Ратник (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 12
— Так это всякие крестьяне так, — возразил один из купцов.
— Всякие, — кивнул Панкрат. — Однако Андрея волнует только городовой полк и укрепление обороны от татар. Посему он предлагает интересный способ и денег заработать, немного, и крестьян поддержать.
— Но…
— Погоди, — перебил возразившего купца Федор Сырков. — Что он предлагает?
— По весне, перед посевной заключать с крестьянами ряд, выкупая у них осенний урожай. Оплачивая его частью зерном под посев, частью монетой. Чтобы крестьяне могли верным образом засеять свои поля. И чтобы частью расплатились со своими помещиками, заступающими на службу. Хотя бы частично, дабы повысить число выехавших на службу воинов.
— А если татары посевы попортят?
— Городовой полк в том даст обязательства возместить из добычи, взятой на саблю убытки наши за прошлый год.
— А ежели неурожай?
— Тут уже на все воля Божья. Ибо цель главная — поднять силу полка.
— А нам с того какая выгода?
— По осени весь урожай наш. Сразу. По известной еще весной цене. Ну и доброе отношение царя, которому укрепление южных рубежей очень важно.
— Андрей же тут каким боком?
— Торг мы можем через него везти, прикрываясь его грамотой. А значит и мыта платить меньше. Откуда и прибыток, который станет перекрывать убытки от неурожайных годов.
Снова помолчали.
Для Новгорода закупки зерна традиционно значили очень много. Потому что в землях вокруг города оно урождалось плохо. Все, кто из читателей бывал в тех краях, прекрасно знают, что хорошо там растет только бурьян. Да и то — не всякий и не везде. Из-за чего продовольственные поставки в Новгород издревле являлись важным фактором выживания этого «торгового мегаполиса» Средневековья. Иногда помогали купцы из Ганзы, спасая от голода. Но нечасто. Основной поток продовольствия шел с юга и выступал важным инструментом политического шантажа со стороны князей еще в бытность города самостоятельной державой.
Сейчас же Андрей выступил с достаточно интересным и, в то же самое время, скользким предложением. Ведь новгородские купцы могли закупать зерно на юге и завозить его к себе под сниженной налоговой нагрузкой.
— А Государь нам головенки то не по отрывает за такие выкрутасы? — резонно спросил один из купцов.
— Андрей думает, что если мы честно поспособствуем укреплению полка тульского, дабы Москву от татар крепче прикрыть, то он простит нам эти малые шалости.
— Он думает? Да кто он такой?! — раздраженно рявкнул один из купцов.
— Кто? — переспросил Панкрат с усмешкой. — Два года назад он был сиротой-недорослем, за которым числился долг в двадцать три рубля. А всего что за душой у него имелось — это кусок разоренного поместья на дожитие да старая отцовская сабля на поясе.
— И лук, — заметил Ефрем Онуфриев сын.
. И лук, — согласился Панкрат. — Но это было два года назад. Сейчас же Андрей — законный поместный дворянин, владеющей небольшой, но вотчиной, в которой стоит крепость. Его крепость. У него есть деньги. У него есть редкие и дорогие товары. Ему даровано право личного прапора.
— Баннера? — уточнил один из купцов, имея в виду привычную для Западной Европы традицию.
Строго говоря система была очень простой.
Основная масса рыцарей не имела права на личное знамя и собственный отряд, состоящий из других рыцарей. Однако часть из них могла стать баннеретами, которые обладали этими привилегиями. Они, как иные рыцари, были в основной своей массе нетитулованным дворянством и, по совместительству, мелкими феодалами, как правило, безземельными. Выслужившими на поле боя свое привилегированное положение.
На Руси такой традиции не имелось. Здесь личное знамя выступало в качестве индивидуального поощрения и не было связано с особыми правами. Однако о том, как устроены дела у соседей знали неплохо. Особенно в Новгороде, имеющем богатые связи с Германией через Ганзу, в которой эта традиция бытовала в полный рост.
— Да. Баннера. Кроме того, царь подарил ему аргамака и очень полезную грамоту, позволяющую ему платить мыт Государю лично. И это не считай того, что вот эта лампа, — указал Панкрат рукой на стол, — его выдумка.
— Его?
— Его. А он сам предстал по осени перед нами в старинной броне, которую, как сказывают, кузнец сделал под его личным руководством.
— Какой еще броне?
— А как на старых фресках в Софии, — ответил Панкрат, имея в виду храм Святой Софии в Новгороде, где на ряде фресок XI–XII веков отражалось обычное для эпохи его строительства защитное снаряжение. В частности, ламеллярные доспехи.
Снова помолчали.
Панкрат же, усмехнулся и продолжил.
— Дурные головы сказывают, что Андрей — это волколак. Другие, что его колдун заколдовал, оттого и преобразился, расцвел. Третьи, совсем дикие вещи бают, будто бы волхв поганый возродил в теле мальца дух древнего воина. Где истина мне не ведомо. Но человек он интересный, умный и необычно образованный.
— Откуда же образование сие?
— Мне того не ведомо. Однако разве это важно?
— Все важно. А ну как со слугой Лукавого снюхаемся. И всю жизнь себе испортим, а потом и душеспасение.
— Он церковь посещает, причастие принимает, крестится, молитвы читает. Сам видел. Так что, даже если он и черт, то православный. Впрочем, ни хвоста, ни рыла свиного, ни копыт я у него не замечал.
— Главное, чтобы Государь их не заметил, — кисло произнес один из купцов.
Все снова помолчали. Но недолго. Минуты не прошло, как они с новой силой вернулись к обсуждению идеи Андрея по внедрению примитивных сельскохозяйственных фьючерсов. В той форме, в которой он их предлагал, они были крайне полезны для селян, но еще не позволяли торговать ими самими. То есть, не плодили всякого рода спекуляций и инфляций.
Но это лишь маленький кусочек более глобального плана по привлечению финансовых активов Великого Новгорода на юг. В том числе в формате создания дикой-самопальной продовольственной биржи, треть доходов от которой поступало бы лично царю. В обход разного рода боярских группировок. Ну и на полк капало.
Андрей не очень хорошо знал политические расклады эпохи. Но кое-что помнил. Например, о том, что так называемая «Избранная рада» тянула политическую активность царя на север — в Ливонию. Как и новгородская партия. Он же сам был обеспокоен югом, который создавал большое беспокойство его державе.
Шутка ли? Каждый год степняки совершали малые и весьма многочисленные беспокоящие набеги, разоряющие южные пределы державы. И угоняющие на продажу в рабство его подданных, частью, а другой, большей частью, вырезающие. В основном крестьян. Ведь не каждого из них можно было продать в рабство за разумные деньги. И, зачастую, «овчинка не стоила выделки». И эти мелкие отряды терзали земли южнее Оки в бесконечной малой войне, не давая ей покоя…
А ведь были и большие вторжения, которые при определенной удаче могли приводить к разорению и окрестностей Москвы. О том же, что земли вокруг Тулы после таких мощных рейдов превращались в дымящиеся руины и говорить нечего. Впрочем, не только Тулы. Однако Тула, стоящая на главной ветке Муравского шляха, в те годы испытывала на себе основное давление степи. И особенно Крымского ханства с его степными вассалами да союзниками.
Поддержит ли царь его инициативы? Вопрос. Однако Андрей все равно не сидел на попе ровно и пытался. Просто потому, что считал — ему не получится прикинуться серой мышкой. И так вон уже какой фокус внимания. А раз так, что его уж рядиться? В конце концов, Иоанн Васильевич, как он уже понял, не спешил с принятием решений. И тщательно все взвешивал. Да, можно было прогореть и потерять все. Но кто не рискует, тот не пьет шампанского ведерком…
— Сам-то что думаешь? — спросил Панкрата Федор из Сырковых, когда собрание купцов разошлось без какого-то определенного финала. Людям требовалось переспать со своими мыслями. Какое-то время пожить с ними, прикидывая с разных сторон. И потом, после, сойтись вновь для нового раунда переговоров.