Тайны уставшего города - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 22

Так появилось на свет дело «польского шпиона Виктора Овчинникова». Ведь только агент империалистической разведки мог не заметить, что дело об убийстве делегата съезда Советов — политическое.

Виктор Овчинников был расстрелян по приговору Особого совещания.

В те же годы арестовали и вынесли смертный приговор первому начальнику МУРа Александру Трепалову, его обвинили в покушении на жизнь самого товарища Сталина.

В 1970 году произошло «знаменательное» событие в жизни страны. Правда, широкие массы строителей социализма об этом ничего не знали. А напрасно. Событие это влияло на жизнь простых граждан значительно больше, чем очередной съезд КПСС.

В прелестном зеленом Киеве, на берегу Днепра состоялся очередной сходняк. Воры «в законе» решали, как им жить дальше.

Воровские понятия, созданные в сталинском ГУЛаге, больше не отвечали требованиям эпохи. Теневая экономика и спекуляция стали более прибыльным делом, чем воровство.

На «съезде» было разрешено ворам «крышевать» подпольные цеха, если нужно — иметь дела с ментами и администрацией. Москву на «сходняке» представлял знаменитый московский вор Анатолий Черкасов по кличке «Черкас». Так теневой бизнес стал заботой воровского сообщества. Воры объединились с цеховиками, местной властью и некоторыми милицейскими чинами.

На огромные деньги, полученные от подпольного производства, покупалось расположение самых высоких чиновников страны. Бороться с этим должна была служба БХСС, но, мягко скажем, у нее это не всегда получалось.

Отслеживать нарождающуюся коррупцию председатель КГБ Юрий Андропов поручил специально созданному подразделению.

МВД при Николае Щелокове окрепло и стало мощной государственной структурой.

И вот на борьбе с нарождающейся коррупцией столкнулись интересы двух могучих ведомств, а проще сказать, амбиции Юрия Андропова и Николая Щелокова.

Открытая конфронтация началась 26 декабря 1980 года, когда на станции метро «Ждановская» пьяными милиционерами был убит заместитель начальника секретариата КГБ СССР, майор госбезопасности.

После убийства тело на машине начальника 5-го отделения по охране метрополитена вывезли в район поселка Пихорка и бросили у дороги. По этому делу была создана специальная следственная группа, которую возглавил знаменитый следователь по особо важным делам Владимир Калиниченко.

Об этом писали много и даже сняли художественный фильм «Убийство на Ждановской», поэтому я не буду пересказывать, в каких условиях велось следствие.

Люди Щелокова делали все, чтобы помешать Калиниченко. В ход шли шантаж, угрозы, обещания быстрой карьеры. Но все же убийцы сотрудника госбезопасности Лобов, Лоза, Самойлов, Емешев, Панов и Баринов были арестованы. Их допрашивали следователи КГБ в Лефортово. Но для того чтобы навсегда дискредитировать милицию в глазах руководства партии, одного случая было недостаточно. В разборку двух руководителей мощных карательных структур втягивали все новых и новых работников милиции, и естественно МУРа.

Начальнику 4-го отдела полковнику Алексею Сухареву позвонил известный московский адвокат и сказал, что его подследственный хотел бы с ним встретиться. Адвокат защищал крупного мошенника, сидевшего в Лефортово, внутренней тюрьме КГБ.

Сухареву было не до встреч с раскаявшимися фармазонщиками. Его отдел в просторечии назывался «бандитским» и занимался крупными грабежами и разбоями.

Совсем недавно он со своими людьми обезвредил самую жестокую банду — Корькова по прозвищу «Монгол». Но часть бандитов оставалась на свободе, и руководил ими умный и отважный бывший боксер Вячеслав Иваньков по кличке «Японец».

Кстати сказать, именно Алексей Сухарев со своими операми отправил «на этап» этого опасного преступника. Так что не до встреч с арестованным КГБ мошенником было полковнику Сухареву.

Но через некоторое время мошенник сам позвонил ему и попросил о встрече.

На скамеечке Рождественского бульвара Алексей Сухарев услышал весьма занятную историю. Оказывается, его собеседник сидел в одной камере с милиционерами — убийцами со станции «Ждановская» и следователи давили на них, чтобы они дали показания на заместителя начальника ГУВД генерала Виктора Пашковского и начальника МУРа как на организаторов убийства сотрудника КГБ.

Когда перепуганные сержанты отвечали, что они таких высоких начальников в глаза не видели, следователи показывали им фотографии и предлагали опознать их на очной ставке.

КГБ основательно взялся за МУР, особенно за отдел Сухарева. Именно там пересекались интересы Лубянки и Петровки. Этот отдел занимался ворами «в законе» и крупными уголовными авторитетами, напрямую связанными с теневым бизнесом страны, которым так интересовались люди Андропова.

Вполне естественно, что, держа под постоянным оперативным контролем крупных воровских авторитетов, Комитет госбезопасности получал необходимую информацию.

Одним из объектов наружного наблюдения был знаменитый московский вор Черкас, и вдруг в КГБ узнают, что старший опер 4-го отдела Николай Степанов разрабатывает уголовного авторитета как фигуранта по крупному делу. Более того, Степанов привлек за организацию преступления еще одного авторитета, ныне, кстати, крупного банкира.

Все это напрочь ломало выстроенную КГБ схему. И как до сих пор уверены ребята из МУРа, тогда и возникло дело, что работники отдела Сухарева через агентов дают наводки на богатые квартиры и потом берут воров с поличным.

Старшего опера Николая Степанова арестовали. Он сидел в Лефортово. Много месяцев провел в одиночной камере, но не пошел на сговор с кагэбэшниками. Следователи с Лубянки не сломили его.

Прав был Софрон Ложкин: «МУР есть МУР».

Николая Степанова полностью реабилитировали, он получил жалованье за все месяцы отсидки, его восстановили на работе и присвоили очередное звание.

А что же с теми, кто шил ему статью?

Да ничего. Они спокойно ушли на пенсию и работают в коммерческих структурах. Они даже не извинились перед офицером милиции.

Разбирая свой архив, я нашел фотографию, сделанную в июне 1960 года в парке «Сокольники».

На ней я и ребята из МУРа за большим столом, уставленным пивными кружками.

Как хорошо, что больше я никогда не увижу лица на фотографиях, замазанные черной краской.

А может быть, увижу?

Огонь на поражение

Жара. Мы только что выкупались в Доне. На несколько минут стало легче. Но не надолго. Уходим в дачу. Маленький летний домик с двумя террасами. В зависимости от движения солнца на одной — всегда тень.

Сидим на террасе, пьем зеленый чай. Дачный поселок будто вымер. Жара придавила людей. И только на соседнем участке мужик в пестрых трусах по колено, последнем достижении местного кооперативного движения, обстругивает рубанком шершавую доску. Дом у него основательный, зимний, обшитый покрытыми лаком досками.

Кажется, что жара не действует на него. Он работает споро, рубанок идет ровно, золотистая стружка, завиваясь, падает на землю.

— Видишь этого мужика? — спросил хозяин дома Володя. — Бывший исполнитель.

— Откуда ты знаешь? — удивился я.

— Знаю.

— А почему бывший?

— Отказался расстреливать работяг из Новочеркасска, которым в 1962 вышку влепили.

— Ну, отказался, а что дальше?

— Выгнали, из партии исключили.

— Откуда сведения?

— Серьезные люди говорили.

Я промолчал, но позволил себе усомниться. Людей, приводящих в исполнение приговор, в лицо знали ограниченное число сотрудников МВД и КГБ, которые об этом не распространялись. Даже прокурор, присутствующий при расстреле, не мог видеть их закрытые маской лица.

Поэтому я просто не поверил своему приятелю. Но история эта имела определенное продолжение.

Через пару дней меня пригласили на вечернюю прогулку на речной плавединице, имевшей праздничное название «Салют».

Каково же было мое изумление, когда я увидел соседа моего товарища, командовавшего этим увеселительным судном.