Варианты будущего (СИ) - Симоненко Юрий. Страница 24

Посёлок — одна улица с двумя десятками дворов по обе стороны — был обнесён забором из металлопрофиля. Забор на три четверти занесён снегом. На въезде сгоревшая будка КПП с открытыми воротами и поднятым обломком шлагбаума. Несколько домов в начале улицы выгорели, а вот вдали, на противоположном конце посёлка, как минимум в двух горел свет. Со стороны дороги эти дома видно не было. Там лес с двух сторон. Вернее, справа лес, а слева небольшая рощица.

Собак слышно не было (что неудивительно при таком холоде). Решили тихо разведать, что за люди живут, чтобы знать на будущее: стоит ли связь наладить или лучше обходить стороной. Людей мало осталось и люди эти сильно разные, есть и добрые, и бандиты, и кто похуже.

Оставив Татьяну в ближайшем к выходу из посёлка несгоревшем доме — в третьем от проходной, Илья пошёл задними дворами к обитаемым домам. Заметных следов своими снегоступами он не оставлял, да и мело уже сильно, но лучше перебдеть…

Осмотрев несколько домохозяйств, целых и вполне пригодных для жилья (было бы чем отапливать), Илья заключил, что люди из них давно ушли. Но вот почему эти ушли, а те, дальше — нет? Большого фона здесь не было — Крымск не бомбили. Город пострадал от воды из «Краснодарского моря», но этот посёлок стоял далеко. Хорошее место, дома добротные. Как волна грабежей схлынула, и началась темная зима — приходи и живи. Чего не жить? Лес с дровами за забором, город рядом… можно жить. Работы, конечно, много… Но не всем повезло заселиться в котельную с запасом угля. А может, жители просто «уплотнились» в те дальние дома?

Ответ пришёл скоро.

В полуоткрытом гараже последнего необитаемого дома он обнаружил настоящий склеп, вернее кóстницу по типу парижских катакомб. Человеческие черепа, позвоночники, кости были тщательно уложены на полках и вдоль стен. Похоже, тому, кто их там складывал, нравилось это занятие. Если бы не мороз, в помещении стояла бы страшная вонь, так как на костях оставались хрящи, жилы и не обглоданные до конца клочья мяса.

Людоеды.

Илье уже приходилось сталкиваться с такими. А вот Татьяне — ещё нет. И лучше так пусть и остаётся, решил тогда Илья, собираясь уходить. Но снаружи сквозь завывания ветра послышался характерный хруст: кто-то шёл к гаражу и был уже совсем близко.

Илья выключил слабый однодиодный фонарик, светивший не дальше пары метров и быстро прошёл в открытую дверь, ведущую в дом, стараясь ничего не зацепить. Сняв с руки лыжную перчатку, он достал из-за пазухи «Макаров», быстро размотал пуховой шарф, открывая лицо колючему ледяному воздуху, и так же быстро обмотал им руку с пистолетом. Замер, стараясь дышать ровно, медленно и неглубоко. Хруст снаружи усилился. Но шёл один человек — за последние пять месяцев Илья научился точно определять такие детали на слух.

Вскоре кто-то с фонарем вошёл внутрь гаража, потоптался на месте, шмыгнул носом. Что-то глухо упало на пол. Затем вошедший замер. Минуту не слышалось никаких шевелений. Видать, всё-таки заметил следы…

Скрипнуло, жёлтые пятна на стенах и потолке гаража стали ярче, снова скрипнуло. Звук волочения чего-то не сильно тяжёлого. Опять тишина.

Шаги в сторону двери, за которой стоял, затаив дыхание, Илья. Лёгкие шаги. Женщина?

Вооружен этот кто-то или нет — Илья не знал, но легкоузнаваемых щелчков или позвякивания карабином, каким крепится ремень ружья или автомата, слышно не было. Илья медленно поднял пистолет, поддерживая пуховую обмотку второй рукой снизу, направляя оружие в место, где предположительно будет находиться грудь того, кто уже через несколько секунд мог появиться в дверном проеме.

Шаг. Ещё шаг. ещё шаг. Если он не успеет?.. если промахнется?.. если выстрел услышат те, кто сделали это со всеми теми людьми?.. Татьяна! Если он сейчас не выйдет отсюда…

Нет! Он выйдет!

Свет усилился, шаги ускорились, и в проеме появился мальчишка с лампой-керосинкой типа «Летучая мышь». Лет двенадцати. Веснушчатый, немного чумазый, в дутом пуховике и в такой же дутой ушанке, с замотанным до носа шарфом, но видимая часть лица и рост не оставляли сомнений: это был именно мальчишка. Он замер, уставившись на Илью, перевел удивленный взгляд на шерстяной клубок: он явно не понимал, зачем человек в темном проеме намотал на руку шарф и выставил этот куль перед собой, словно это оружие. Мальчишка не был вооружен.

Илья тоже замер. Он не ожидал увидеть ребенка. Но не опустил пистолет, целя мальчишке точно в голову.

Что делать? Наброситься на пацана и связать? Оставить его здесь, а самому бежать, поскорее забрать Татьяну и уходить в лес? Пристрелить маленького людоеда? Но это же ребенок! Разве можно убивать ребенка! Помнится, раньше на такое был негласный запрет и в кино, и в книгах, и в играх… Исключение — только для трешовых фильмов и сериалов про зомби, герои которых — в последние годы очень толерантные — изредка стреляли маленьких плотоядных упырей, уже мёртвых, с глубоким сожалением и скорбным видом. По всем правилам надо бы и Илье тогда устыдиться, схватить в охапку это-же-ребенка, спасти его от домашнего насилия (это ведь насилие — кормить ребенка человечиной!), отвести в Убежище и кормить макаронами, гречкой и добытой собачатиной и объяснить ему, что людей есть — это очень плохо (ведь к двенадцати-то годам он, конечно же, не знал этого).

Но вот хрен там! Этот гаденыш, если его сейчас не привалить, пусть не прямо сейчас, а позже, когда его родственнички схватят Илью и его любимую женщину, будет жрать их. Не как зомби из кино, сырыми, а в виде супа или жаркого, а потом кости их сюда отнесёт и аккуратно рассортирует и разложит.

Нет! Не бывать этому! Кончилась толерантность!

Илья нажал на спуск, раздался глухой хлопок, стреляная гильза обожгла запястье, во лбу у пацана, чуть выше правой брови появилась маленькая темно-красная дырка. Пацан даже не выронил лампу. Как стоял, так и хлопнулся навзничь. Илья быстро размотал шарф, выкинул гильзу и снова замотал пистолет. Теперь «Макаров» стал теплее.

Он быстро вышел в гараж, взял из руки мёртвого пацана «Летучую мышь» и осмотрелся. В паре метров от поднятых на две трети рольставен лежал заполненный почти наполовину грязно-бурый мешок, бывший когда-то былым. В такие раньше упаковывали муку, сахар и всякие удобрения. Заглянул внутрь… Он не сомневался в том, что увидит. Загасил лампу и швырнул в сторону мёртвого людоеда.

Ветер усиливался. Мело. Надо было уходить, и как можно скорее. Илья выбрался из гаража на сугроб — снаружи снег лежал высотой в метр — и пошёл было обратно, когда за кирпичным забором в соседнем дворе что-то скрипнуло.

— Илюша! — прокричал в метель женский голос, от которого Илью прошиб холодный пот. — Ты там скоро?! Хватит эти кости перекладывать! Иди домой, пока не замерз! Ужин скоро!

Вот так тёзка… «Илюша», мля…

Илья постоял самую малость, развернулся и пошёл к кирпичному забору. Перемахнул.

Двор просторный, с заваленной снегом беседкой и парой разлапистых елей. Дом во дворе небольшой, двухэтажный, свет горит на первом этаже в паре комнат. Перед домом внушительных размеров поленница, кубов на шесть, снег вокруг почищен до самых ворот. Ворота открыты, за воротами тоже чисто, как и во дворе дома напротив, большого, четырёхэтажного. Там почти во всех окнах свет, слышны приглушенные голоса. Часть двора напротив накрыта навесом, а под навесом… — Илья присмотрелся — снегоходы… два снегохода, с прицепами.

Обошёл дом кругом, заглянул в окна. На кухне молодая женщина лет тридцати, что-то готовит. На газовой плите кастрюля большая, литров на двадцать, сковорода здоровенная под крышкой — едоков, видать, много. Следующая комната — столовая; стол накрыт на… — отсюда не видно… Илья перешёл к следующему окну, — персон на двадцать… Следующее окно — темно. Ещё одно — это с решеткой, и тоже темно… И вдруг к стеклу с обратной стороны прилипает лицо! Ещё один мальчишка. Одет легко, в какие-то тряпки, лицо в ссадинах, синяки под глазами, смотрит прямо в глаза, а у самого в глазах такое отчаяние… Илье страшно стало.