Украденное воскресенье - Александрова Наталья Николаевна. Страница 13

— Слушаю, — нелюбезно напомнил о себе Кирилл.

— Я бы хотела знать, что произошло здесь, в этой квартире, с субботы до утра понедельника.

Он посмотрел на меня с удивлением, а потом нахмурился.

— Зачем тебе? Ты что, сама не знаешь?

— Дело в том, — голос мой предательски дрогнул, — что я ничего не помню.

— Что-о? — Он повысил голос. — Ты думаешь, я тебе поверю?

А мне и не надо, чтобы ты мне верил, — разозлилась я. — Мне надо, чтобы ты рассказал мне как можно более подробно, что здесь произошло, какого черта ты держал меня в своей квартире больше суток и какой гадостью напоил, выдавая это за кофе.

Он смотрел на меня абсолютно дикими глазами, но меня уже понесло.

— Что смотришь — стыдно? Как в постель затащить женщину без сознания, так ему не стыдно, а в глаза смотреть стыдно?

— Что ты несешь? — Он громко сглотнул. — Ты сама ко мне пришла.

— Правильно, пришла по телефону позвонить и плащ зашить, потом выпила кофе и потеряла сознание, а дальше что было? Говори, говори, не стесняйся.

—. Да не подсыпал я тебе ничего в кофе! Вот, нормальный кофе, «Паула», я сам его пил.

— Ну-ну, — прищурилась я, — с чего бы мне тогда в обморок грохаться, за мной такого никогда не водилось!

— Я и сам удивился, испугался даже.

— Вот и вызвал бы «скорую», отправил в больницу, чем в постель укладывать.

— Я Генке позвонил, тут на третьем этаже сосед, приятель мой, живет, он спустился, тебя посмотрел.

— Еще и Генка! — вскипела я. — Мало мне одного, еще и Генка тут ошивался!

— Да ты что? Он хирург, в Эрисмана работает. Правда тебе, как я вижу, психиатр бы не помешал, ты женщина со странностями.

Я хотела было обозвать его тоже по-всякому, но взяла себя в руки. Надо скорее все выяснить и уходить, а то мы до утра проругаемся.

— Продолжай.

— Вот, он посмотрел, сердце послушал, пульс, зрачки — говорит, все нормально, она спит. Это, говорит, у женщин бывает.

— Классный специалист!

— Да, говорит, пойду в восемь утра на дежурство, загляну, посмотрю еще раз. Звонит ко мне в восемь, а тебя уже и след простыл.

— Что-что? А ты где был?

— Что слышала! Я спал тут, в маминой бывшей комнате, а ты вон там, на том диване.

— Так я тебе и поверила!

— А это уж как хочешь — сухо сказал он, — но только так и было, и в кофе я тебе ничего не подсыпал, надо больно.

Я поняла его намек — раз я ему не верю, то и он мне тоже.

— Ну, хорошо, допустим, но потом-то что было? Ведь я же помню, где очухалась в понедельник, ты же не будешь утверждать, что ничего не было?

— Зачем тебе это надо знать, раз ты все равно ничего не помнишь? — Он нервничал.

— Рассказывай уж, — устало проговорила я.

— Ты пришла ко мне вечером в воскресенье, часов в одиннадцать. Сама пришла, сказала, что хочешь у меня остаться.

А что еще я говорила?

— Не помню.

— Потом? — машинально спросила я.

— Потом пошла в ванную, потом вернулась. Подошла ко мне. Слушай, я же не извращенец все в подробностях пересказывать! — возмутился он.

— Не надо, — глухо сказала я и отошла к окну.

Мне не хотелось, чтобы он видел мое лицо. По всему выходило, что он не врет, что я действительно отсутствовала где-то все воскресенье, но что, черт побери, со мной случилось и почему я ничего не помню? Из кучи нечистот за окном кухни выскочила здоровенная крыса и уселась, глядя мне прямо в глаза и шевеля ушами. Мне стало совсем тошно.

— Ты сама ко мне пришла, — повторил Кирилл.

— Сама пришла, а ты и рад! — не выдержала я. — Все вы одинаковые — любая к тебе в дверь постучится, ты ее примешь.

— Не любая… — усмехнулся он.

С первой встречной он бы не стал. Просто эта девушка ему очень понравилась еще там, в комнате у Марии Михайловны. Он увидел ее, как тогда, — красивая женщина с серо-голубыми глазами, глазами цвета балтийской волны, с восторженным изумлением рассматривает старинный фарфор у себя в руках. Когда в воскресенье утром она исчезла, он смирился и не стал ее разыскивать. Но, когда вечером она пришла к нему сама, он поверил в чудо. Не может же человеку все время быть плохо, должна же судьба преподнести когда-нибудь неожиданный подарок! Он ошибся, чудес не бывает. Принцессы не стучатся в дверь к бедным трубочистам в реальной жизни.

Похоже, он свалял дурака, когда с ней связался. Девушка явно со странностями, может у нее шизофрения, раздвоение личности? Не может быть, чтобы она ничего не помнила! Он оглядел всю ее поникшую фигуру — нет, правда, она очень расстроена. И не верит ему, считает его чудовищем.

— Как ты себя чувствуешь? — помимо воли спросил он.

Я вскочила на ноги.

— Считаешь меня ненормальной? Раньше надо было думать. Тогда небось думал, что это ты такой необыкновенный, что к тебе женщины на дом приходят!

Он помрачнел и отвернулся.

— Да, думал, раз в жизни повезло, а оказалась не то больная, не то уколотая.

— Вот и поговорили. Я пойду. — Я кинулась к двери, чтобы он не видел моих злых слез.

Господи, зачем я притащилась тогда к нему, что я в нем нашла?!

— Подожди, я провожу, оденусь только.

— Обойдусь! — Я уже была на лестнице.

Во дворе было темно. Я кое-как доковыляла до подворотни и в следующем дворе, увидев огоньки на Зверинской, приободрилась. Сейчас дойду до метро и поеду домой к Аське, а то совершенно забросила ребенка. Я уже подбегала к подворотне, как вдруг из темного угла выскочил мужик, и потная волосатая лапа схватила меня за плечо. От неожиданности я вскрикнула, мужик радостно заржал. От него несло перегаром, и вообще он был здорово пьян, но не настолько, чтобы была нарушена координация движений. Он начал меня лапать, я молча вырывалась.

— Витек, кто там у тебя? — Из дальнего конца двора подгребали к нам еще двое.

Я уже открыла рот, чтобы заорать, не надеясь, впрочем, на успех, когда услышала спокойный голос Кирилла:

— Витек, отпусти девочку.

— Кирюха! — восхищенно завопил Витек. — Дак это твоя, что ли? А чего же она тогда одна бегает?

— Да вот, такая нетерпеливая, все ей надо скорее.

Кирилл обнял меня за плечи и привлек к себе.

— Ну, привет тогда, гуляйте. — И Витек нетвердыми шагами удалился.

Его приятели наблюдали за нами со стороны. Я прижалась к Кириллу, и мы не спеша побрели по Зверинской улице. Не то чтобы мне очень хотелось это делать, просто, похоже, у меня не было выбора. Мы молча дошли до Кронверкского, там он, первый убрал руку. На станции метро я сказала ему на прощание:

— Ну и знакомые у тебя!

— Я здесь вырос, — ответил он, не вдаваясь в подробности.

— Много шляешься! — приветствовала меня Галка дома.

Насмерть разобиженная Аська уже спала в обнимку с медведем.

Пока я ужинала, Галка тоже соблазнилась выпить чая, тем более, ей хотелось узнать, где же я пропадала допоздна.

— Скажи, Галка, вот живет человек совсем один, но не старый, сорока нет, в квартире полная нищета — что бы ты подумала?

— Пьющий, — без колебаний ответила Галка.

— Да? — усомнилась я. — Вроде не похоже, сам ходит чисто, бедно только. И бутылок пустых нигде не видно.

— Тогда запойный, — спокойно ответила Галка.

— Как это?

— Ну ты, Танька, как палкой с неба сшибленная. Не знаешь, что у людей запои бывают?

— Знаю, конечно, но… я думала, это старики какие-нибудь, опустившиеся совсем.

И вовсе нет. Вот человек живет полгода спокойно, работает, все у него хорошо, потом вдруг — раз! — запой, все продаст и пропьет, его лечат.

— Снятие запоев на дому?

— Это все фигня! — Галка с пониманием махнула рукой. — Пока организм сам не остановится, запой не пройдет. Этот твой знакомый женат когда-нибудь был?

— Вроде говорили, жена его бросила, — неуверенно вспомнила я.

— Вот видишь, все сходится! — обрадовалась Галка. — С запойным долго никто не выдерживает. У меня в детстве сосед такой был дядя Леша. Когда трезвый — чудо-человек, добрый, руки золотые, а как запьет — всем двором от него прятались. Так что не сомневайся, запойный он!