Тайны уставшего города - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 56

Однажды Гришин-Алмазов получает письмо. Король одесских налетчиков Мишка Япончик предлагает ему оставить уголовников в покое: «Мы не гайдамаки и не большевики» — и за это обещает не трогать белых офицеров.

* * *

У любой войны есть определенные правила. Но это не относится к гражданской. Она всегда порождает беспредел и кровь.

Я не читал этого письма. Но по архивам и воспоминаниям я хорошо представлял Гришина-Алмазова. Офицер, прошедший две неудачные войны, следовательно, человек предельно озлобленный.

После тюрьмы, в которую его упрятали большевики в семнадцатом году, после ожидания расстрела и побега, он ушел в подполье, где под псевдонимом «Алмазов» руководил офицерской боевой организацией.

Когда же против большевиков восстал чехословацкий корпус, он вместе с чешским капитаном Гайдой кроваво давил выступления большевиков в Новониколаевске, Челябинске и Омске. В тридцать восемь лет он успел побывать военным министром в Омской эсеровской директории.

Гришин-Алмазов не щадил ни себя, ни, естественно, других. Это испугало либералов, и его убрали с поста военного министра. Его должность занял адмирал Колчак.

Гришин-Алмазов никогда не прощал обид. Вместе с атаманом Красильниковым и комендантом Омска полковником Волковым они участвуют в заговоре против эсеров и приводят Колчака к власти в Сибири.

Но сделал он это не ради легендарного адмирала, а стремясь отомстить председателю Директории эсеру Авксентьеву и его правой руке Зензинову. При аресте их до полусмерти избили казачки Красильникова.

Он помогал свергать правительства, а тут вдруг — какой-то вор.

Безусловно, письмо короля Молдаванки он посчитал оскорблением своей офицерской чести и объявил Япончика личным врагом. Это был бесклассовый конфликт, разборка двух авантюристов.

* * *

Покушений на свою жизнь Гришин-Алмазов не боялся. У него был особый татарский конвой. Семьдесят кавалеристов поклялись на коране в верности генералу.

Начальник контрразведки подполковник Бразуль получил точные указания, и его агентура была четко сориентирована на выявление бандитских притонов и блатхат.

Контрразведка — организация военная, она работала умело и четко.

Через неделю подполковник Бразуль положил на стол генерала рапорт. Были сформированы офицерские отряды. Переодетые в штатское добровольцы проникли на Молдаванку, окружили притоны и забросали их гранатами.

Погибло около пятидесяти бандитов, а сколько непричастных — никто не считал. Война, она и есть война.

Много позже большевистские газеты напишут об этом, как о карательной экспедиции в рабочие районы Одессы.

Но и Япончик не прощал обид. Его люди начали убивать офицеров. В основном окопников, вырвавшихся с фронта в веселую Одессу.

Тогда Бразуль разыскал трех оставшихся в живых опознавателей из почившей в бозе сыскной полиции. В те давние времена, когда не очень надеялись на фотографию и дактилоскопию, в летучих отрядах сыскной полиции служили чиновники с потрясающей зрительной памятью. Они присутствовали при допросах, проводили время в тюрьмах и на пересылках, запоминая лица преступников. Профессия эта в русском сыске считалась весьма почтенной.

Вместе с офицерами опознаватели ходили по ресторанам, казино и варьете центра Одессы и выявляли бандитов.

Их немедленно расстреливали в ближайшей подворотне.

Бандиты Япончика покинули центр любимого города и затаились на Молдаванке, Пересыпи, Дальних Мельницах.

Грабить банки и почты они начали в близлежащих городах.

На окраины добровольцы не лезли, там кроме бандитов были рабочие дружины, а в знаменитых катакомбах прятались красные партизаны.

Город поделили на сферы влияния.

Но белые недолго удерживали юг Украины, им пришлось оставить Одессу и отступить в сторону Новороссийска.

В город пришли красные. Заработали ЧК и уголовный розыск.

Перемена власти стала для Мишки Япончика трагедией. Он был не только налетчиком, но и стал удачливым коммерсантом.

Не правда ли, все повторяется?

Он владел рестораном-варьете «Монте-Карло» на Мясоедовской улице, дом 6, и лучшим в городе киноиллюзионом «Карсо» на Торговой.

У него были далеко идущие планы — покупка двух казино и Одесской кинофабрики.

Так все-таки кем был человек, с которого Бабель писал своего Беню Крика?

Для ответа на этот вопрос давайте посетим Запорожскую улицу на Молдаванке.

* * *

У этой улицы по сей день дурная слава. Издавна она была улицей воровских притонов, сомнительных пивных и грязных публичных домов.

Именно там 30 октября 1891 года в семье еврейского фургонщика Меера-Вольфа Мордковича Винницкого родился сын Мойше-Яков, которого потом запишут как Моисея Вольфовича Винницкого.

Когда ему исполнилось пять лет, умер отец-кормилец, и в десять лет мальчик пошел учеником в матрасную мастерскую.

Надо было помочь семье, он у Доры Зельмановны был пятым. Одновременно он посещал еврейскую школу и закончил четыре класса, то есть, по тем временам, получил начальное образование. Со свидетельством об окончании начальной школы человек мог сдать экзамены на первый классный чин, получить фуражку с кокардой и стать чиновником, мог пойти вольноопределяющимся в армию и держать испытания на прапорщика, пойти в телеграфисты или в полицию.

Мог бы, если бы не был евреем.

Поступить же в реальное училище Цукермана и получить среднее образование не было средств. И Мойша Винницкий в шестнадцать лет идет работать электриком на завод «Анатра». У него была перспектива стать мастером, неплохо зарабатывать, завести свою семью, но в жизнь вмешалась большая политика.

После постыдного поражения в японской войне под давлением общественности Николай II даровал Манифест о гражданских свободах. Для юга Российской империи этот странный документ стал поводом для еврейских погромов.

«Черная сотня» благодаря царскому манифесту стала легальной организацией.

По Одессе тоже прокатилась волна еврейских погромов.

Молодежь Одессы, евреи, украинцы и русские, взяли в руки оружие и объединились в боевые дружины для борьбы с погромщиками.

Мойша вступил в отряд анархистов-террористов и с пистолетом в руках защищал Запорожскую улицу от черносотенцев.

Наконец полиция проснулась от недельной спячки и стала наводить порядок. В городе все утихло. Но Моисей Винницкий не вернулся на завод. Смолоду взяв в руки пистолет, он не расставался с ним до конца жизни.

Он считал себя не бандитом, а идейным борцом.

В их группе в основном была молодежь, бывшие гимназисты, студенты, рабочие. Национальный состав самый пестрый.

На борьбу с тиранией нужны были деньги. Поэтому группа поначалу обложила данью одесских коммерсантов.

Они производили эксы (экспроприации), врывались в богатые квартиры, вязали хозяев, забирали драгоценности и деньги.

Грань между эксом и обычным налетом постепенно размывалась. Ведь деньги можно просто поделить, чтобы каждый революционер не испытывал материальных трудностей.

Моисей Винницкий был смуглым, широкоскулым, с раскосыми глазами. Поэтому в своей группе, именовавшейся «Молодая воля», он получил кликуху «Япончик». А имя Моисей отпало само собой, и он становится анархистом-боевиком Мишкой Япончиком.

В 1907 году Мишка Япончик руководит налетом на мучную торговлю Ландберга. Пришлось пострелять в воздух, но зато улов был неплохим.

Следующий налет был на квартиру ювелира Ланфера в октябре того же года. Здесь взяли очень много. Как говорят налетчики: «Ушли тяжелые».

Винницким занималась не только сыскная полиция, но и Охранное отделение. Он был для политической полиции не просто налетчиком, — анархистом-террористом.

Его арестовали там, где Япончик меньше всего ожидал, — в самом шикарном публичном доме Одессы. Мишка Япончик, как, впрочем, и другие уголовники, ходил сюда совершенно спокойно.

Хозяйка дома, мадам Мозес, исправно платила полиции большие деньги, и та не только оберегала ее от налетов, но и сама не мешала гостям веселиться.