Рыжий Ангел (СИ) - Илина Дина. Страница 13

И только в дни боев я сидела дома, плакала и молилась. Я смирилась с этими обстоятельствами нашей совместной жизни, но никто никогда не узнает, чего мне это стоило. Сколько выплаканных слез и переживаний, нерв, истерик, когда он в очередной раз почти без сознания приезжал ко мне побитый, в синяках и ссадинах. Мой любимый человек принял решение идти до конца, и я с ним согласилась.

Но на протяжении всего времени, меня преследовало какое-то нехорошее предчувствие. Я гнала его прочь, уговаривала себя, что накручиваю, но это было, как шестое чувство, знала: должно случиться что-то плохое… Что-то очень плохое…

В тот роковой день мы с друзьями сидели в любимом баре Димы, пили пиво и весело смеялись. На фоне играла приглушенная музыка. У всех кроме меня было отличное настроение. Я же с утра была сама не своя, поэтому вяло жевала орешки и делала вид, что поддерживаю разговор, а сама посматривала по сторонам. И тут вдруг мелькнуло ненавистное, до боли знакомое лицо из прошлого.

От неожиданности пролила пиво, а от ужаса не могла ничего сказать. Я просто молча показывала в сторону двери пальцем.

«Нет, нет, нет… Не может быть, нет, нет»

Я, как всегда в таких случаях, обхватила себя руками и стала методично раскачиваться вправо-влево, вправо-влево. Это была моя защитная реакция.

Страх сковал изнутри, казалось, все органы сжались до предела. Глоток пива встал поперек горла, я закашлялась и на всякий случай склонилась под стол, но затем, не без усилия, все же протолкнула напиток назад в себя.

— Женя, ты подавилась, что ли? — услышала, как будто издалека голос Димы.

Отрицательно замотала головой, не поднимая ее из-за стола, надеялась, что стоящий возле двери человек покинет все-таки это заведение. Или, если не уйдет он, то как-нибудь незаметно проскользнем мы. Но тело больше не подчинялось мне, его трясло и колотило — это была паническая атака. Я подняла голову, силясь сказать то, что хотела:

— Ди-ди-диммочка, д-д-да-вв-ай уйдем отсюда, п-п-пожалуйста.

Он сразу все понял, я увидела это по его безумному взгляду: дикому, мутному. Мне стало страшно. В таком состоянии он был опасен. Я не узнавала своего любимого мужчину: волчонок, за секунду превратился в волкодава, готового защищать свою собственность, чего бы это ему не стоило. Я не зря сравнивала его с этим животным. Ведь, волк единственный из зверей, кто может пойти в бой на более сильного противника, если видит исходящую от него угрозу в сторону самки или потомства, и в случае неудачи, умирая, до последнего будет смотреть в глаза врагу. Сильные, смелые и преданные, они никогда не оставят любимых в беде. Его внутренний зверь вырвался из заточения, он не мог себя сдерживать, этого я боялась больше всего на свете, если он все узнает, то будет мстить, конечно, своими методами. Дима не испугается Александра, я знала это точно.

Он схватил меня за плечи, до боли сжал и сквозь зубы прошипел в лицо:

— Это он, да? Говори, Женя! Это тот ублюдок, который испортил тебе жизнь, да? — Дима не контролировал себя, кричал мне в лицо, тряся при этом, как игрушку.

Зажмурилась и кивнула. Мы привлекали к себе внимание, в баре перестала играть музыка и повисла давящая тишина. Открыла глаза. Савельев все так же стоял при входе, щурился и криво улыбался. Он почти не изменился, только стал намного шире в плечах. Естественно, он узнал меня.

«Все, это конец».

Александр пальцами показал своим прихвостням идти за ним и не спеша двинулся в нашу сторону. Савельев шел неторопливо, как бы смакуя, оттягивая момент встречи. Он напоминал охотника, поймавшего в свой капкан долгожданную добычу. Я была его трофеем, раненым зверьком с затравленным взглядом, боявшимся даже шелохнуться и надеявшимся все-таки на чудесное освобождение. Возможно, он сжалится и отпустит на волю лисичку?

Каждый его шаг отдавался пульсом в моей голове. Дима тоже понял, что Савельев направлялся к нашему столику, и хотя быстро взял себя в руки, и внешне выглядел спокойным, я знала, что это не так. Нужно было срочно что-то предпринять.

— Дима, Димочка, — я вцепилась в его руку ногтями, вынуждая посмотреть мне в глаза. — Дима, ты любишь меня?

Он молчал.

— Т-ты ведь л-любишь меня, Дима? Ответь, ответь м-мне немедленно! — Мой голос срывался на крик. — Не м-молчи, не молчи, п-пожалуйста.

— Конечно, люблю, Женечка, — сказал он сквозь зубы.

— Тогда, п-пообещай, не в-вмешиваться. Я сама р-разберусь, пообещай, с-скорее, Дима, Савельев у-уже идет к н-нам.

— Я обещаю не вмешиваться, пока не посчитаю, что он перешел черту дозволенного, большего обещать не могу! — тихо сказал мне и повернулся в сторону Александра, именно в тот момент, когда тот подошел к нам.

— Ну, привет, Женечка. Сколько лет, сколько зим. А ты так же прекрасна. Все это время я жил воспоминаниями о тебе. Надеюсь, ты тоже с теплотой думала о нашей последней встрече?

Я очень сильно боялась за Диму, боялась, что он не выдержит и бросится драться с Савельевым, поэтому, собрав остатки своих сил, попыталась сделать вид, что мне все равно, что Александр безразличен, что он пустое место. Сделала глубокий вдох, мне надо было сосредоточиться и стараться говорить четко и медленно, чтобы не заикаться, не хотелось опять стать предметом его насмешек.

— Не думаю, что знаю вас, молодой человек? Вы мой бывший ученик? — Выдержала паузу, оглядела его с головы до ног и продолжила, — хотя больше похожи на папу ученика? Что-то не припоминаю вас?

Не знаю, зачем съязвила, но во мне начала закипать злость, которая спала все эти годы, внутри поднималась буря эмоций. Этот подонок прекрасно жил все это время, и никакие муки совести его не беспокоили. Стоял и нагло ухмылялся мне после того, что он сделал, знал, что его никто и никогда не сможет наказать, уверенный в себе, отмороженный ублюдок. Картины прошлого мелькали перед глазами. Хотелось плюнуть в лицо, смешать с грязью, ударить, растоптать, смыть его физиономию с лица земли.

— Ха-ха, птичка-синичка, а ты выросла и оперилась. Не в этом ли сопляке дело, который сидит сейчас рядом с тобой?

— Может и в нем, но тебя это точно не касается. А ты, я смотрю, свиту сменил? Что выросли детишки и дорожки разошлись? А были такими друзьями, такими друзьями, прямо «не разлей-вода». Что, не подстать тебе они теперь? Не угодны королю стали? Где же ты еще таких преданных дружков найдешь, которые по одному взмаху твоей руки прикурить подавали и по одному кивку понимали, что делать надо, безропотно подчинялись своему хозяину, как побитые собачонки. А? Где же они?

Я обвела взглядом зал и развела руки в стороны.

— Что, хороши они были только на время школы, а во взрослой жизни не нужны стали? Быстро же ты друзей меняешь.

— У-у, наша лисичка зубки научилась показывать? — Он наклонился к столу, чтобы быть ближе ко мне, и продолжил: — А такой ты мне еще больше нравишься. Сели, дружки мои, Женечка. Как были дураками, так и остались. Говорил им «папочку» слушаться, а они, суки, подставились. Денег им все мало было… Но, это лирика, так сказать, отступление. А вот ты, я смотрю, вспоминаешь на досуге о той ночи. Понравилось, все-таки?

Я вжалась в диван и отрицательно замотала головой.

— Ты ошибаешься! Все это время, я спала и видела, как ты гниешь со своими прихвостнями в местах не столь отдаленных.

А он продолжал с гадкой ухмылочкой:

— Ты, врешь, ты все врешь, лисичка. Тебе понравилось, я в этом уверен, помню, как ты стонала подо мной…

— Я стонала, от того, что мне было плохо, придурок, — медленно, выплевывая каждое слово ему в лицо, произнесла.

Я смотрела на него с ужасом. Савельев действительно думал, что я тогда получала удовольствие вместе с ними.

«Он сумасшедший, да по нему психушка плачет».

А он все нес свой бред, в который свято верил до сих пор:

— Ты же помнишь, как нам было круто? Хотя, вряд ли… А я вот до сих пор, когда в постели с бабами кувыркаюсь, тебя представляю. Как ты могла променять меня на этого молокососа? Я тогда искал тебя, искал, а ты, как сквозь землю провалилась. А я скучал, лисичка. — И тут он сорвался, начал орать так, что капли его противных слюней попадали мне на лицо: — Ты, сучка, стала моим наваждением, еще никто никогда не сбегал от меня! Что, этот сопляк круче в постели, да? Отвечай, сука? Ты так же под ним стонешь…?