Идеальный круиз - Мур Лана. Страница 20

Планировка и атмосфера этой части Лиссабона очень напоминала кадр из «Бриллиантовой руки». Я постоянно ждала, когда подходящий по типажу Джеймс, упадет перед очередным нарядным домом и скажет:  «Черт побери!» А из приоткрытой двери покажется колоритный смуглый и усатый контрабандист. Или из-за угла выплывет местная жрица любви в ярком обтягивающем платье и непременно с цветком в волосах. Любовь Димки к советским комедиям и бесконечное их пересматривание нагнали меня в самом неожиданном месте.

Я рассматривала пестрые стены, выложенные в мавританском стиле мозаичной плиткой, нависшие прямо над головой балкончики, свешивающие с них плети цветов, когда за спиной раздался пронзительный звон. Дернув за руку, Джеймс буквально вытащил меня из-под колес трамвая.

– Славка! – крикнула я, увидев, как пацан, словно в классики, прыгает по брусчатке мостовой, и бросилась к нему, пока не накрыла лязгающая железная коробка.

Горе-мамаша, конечно же ничего не видела и увлеченно беседовала с гидом. Удивительно, как у нее ребенок не утонул или не расшибся еще раньше.

Разумеется, этого не могло не случиться – нога подвернулась на стыке брусчатки, покалеченные Славкой ремешки треснули и окончательно порвались. Не чувствуя боли в подвернутой щиколотке, я схватился сорванца поперек живота и выдернула из-под самого носа трамвая, напоследок увидев побелевшее от испуга лицо водителя.

Оглушительный скрежет и плач испуганного Славки раздались одновременно, только тогда безголовая Танечка соизволила обратить внимание на своего ребенка, а я без сил опустилась прямо на узкий тротуар.

– Что случилось? – переполошился гид. Интересно, у него есть какая-то ответственность, если его туристы пострадают во время экскурсии.

– Ты цел? Не поранился? – очень вовремя тормошила Танечка свое чадо.

– Сумасшедшая, – ворчал Джеймс, осматривая мою ногу. – Тут болит? – нажал на щиколотку, я только охнула, а он недовольно поморщился.

Блин, ну точно «Бриллиантовая рука», только в роли неудачливого контрабандиста я сама и упала не около дома сообщников. Не везет, так уж во всем.

– Что-то тебе с обувью прямо не везет, – Джеймс снял с меня остатки сандалии – выдранные ремешки болтались грустными обрывками.

– У вас все в порядке? – удостоверившись, что Славка жив и здоров, только испуган, гид подошел к нам.

– Кажется, потянула ногу, – ответил Джеймс. – И порвала обувь.

– Тут много кафе. Предлагаю посидеть, заесть или запить стресс, заодно подумаем, что делать с обувью, – предложил душка-гид.

Джеймс, даже не спрашивая моего мнения, сразу же подхватил на руки и пошел следом за провожатым, а за ним плелась недовольная Танечка и мрачные Азат с Загидом. Неужели приревновали к Джеймсу? А нечего было клювами щелкать и обхаживать Танечку. Кто не успел взять меня на руки, тот опоздал. Чувствуя себя невероятно ценным трофеем, я обняла Джеймса за шею и прижалась.

Вскоре мы оказались на небольшой, уставленной столиками площадке, а сверху, протягиваясь от дома к дому, от окна к окну, пересекались яркие цветочные гирлянды.

Не успели мы разместиться за столиком, как сразу же появился довольно плотный официант или же это был хозяин с потертой книжечкой меню.

Я выбрала традиционное блюдо из трески и жареной картошки, Джеймс заказал рис, тушеный с морепродуктами, а Танечка и Славка предпочли соленые корзиночки с заварным кремом. Взрослые заказали сладкий портвейн, а Славке – молочный коктейль.

Азат с Загидом, отказавшись от еды, видимо решили тоже принять деятельное участие в решении моих проблем.

– Мы неплохо знаем этот район. Пока едите, отремонтируем сандалии.

Подхватили испорченную обувку и, раньше, чем успела что-то сказать, исчезли.

Надо было видеть, как обрадовался гид. Очевидно, что возиться с проблемной туристкой ему совсем не хотелось. А вот реакция Джеймса опять показалась очень странной. Он провожал арабов таким жадным взглядом, словно больше всего на свете хотел составить им компанию.

Так непривычно чувствовать под босыми ногами тротуарную плитку. Я шевелила пальцами и ощущала каждую трещинку, выемку или выпуклость. Рассматривала местных – казалось, они никуда не торопились и со вкусом потягивали кофе. Это так не походило на вечную суматоху в которой я жила каждый день, что невольно позавидовала неторопливости их жизни, где в середине дня можно посидеть в кафе, полюбоваться на яркие крыши домов, каскадом спускающиеся к пронзительно-голубой реке. Никуда не торопиться и просто наслаждаться солнечным днем.

И как-то очень гармонично во все окружающее: мягкую и темпераментную речь местных, маслянистый запах оливок, острый – разогретых специй, густой – кофе, и полуденный зной вплелся негромкий и грустный перебор гитары.

Я крутила головой, пытаясь угадать откуда доносятся вкрадчивые и пробирающие до самых дальних уголков души звуки, когда Джемс взглядом указал на женщину, примостившуюся прямо на ступеньках одного из домов. В ее стянутых на затылке волосах, словно огонек, горел красный цветок. Она склонила голову к плечу, укрытому черным кружевным платком и задумчиво, словно играла только для себя, перебирала струны.

А потом начала петь.

Я не понимала слов, но достаточно было только лишь голоса и интонаций исполнительницы, чтобы у меня выступили слезы. Такой пронзительности, сдерживаемой страсти и светлой грусти я еще никогда не слышала. Словно женщина тосковала по возлюбленному, с которым вынуждена была расстаться, но о котором остались только самые лучшие воспоминания.

Мне почему-то вспомнился Димка, промозглость осеннего города с его дождями и утренними заморозками. Как должно быть тошно среди множества людей остаться одному. Быть может, он сейчас, пользуясь моим отсутствием, пьет с друзьями пиво в каком-нибудь кабаке или же сидит дома, смотрит телевизор, а по стеклу стекают нескончаемые потоки дождя.

Последние аккорды, будто плач по ушедшей любви, и исполнительница замолчала, а я смахнула со щеки слезинку.

День 3. Сандалии

Слушатели разразились аплодисментами, не остались безучастными и мы и присоединили свои евро к плате за прекрасное исполнение.

– Донна! – оживился плотный, наверное, все-таки это был хозяин, мужчина, увидев во мне благодарного слушателя. – Если хотите, Соледад еще споет.

Я не знала, хочу ли еще. У исполнительницы был красивый мелодичный голос, от него по коже бежали мурашки, когда модуляции выдавали безграничную тоску, и погружал в так не свойственную мне счастливую меланхолию. Именно поэтому я и не знала, хочу ли повторения этих ощущений.

Растерянно посмотрела на Джеймса.

– Давай! – с энтузиазмом поддержал он. – Это же фаду – национальный жанр. Где ты еще такое услышишь?

И я посмотрела на толстяка. Многозначительно улыбнувшись, он поспешил к Соледад и зашептал что-то на ухо.

– Специально для вас, донна, – сияя, как начищенный самовар повернулся к нам, а исполнительница снова тронула струны, и из-под ее пальцев потекла тягучая и нежная мелодия.

– Потанцуете со мной? – коза-Танечка с томной кокетливостью протянула Джеймсу руку.

Слишком хорошо воспитанный, чтобы отказать женщине, он, словно извиняясь, поцеловал мне пальцы и поднялся.

– Са-аш!

Ну конечно, как же без него? Славка прыгал около меня, дергая то за одну руку, то за другу.

– Пойдем со мной танцевать!

Нет уж! С ним я уже имела счастье  танцевать и не намерена развлекать дитеныша, пока его мамаша уводит у меня из-под носа идеального мужчину.

– Как я могу танцевать без обуви? – показала босую ступню и сама залюбовалась – усилия педикюрши не прошли даром, кожа мягко поблескивала перламутром, идеально ровные ногти и мягкие подушечки пальцев.

– Я тоже буду босиком! – сразу же нашелся сорванец и деятельно стягивал кроссовки.

Танечка, положив рыжую башку на плечо Джеймса, вообще не замечала чем занимается ее отпрыск.

– Ты что! – пришлось самой останавливать мальчишку. – А если ногу чем-нибудь порежешь, занесешь инфекцию, потом не сможешь купаться в бассейне, – мои слова заставили его замедлиться. – К тому же, – продолжала я. –  Все равно не могу танцевать, поскольку подвернула ногу, и она болит. А если ты поранишься, то кто поможет мне дойти до корабля?