Наваждение. Проклятые элохимы - Караюз Алина. Страница 3
Здесь тоже все кричало о несметном богатстве. Панели на стенах, картины в тяжелых рамах, белоснежный ковер из шкуры полярного медведя с лапами и головой. Украшенный малахитом камин…
Кажется, владелец особняка неравнодушен к этому камню.
Взгляд девушки зацепился за кресло возле камина. С порога она видела только высокую спинку, но стоило глянуть в его сторону, как сердце упало в пятки. Сработала интуиция.
Кем бы ни был хозяин дома, он там. В кресле.
И словно в ответ на ее сумбурные мысли кресло медленно развернулось.
***
Для Стикса Хасселя человеческие женщины были сродни запретному плоду. Как сладкий десерт для диабетика. Вроде и хочется нестерпимо, но понимаешь, что это себе во вред.
Правда, в случае Стикса не столько себе, сколько случайной красавице, попавшей в его постель. Одна женщина – одна сладкая ночь. А наутро один женский труп.
Он утешал себя тем, что они умирают счастливыми. Ласкал до последнего вздоха, который выпивал с поцелуем. И они действительно отходили в мир иной с улыбкой на устах, некоторые все еще содрогаясь в оргазме.
Стикс был благодарен каждой из них за подаренные мгновения. За нежность, чувственность и трогательную покорность, которой нет и никогда не будет у женщин его расы.
И ненавидел свой дар. Или, точнее, проклятье.
Иногда такое случалось. Самых сильных своих детей Тенганар отмечал особо. Это было огромной редкостью и очень ценилось в определенных кругах. Но Стикс с радостью обменял бы «подарок» на возможность жить простой жизнью.
На возможность прикасаться к женщине и знать, что она не умрет после этого. На возможность трогать лепестки цветка и не видеть, как они осыпаются. На возможность погладить собаку… и услышать заливистый лай вместо предсмертного хрипа.
Он был тем, кто носил титул третьего Лорда Смерти. Тем, кого соплеменники окрестили Палачом. Тем, на кого даже Префект смотрел со страхом и уважением. Потому что такие, как Стикс, были карающей дланью самого Кесаря.
Плеснув вина в хрустальный бокал, он сделал глоток. Опустился в кресло напротив камина и замер, наблюдая за пламенем.
Языки огня танцевали на ложе из дубовых поленьев. Отблески пламени отражались в натертом паркете. А из глубины дома, с первого этажа, поднималась волна страха и замешательства.
Девчонка.
Джино впустил ее, как было приказано. Но глупая человечка продолжает трястись от страха.
Стикс сделал еще глоток. Поднял бокал и посмотрел на огонь сквозь золотистую жидкость в бокале.
На Тенганаре виноградников нет. Там давно уже ничего не растет. А сейчас у него в руках богатство, за бутылку которого на родной планете отдадут целое состояние.
Только почему дорогое вино горчит?
Стикс нахмурился, вслушиваясь в свои ощущения.
Нет, не вино.
Это снова девчонка.
Стоит под дверями и злится, но эта злость смешана с горечью. Вот шагнула назад, не зная, на что решиться.
Сбежит или нет?
Стикс усмехнулся, заключая пари с самим собой.
Не сбежала.
Толкнула дверь. Та бесшумно раскрылась.
Шагнула через порог и застыла испуганным кроликом.
Зачем он ее впустил?
Стикс не мог дать внятный ответ. Просто почувствовал что-то странное, непривычное, когда увидел ее, сжавшуюся под воротами.
Жалость? Нет, вовсе не жалость. Что-то другое, назойливое как зуд.
Он поддался внезапному порыву, который даже не мог объяснить.
Ну все, кажется, он дал ей достаточно времени, чтобы осмотреться.
Допив вино, Стикс поставил бокал на широкий лакированный подлокотник и не торопясь, чтобы не спугнуть добычу, развернулся вместе с креслом.
Девушка стояла на пороге, как он и предполагал. Невысокая, в сером вязаном свитере, скрывающем изгибы фигуры, и синих болоньевых штанах с мокрыми пятнами на коленях. Ее влажные светлые волосы были гладко зачесаны и открывали высокий лоб.
Стикс отметил правильные черты, настороженный взгляд, напряженную позу.
Хороша, но пуглива. Как сексуальный объект она его не заинтересовала. Он предпочитал женщин другого уровня, а не нищих девчонок с выпрыгивающим сердцем и сжатыми добела губами.
Впрочем, если ее губы разжать, они будут вполне ничего…
Он представил, как подходит к ней очень близко и проводит пальцем по этим губам, стирая с них напряжение. Они раскрываются перед ним как цветок, и он проталкивает палец внутрь, а девчонка охватывает его губами, касается языком и затягивает в горячую, влажную середину…
Девчонка вздрогнула, разрушая фантазии Стикса. Будто прочла его мысли.
Он увидел, как дернулась венка на ее горле, как заметался взгляд, ища пути к отступлению. И негромко проговорил:
– Что заставило тебя выйти на улицу в комендантский час? Разве не знаешь, чем это может грозить?
***
Черт! Конечно же, она знает! И никогда бы не подвергла свою жизнь опасности, если бы не потребовали обстоятельства!
Айна хотела бросить это в лицо мужчине, который сидел перед ней.
Откинувшись на спинку кресла и положив ногу в дорогой белоснежной туфле себе на бедро, нувэр Хассель сканировал ее взглядом. Черноволосый и бледнокожий, как все элохимы. С тонкими и в то же время хищными чертами.
Больше всего на его лице выделялись глаза: два черных омута без белков, в центре которых алел двойной звездообразный зрачок. Они притягивали и завораживали, пронзали насквозь. Под этим взглядом она чувствовала себя беззащитной. Больше того – уязвимой. Как мышка в клетке с орлом.
Он смотрел пристально, но без эмоций, терпеливо ожидая ответ. Айна поняла, что не сможет соврать.
Впрочем, сказать правду – тоже.
Придется изворачиваться, чтобы избежать опасной темы.
– Я… я засиделась в гостях, нувэр. Примите мою благодарность за то, что впустили в свой дом.
Слова давались с трудом. Особенно слова благодарности тому, кого она считала захватчиком и врагом. Айна вытолкнула их из себя и медленно опустилась на колени под немигающим взглядом мужчины.
Нувэр Хассель должен принять ее благодарность и разрешить подняться.
Таковы правила. Она никто – жалкая человечка. Прах из праха и в прах уйдет. А он элохим – практически божество. По меркам людей недосягаемый, всемогущий и вечный.
Она опустила голову и уткнулась взглядом в пушистый ковер. Мелькнула глупая мысль: жалко мишку. Голова полярного медведя оказалась в двух метрах от нее и загадочно поблескивала темными глазами. Казалось, что мертвый медведь ей подмигивает.
Но хозяин не торопился.
Айна услышала, как он поднялся. Невольно сжалась, почувствовав легкие, почти беззвучные шаги. Он обошел ее сзади и замер. Так близко, что от ощущения его тела по ее коже побежали ледяные мурашки.
Она вздрогнула, невольно поднимая глаза. Взгляд уткнулся в полированный бок секретера. В нем отражался каминный зал и она, стоящая на коленях, и мужчина, застывший за ее спиной.
Айна нервно сглотнула. Закусила губу.
Что ему нужно? Почему он просто не скажет ей встать?
В голове метались сумбурные мысли, сдобренные вспыхнувшей паникой.
Но Хассель молчал, глядя на нее сверху вниз. А потом протянул руку к ее голове.
Она внутренне сжалась, когда увидела это. И лишь секунду спустя поняла, что он не коснулся ее волос. Только вытащил шпильки.
Волосы Айны золотистой блестящей волной упали на плечи.
Нувэр мягко шагнул и встал перед ней.
– Подними голову, – раздался бесстрастный приказ.
Айна дернулась, но подчинилась. Элохимам все подчиняются. Иначе – никак.
– Так ты выглядишь гораздо лучше, – констатировал он, изучая ее лицо. – Мне нравятся твои волосы, необычный цвет.
В темных глазах мелькнуло удовлетворение. Сродни тому, что испытывает коллекционер, заполучив в свою коллекцию редкостный экземпляр.
– Я принимаю твою благодарность. Поднимайся. Можешь обращаться ко мне «нувэр Хассель». Надеюсь, ты любишь вино?