Тайны уставшего города - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 12

Репортеры из милицейской газеты ошиблись. Казимир Станиславович Швабо никогда не был начальником московского сыска. Свою службу в полиции он начал со скромной должности сыщика в летучем отряде. В те годы это полицейское подразделение было самым боевым. Сотрудники его работали по всей Москве. Они ловили карманников в трамваях и на рынках, занимались квартирными кражами, сажали за решетку конокрадов и собачьих воров, ловили уличных грабителей.

Работа в летучем отряде давала его сотрудникам неоценимый опыт и прекрасное знание преступного мира Москвы. Казимир Швабо был отличным сыщиком, получил все причитающиеся полицейскому, служащему без классного чина, медали и был повышен.

Он стал надзирателем сыскной полиции в Тверской полицейской части. Это была самая сложная территория в Москве. Все модные и ювелирные магазины, богатые квартиры, лучшие кофейни и рестораны.

Швабо еще в летучем отряде создал весьма сильный агентурный аппарат, поэтому ему удалось расстроить несколько крупных магазинных краж и квартирных грабежей. Он был отличным профессионалом и без всякой «руки», которая проталкивала бы его по служебной лестнице, к 1915 году выбился в чиновники для поручений Московской сыскной полиции. И хотя чин был пожалован ему всего ХII класса — губернский секретарь, что в наше время равно лейтенанту милиции, он стал одним из четверых старших оперативных работников московского сыска и получил должность весьма перспективную для роста. Курировал Швабо по-прежнему Тверскую полицейскую часть, где у него сложились прекрасные рабочие отношения.

Чиновник полиции получал неплохое денежное содержание, и Швабо нанял квартиру в Ермолаевском переулке, дом 7, у него был установлен телефонный аппарат номер 160-76. Надо сказать, что чиновникам полиции в те годы квартиру оплачивало государство.

Семья у него была небольшая. Он, жена, сын Станислав, гимназист. Швабо мечтал, что сын, получив аттестат, поступит в Институт инженеров путей сообщения. В те годы инженер был весьма уважаемым и обеспеченным человеком.

Жизнь шла своим чередом. Швабо ловил мазуриков, жена вместе с кухаркой хлопотала по дому, а сын прилежно изучал науки. Но однажды ночью в начале декабря 1916 года в квартире зазвонил телефон. Швабо снял трубку и услышал голос своего агента, предложившего ему встретиться в десять часов в Нескучном парке. Агент телефонировал из ресторана, так как на квартире у него телефона, естественно, не было.

Морозным декабрьским утром они встретились в Нескучном саду. Агент был человеком солидным, походил на степенного купца.

— Слышь, Станиславович, — начал он сразу же, — Веденяпин объявился.

— Интересно, и поэтому ты мне ночью телефонировал?

— За фрея меня не держи, Веденяпин дело ставит.

— Какое?

— Ювелирный магазин. «Пале-Рояль» помнишь?

— Кузнецкий мост, дом 5.

— Точно. Так он его взять хочет.

— Он же медвежатник, налеты не его дело.

— Он подкоп готовит, чтобы в новогоднюю ночь сейфы потревожить.

Швабо, взяв лихача, погнал его в Гнездниковский, где помещалась сыскная полиция, и пошел в кабинет начальника — коллежского советника (полковника) Маршалка.

От такой новости у Карла Петровича немедленно улучшилось настроение. Еще бы, взять с поличным такого воровского ивана, как Веденяпин по кличке «Лапа»! (В те годы «иваны» были тем же, что нынче воры «в законе».)

Операцию разработали быстро. Агент сообщил, что две недели назад у истопника дома 5 началась типичная болезнь российских интеллигентов — запой. Поэтому Александровский комитет прислал на эту должность увечного воина, георгиевского кавалера. Воин этот на фронте ни одного дня не воевал, а был тверским вором-форточником Соловьем.

Ночью Соловей и Веденяпин сотоварищи рыли подкоп, чтобы попасть в магазин в праздничную ночь, когда сторожа на улице уже пьяные, а городовой делает обход квартир с поздравлениями, получая в каждой рюмку водки и серебряный рубль.

Продумано было точно, с учетом российского менталитета.

Через неделю Швабо с двумя надзирателями подъехал в магазин и попросил управляющего вызвать к себе истопника и держать его до особого распоряжения.

Навесной замок ловко открыли отмычкой, попали в котельную и обнаружили подкоп: теперь надо было ждать.

В канун Нового года торговля у ювелиров шла, как никогда, успешно. Народу в магазине было битком. Поэтому никто не обратил внимания на десять солидно одетых господ, в разное время пришедших в магазин.

Наконец «Пале-Рояль» закрыли, а господа остались в служебных помещениях. Нортоновские часы в торговом зале пробили двенадцать раз, послышался удар и паркет треснул. В пустой зал влезли четверо. Двое пошли потрошить витрины прилавков, а двое направились в комнату, где стояли сейфы.

Веденяпин был медвежатником опытным и первый сейф вскрыл через полчаса. Когда он начал перегружать деньги и драгоценности в объемистый саквояж, вспыхнул свет и вместо Деда Мороза появился Швабо с браунингом в руке, а с ним девять молодцов из летучего отряда.

— Руки вверх! Все арестованы.

Один, самый шустрый, прыгнул в лаз, но там его уже ожидал помощник пристава с городовым.

Градоначальник генерал Климович оценил работу сыщиков, все получили награды, а Швабо — очередной чин — коллежского секретаря — и прицепил на погоны еще одну звездочку.

По случаю сыскной удачи и нового чина Швабо устроил дома прием для сослуживцев, на котором много говорили о подкопе и Веденяпине, поздравляли Швабо и желали счастья его сыну, гимназисту Стасику.

А потом грянула Февральская революция и демократическая власть разогнала старых сыщиков, запретила агентурную работу, как позорящую гражданина свободной России, и объявила всеобщую амнистию. После так называемой перестройки мы хорошо представляем, как это происходило.

Страна погрузилась в уголовный террор.

Исчез Казимир Швабо, а сынок его не стал инженером-путейцем и выбрал другую дорогу — воровскую.

Летом 1928 года к дежурному по МУРу поступило сообщение о краже мехов в магазине на углу Столешникова и Большой Дмитровки. Оперативная группа во главе с инспектором Екатериной Максимовой прибыла на место происшествия. В торговом зале ничего украдено не было. Все меха и изделия оказались на своих местах. Максимова крайне удивилась.

— Так что же у вас украли? — спросила она директрису.

— Пойдемте в подвал. Там у нас хранилище.

Перед оперативниками предстали три взломанных шкафа.

— Здесь мы хранили самые ценные меха, — пояснила директриса.

Опера внимательно осмотрели подвал. Попасть сюда можно было только через торговый зал. И тут они заметили узкий лаз, пробитый между ступеньками кирпичной лестницы.

— Куда он ведет? — спросила Максимова.

— Не знаю, вчера его не было, — вздохнула директриса.

Ефимов, как самый молодой и худенький, зажег карманный фонарик и полез в щель. Сначала он попал в какой-то колодец, в котором виднелась нора. Ефимов полез дальше и оказался в небольшом отсеке, где стояли бочки, ящики, ведра, заполненные землей. Над его головой зияла дыра.

Он подтянулся на руках и оказался в котельной, заваленной землей. Дверь была открыта, и он вышел на улицу.

Ограбление, видимо, произошло в субботу, так как магазин не работал в воскресенье и понедельник. Следовательно, у грабителей было в запасе целых два дня, чтобы спрятать награбленное.

Старшей группы по расследованию преступления была назначена Максимова — единственная женщина-инспектор во всей столичной милиции.

Началась обычная оперативная работа: опросы, накачка агентуры. Поднимались архивы. Искали аналогичный преступный почерк. Только архивы Московской сыскной полиции поднять они не могли, так как он практически весь был похищен уголовниками в феврале семнадцатого, когда они вместе с демократической общественностью громили учреждения полиции.

И конечно, проводились любимые мероприятия того времени — облавы. В Москве трещали блатхаты и малины, тайные катраны и дома свиданий. Скорняков и портних чуть не ежедневно таскали в милицию.