Платье для Золушки (СИ) - Иконникова Ольга. Страница 5
— Сударыня, позвольте мне ангажировать вас на все свободные танцы, — высокий и тонкий как жердь мужчина оказывается рядом со мной так неожиданно, что я вздрагиваю.
Его лицо, как и мое, скрыто маской, но седина в волосах и морщины на лбу показывают, что он уже не молод. Впрочем, какая разница? Так даже лучше.
Я с самым серьезным видом заглядываю в маленькую книжечку — карне, что на цепочке висит у меня на руке. Делаю вид, что сверяюсь с записями.
— У меня как раз свободен первый танец, сударь, — я важно киваю.
Мой собеседник расплывается в улыбке:
— Счастлив это слышать, сударыня! Как я могу к вам обращаться?
— Золушка, сударь, — уголки моих губ тоже взмывают вверх.
Ну, вот — первый разговор состоялся. Я облегченно вздыхаю. А когда начинает играть музыка, и мы с моим кавалером присоединяемся к кружащимся по залу парам, я и вовсе забываю обо всех сомнениях. Кто бы мог подумать, что я люблю танцевать?
Несмотря на возраст, мой партнер двигается умело, и я легко приспосабливаюсь к его движениям. Шаг влево, шаг вправо, поворот. Я не вижу себя со стороны, но почти не сомневаюсь, что в движении мое платье смотрится еще лучше. Стеклярус блестит в свете множества свечей, а серебристые нити в вышивке делают наряд совсем сказочным.
И когда после окончания танца мой кавалер подводит меня обратно к той колонне, где я стояла прежде, до меня доносятся слова дородной дамы в фиолетовом муслине: "Право же — прелестное платье. В таком любая дурнушка будет выглядеть королевой".
Я не пропускаю ни единого танца, а в перерывах между ними еще несколько раз слышу похвалы своему наряду. А когда однажды в ответ на это раздается чье-то громкое "Говорят, его шили в ателье баронессы Зиберт", понимаю, что план ее благородия уже сработал.
Я следую наставлениям нашей попечительницы и никому из кавалеров не даю возможности пригласить меня на второй танец. "Это прилично только для близких знакомых. Невеста может танцевать с женихом хоть все танцы подряд. Для остальных же это неприемлемо".
Да у меня и не возникает желания познакомиться поближе ни с одним из кавалеров. Все они милы, любезны, и я охотно поддерживаю разговоры о погоде, о красоте княжеского дворца и о московских новостях. Банальные, ничем не примечательные разговоры, о которых легко забываешь, стоит только диалогу закончиться. Я уже не так напряжена, как в начале бала, но от непрерывного шума начинает болеть голова. А при мысли о том, что большинство из здешних гостей едва ли не каждый вечер бывают на подобных мероприятиях, мне становится дурно.
И когда в очередном промежутке между танцами ко мне подходит очередной кавалер с приглашением, я приветствую его скучающей улыбкой уже привыкшей к такому вниманию девицы. А он вдруг спрашивает совсем другое:
— Сударыня, надеюсь, вы не будете возражать, если я похищу вас из этого душного зала?
6. Незнакомец
Я смотрю на него с изумлением. На лице мужчины — темно-синяя, в тон камзолу, маска. Но мне видны темные глаза с застывшей в них смешинкой, тонкий нос с легкой горбинкой и волевой, чуть выдающийся вперед, подбородок. Задержать взгляд на его губах я почему-то не решаюсь.
Я понимаю, что как раз должна возражать, но его предложение столь созвучно моим собственным желаниям, что у меня не хватает сил ему отказать.
Он, без слов поняв мой ответ, невозмутимо кивает. Мне кажется, он ничуть в нём не сомневался. И мне становится обидно от того, что я так легко на это согласилась.
— Быть может, мы прогуляемся по оранжерее? Если вы еще не были там, то, уверяю вас, вы будете впечатлены. Там круглый год плодоносят деревья. Сейчас как раз поспели персики. Да-да, зимой, не удивляйтесь. Княгиня — большая искусница в этом деле. Ну и, конечно, тут без магии не обошлось. Я пригласил бы вас в дворцовый парк, но, боюсь, отправиться туда без шубы было бы слишком легкомысленным.
Да, оранжерея! Там наверняка свежо и красиво. Что может быть лучше после такой духоты?
И всё-таки я героически качаю головой:
— Нет, сударь. Если возможно, я хотела бы посмотреть библиотеку.
На сей раз изумлен он. Он даже переспрашивает:
— Библиотеку?
И только когда я подтверждаю, губы его растягиваются в улыбке:
— Признаться, сударыня, вы меня удивили. Ни за что бы не подумал, что в такой прелестной головке, как ваша, может быть место мыслям о книгах.
Наверно, мне нужно обидеться и высказать ему свое "фи", но я предпочитаю сдержаться. Мне нужно попасть в библиотеку. Это поможет мне в разговоре с княгиней, если он всё-таки состоится. А может быть, нам даже удастся встретить там саму княгиню, и тогда обратиться к ней с просьбой будет гораздо проще.
И всё-таки, когда мы выходим из зала, я чувствую себя почти преступницей. И даже пытаюсь взглядом отыскать в толпе баронессу. Что она подумает обо мне, если заметит, что я отправляюсь куда-то с незнакомым мужчиной? Боюсь, что ничего хорошего. Но мысли об Альке придают мне решимости.
— И какие же книги, сударыня, вы хотели бы обнаружить в библиотеке? — интересуется мой спутник, когда мы идем по длинным коридорам дворца.
Я надолго задумываюсь. В библиотеке приюта было гораздо меньше книг, чем мне хотелось бы. Легкие романы об отважных рыцарях и прекрасных дамах и поучительные истории о добре и зле. Боюсь, подобная тематика покажется незнакомцу малоинтересной, и он сочтет меня невеждой.
Не дождавшись моего ответа, он снова спрашивает:
— Любите ли вы стихи Пушкина? А, может быть, романы Гончарова или Гоголя?
Я чувствую, что краснею, но всё-таки признаю:
— Да, мне нравятся и стихотворения Пушкина, и его повести. А у Гоголя я читала только "Вечера на хуторе близ Диканьки".
Я слышала про пьесу "Ревизор", но наша директриса считала такие произведения крайне вредными для неокрепших умов, и ничего подобного в нашу библиотеку прорваться бы не смогло.
— Ну, что же, неплохо, — снисходительно хвалит мужчина.
А во мне сразу закипает обида. Да кто он такой, чтобы оценивать мои литературные вкусы? Посмотрела бы я на него, если бы он сам воспитывался в приюте.
— Должно быть, вы знаете, что в княжеской библиотеке целый зал отведен магической литературе? Некоторые книги имеются только здесь и нигде более.
В библиотеке приюта таких книг не могло быть в принципе. Для обладания подобной литературой требовалось специальное разрешение, которое можно было получить только в тайной императорской канцелярии. И подобные разрешения были у считаных десятков людей во всей России. Хотя некоторые книги и продавались, и читались подпольно, решались на это немногие — слишком суровым было наказание за подобный проступок.
— Правда ли, что в библиотеке княгини работают даже женщины? — осторожно интересуюсь я.
Мужчина кивает и уточняет:
— В ней работают исключительно женщины. Ее светлость придерживается весьма прогрессивных взглядов на место женщины в обществе, и это — один из способов заявить об этом. Но вам это вряд ли интересно. Такой хорошенькой девушке, как вы, ни к чему думать о работе.
Я едва сдерживаю уже готовую сорваться с губ усмешку. Этот господин слишком далек от реального мира. Он вряд ли может себе представить, что для многих женщин работа — не прихоть, а насущная необходимость.
Но он улавливает мое настроение и неожиданно говорит:
— Простите, если я вас обидел. Это была попытка сделать комплимент.
— Она не удалась, сударь, — строго говорю я.
А через секунду мы оказываемся в огромном помещении, вдоль стен которого с потолка до пола стоят заполненные книгами массивные шкафы из орехового дерева. Книг так много, что я восхищенно ахаю. А потом быстро подхожу к ближайшему шкафу и провожу рукой по кожаным переплетам. Восторг, чистый восторг — вот, что это такое.
Незнакомец наблюдает за мной с заметным интересом.