имеем?

Мерис задумался. Полез в сейф, начал копаться там раздражённо ещё, но, кажется, успокаиваясь. Он тоже верил, что я что–нибудь придумаю. Сказал же медик, что я не восприимчив к инфекции. Может, и Дьюп тоже…

Мерис пробежал глазами несколько пластиковых распечаток, посмотрел на меня, вздохнул. Ему не хотелось тратить время на объяснения.

— В своё время, чтобы выкурить хаттов из нор, экзотианцы создали «борусы» — гибриды вирусов и бактерий. Сначала это был некий вирус, в структуру которого ввели нанобактерии. На том этапе дело казалось простым и забавным. Вирусы были нужны, чтобы инфицировать живые клетки хаттов, а нанобактерии, встроенные в механизм размножения вирусов, вызывали окисление механических частей того самого «живого железа» из которого наполовину состояли хаты. Однако учёные редко останавливаются на чём–то, а в крови человека тоже есть железо. После войны разработки продолжались. Новые штаммы борусов выявили тенденцию к самоорганизации. Теперь генетически изменённые вирусы вступали в определённый диалог с иммунитетом жертвы. Сначала — при близком контакте, позже и при контакте на расстоянии. Вирус как бы готовил живой организм к любому случайному соприкосновению. Когда это выяснили — лаборатории законсервировали. Потому что на том этапе полностью обезвредить вирус не удалось. Болезнь необратима. Мы успели выяснить, что первым делом борусы разрушают в организме жертвы информационные связи, затем кровь и саму способность организма к кроветворению. Мало того, даже бесконтактно они серьезно поражают иммунитет тех, кто с ними работает. Никакие защитные средства не помогают. Играет роль только сопротивляемость организма. Потому ты и заинтересовал нашего медика. И последнее, — Мерис помедлил. — Борусы достаточно активно изменяются…

Экскурс в историю вопроса почти совсем успокоил генерала. Он налил себе ещё из той же бутылки, но отхлебнул совсем немного.

— А с Корой… Экипажа Коры не существует, Агжей. Можно ли эксплуатировать сам корабль — непонятно. Часть экипажа «Абигайль» вроде бы не заразилась. Из заразившихся — в живых на этот момент человек сорок, все — в крайне тяжелом состоянии. В изоляции. Теперь андроидов для ухода за больными у нас достаточно, но поначалу и медики нахваталась этой дряни. Выживет ли кто–то — неизвестно. И неизвестно, сколько у нас «контактных» больных. Заражение проявляется не сразу.

— Андроидов? А они не… — я затруднился с формулировкой, но Мерис понял.

— А Хэд их знает.

— Учёных надо просто перестрелять всех, — сказал я, наливая себе воды и насыпая в стакан лёд. — Тогда война кончится.

— А что за очередной идиотский приказ о перемещении военных? — Мерис спросил тихо, без нерва, и не сумел выбить меня из полутранса.

— Какой приказ?

— Здрасьте вам, твой приказ.

— А, — сказал я, выплывая, наконец, из водоворота времени, крутившегося перед моими глазами. — Ты проверь, пожалуйста. Колин просил присмотреться, я и подумал кое–что… В общем, он сказал, что у мятежников на Роде должны быть некие «неадекватные реакции». Не знаю, с чего он это взял, но Колин словами не разбрасывается. И я предположил, в каких условиях такое было бы заметно. Если я прав — тебе предстоит выяснить, что за люди бродят вокруг наших учёных в нашей же форме. Я не знаю, в чём там фишка. Психотехников позови, тесты какие–нибудь…

— Понял. А ты?

Генерал не приказывал, он спрашивал. За этот час мы стали друг другу гораздо ближе, чем за все годы войны в Абэсверте.

— Я посплю часа два и полечу, посмотрю, чем занят Колин. Если он меня пошлёт, значит, всё в порядке, я тебе так и «отзвонюсь», что меня послали. Если нет — что–нибудь придумаю по ходу.

Я встал.

Мерис посмотрел на меня снизу вверх, отставил стакан, поднялся. Я нерешительно шагнул вперед, он улыбнулся и сжал мои плечи. Руки у него были железные, а глаза…

Они, наверное, ровесники с Колином, подумал я. Да, Мерис не изменился так, как Дьюп, процедура реомоложения подействовала на него иначе, но тоже подействовала. И ему тоже, наверное, иногда несладко теперь с самим собой.

Проспал я немного больше, чем обещал. Когда выполз на улицу, была уже глубокая ночь. Мериса будить не стал.

План действий рисовался смутно.

Вызывать Дьюпа нельзя, не та тема, чтобы орать на полгалактики. Только лететь.

Полететь одному? Без пары трудно, вдруг придётся стрелять.

Росом я рисковать не решился, но Дерен уже был в контакте и не заболел. Значит, пусть будет Дерен…

Джоба я тоже отправил к Келли, несмотря на его угрюмое ворчание. Он, правда, всучил мне один из своих ножей. При этом таращился, как сова, знал, что я не ношу подаренный грантский, забываю. Ходячая укоризна, эпитэ ма хэтэ.

Нож я взял, Джоба выпихал из шлюпки, куда тот было залез, а Дерена спросил так весело, насколько смог:

— Ты где больше любишь сидеть — справа или слева?

— Вы лучше стреляете, — ответил он серьёзно и без колебаний.

Я усмехнулся, сел за второй пульт. Я бы и сам туда сел. Летал Дерен однозначно лучше, чем я. Стрелял? Не знаю. Может, тоже лучше, но стрелять пока не требовалось.

Шлюпка завибрировала, разогреваясь. Рос сделал рукой неприличный жест, якобы на счастье. Ну, и потому что вылезти и поддать ему я уже не успевал.

Мы плавно вошли в стартовую спираль: Дерен не баловался, как Рос, не рвал с места. Шлюпка медленно раскручивалась, постепенно набирая нужную скорость, системы жизнеобеспечения отзывались на запросы одна за другой, перемигиваясь на пульте. Этакий классический старт.