Все мои мужчины (СИ) - Северина Анна. Страница 2

Я не сомневалась, что он придет. Он слишком хорошо воспитан, чтобы бросить девушку без объяснений.

Я даже попыталась представить его лицо, когда он будет рассказывать мне, почему принял такое решение.

А я даже спорить с ним не буду. И даже одобрю его идею ехать в Америку одному — на разведку. И даже буду давать ему советы — как выбрать квартиру или машину. И он не сможет остаться равнодушным к моей невозмутимости и желанию ему помочь.

Словом, когда прозвенел звонок в дверь, и Кирилл нарисовался на пороге, я была уже достаточно спокойна, чтобы встретить его обольстительной улыбкой.

— Привет, Кирюша!

Он сразу смутился, и я пошла в атаку.

— Звонила Даша Трофимова — сказала, что достала тебе билет на субботу.

И пристально посмотрела на него.

— Я как раз хотел тебе сказать…, - щеки у него стали пунцовыми, а на лбу заблестели капельки пота.

— Я слушаю, — мягко улыбнулась я.

— Понимаешь, я подумал, что это эгоистично с моей стороны — заставлять тебя срываться с места, бросать квартиру, работу — ведь неизвестно, что ждет нас в Америке.

Он подумал! Я кипела от возмущения в душе, но внешне негодования не проявляла.

— Но, дорогой, мы уже думали об этом, и решили, что вместе нам в Америке будет гораздо проще. Не забывай, что я говорю по-английски, а ты — нет.

— Я помню, — пробормотал он. — Но мне сказали, что в лаборатории, где я буду работать, много выходцев из бывшего СССР, так что общаться можно по-русски. А чтобы меня поняли в такси или магазине, я возьму с собой разговорник. Я напишу тебе, как устроюсь. А там уже ясно будет, стоит ли тебе приезжать.

— Но я уже уволилась с работы, — решительно солгала я.

— Да? — он был явно озадачен. — Но, думаю, еще можно вернуться? Хочешь, я сам позвоню в редакцию?

Ну, надо же, какая забота!

— Хорошо, — покорно согласилась я, — я вернусь на работу. Но ты должен сказать, когда конкретно я должна к тебе приехать — ты же знаешь, как много хлопот возникает при оформлении документов.

И осеклась на полуслове — у него, возможно, и не было никаких проблем с получением визы, и он придумал их лишь для того, чтобы я не паковала чемоданы.

— Я не могу сказать ничего определенного, — он покачал головой.

А я, совсем забыв о том, что хотела быть невозмутимой, униженно осведомилась:

— Но хоть пожениться мы можем?

По крайней мере, если мы поженимся, никто не сможет сказать, что он бросил меня как ненужную вещь.

Но он снова покачал головой:

— Это неразумно, Аля. Думаю, не стоит торопиться со столь важным шагом — если в Америке всё будет нормально, и ни ты, ни я за это время не передумаем вступать в брак, и я пойму, что смогу обеспечить тебя всем необходимым, то мы, конечно, поженимся.

Он говорил так, словно не понимал, что мне уже не шестнадцать лет и даже не двадцать, и что в моем возрасте у большинства женщин уже есть семья и дети.

Не то, чтобы я была в него неистово влюблена. Я даже была почти уверена, что не влюблена вообще — в классическом смысле этого слова. Я привыкла к тому, что он всегда был рядом. Мне было удобно с ним и хорошо. И, наверно, если бы не это происшествие, я и не догадалась бы, насколько он мне нужен.

Я почувствовала, что вот-вот расплачусь, и отвернулась.

— Конечно, будет лучше, если ты сначала снимешь квартиру и разберешься с работой. А потом уже я приеду к тебе. Скажем, через пару месяцев. Ты ведь этого хочешь? Да?

Это была та соломинка, за которую я отчаянно цеплялась, стараясь не утонуть. И еще надеялась, что он протянет руку и вытащит меня из воды.

По его лицу пошли багровые пятна.

— Конечно, это было бы замечательно, но…

Он отверг меня — вот, что я поняла.

И заплакала, уже не таясь, в голос, и он сразу занервничал и даже приобнял меня, и я на миг почувствовала, что всё еще можно исправить, и потянулась к нему, как травка тянется к яркому солнышку. Казалось — еще секунда, и он бросится передо мной на колени и скажет, тоже плача: «Я не смогу уехать без тебя».

Но всё закончилось прозаично — он, еще раз погладив меня по плечу, встал, вышел из комнаты и из квартиры. Правда, дверью не хлопнул.

А я сидела на диване и рыдала.

Собственно, сам факт расставания с ним я смогла бы как-нибудь перенести (раз он не оценил меня по достоинству, то нечего о нём и сожалеть). Но то, что мне придется сообщить об этом знакомым и друзьям, которые вот-вот ждут приглашения на свадьбу, сводило меня с ума. И даже если я не скажу ни слова о том, что он бросил меня, этот факт всё равно скоро станет общеизвестным.

А как я смогу сообщить о расторжении помолвки (как сентиментально это звучит!) хохотушке и сплетнице Зое Азариной, которую я еще недавно убеждала, что главная трудность заключается не в том, как приручить мужчину, а в том, как от него отделаться, я и вовсе не представляла.

3. Лиза

Я не из тех, кто любит откровенничать и поверять свои мысли и чувства подругам, но сейчас мне решительно необходимо было излить душу тому, кто способен выслушать, понять и при этом не позлорадствовать. Я перебрала в памяти всех своих мало-мальски хороших подруг и пришла к выводу, что единственная, кто подходит на эту роль, это — Лиза Давыдова.

С Лизой мы вместе учились в универе, и я испытывала к ней искреннюю симпатию и всегда старалась ее опекать, как человек с более сильным характером опекает того, кто робок и слаб. В наивности и романтизме Давыдова порой доходила до крайности.

А на втором курсе Лиза и вовсе привела меня в изумление — влюбилась всерьез в совершенно незнакомого человека, с которым каждое утро ждала автобус на одной остановке. Она не знала, кто он такой и как его зовут, но была о нём самого высокого мнения.

После того, как прошло почти полгода, а Лиза так и не сказала таинственному незнакомцу ни единого слова, я и вступила в игру. Сначала я посоветовала обратиться к нему с каким-нибудь невинным вопросом. Например, спросить, который час — что может быть проще? Или поинтересоваться, не пропустила ли она нужный автобус. Словом, приличных поводов для разговора можно было найти сколько угодно, и Лиза вроде бы с этим соглашалась, но, в очередной раз встречаясь с ним на остановке, словно набирала в рот воды.

Прошло еще несколько месяцев — они по-прежнему ездили по утрам в одном автобусе и не предпринимали никаких попыток познакомиться, хотя, по словам Давыдовой, он уже тоже начал выделять ее из толпы и даже иногда ей улыбался.

Еще через пару месяцев он сам проявил инициативу и спросил у Лизаветы, который час, а когда она ответила ему, вежливо сказал: «Спасибо». Казалось, дело шло на лад.

Еще через какое-то время Лиза торжествующе сообщила мне, что увидев на днях прекрасного незнакомца из автобуса в обществе своего соседа по этажу, она таки выяснила, кто он такой. Звался он Валерием и работал учителем химии в одной из средних школ на окраине. Тогда я искренне порадовалась за подругу: учитель — профессия интеллектуальная и благородная.

В конце концов, Лиза осмелела настолько, что пригласила своего соседа на день рождения, намекнув, чтобы он привел Валерия с собой.

Но закончилось всё отнюдь не весело — именно в тот день, когда Валерий должен был бы отплясывать на дне рождения Лизаветы, он отправился в ЗАГС, дабы зарегистрировать свой брак с совсем другой девушкой. Прежде мне казалось, что такие совпадения бывают только в мексиканских сериалах.

От этой истории Давыдова отходила долго и тяжело. А я, как могла, ее утешала.

Словом, именно я обычно бывала жилеткой для ее слёз, и можно себе представить, как удивилась Лиза, когда я позвонила ей и, плача, попросила приехать.

Она примчалась через полчаса — взволнованная и заинтригованная одновременно (к сожалению, даже самым светлым натурам иногда свойственно оскорбительное любопытство). Я рассказала ей всё без утайки — и как Кирилл решил ехать в Америку один, и как (о, ужас!) решительно отказался от брака со мной.