Никогда_не... (СИ) - Танич Таня. Страница 108
Подвигаясь к дизайнеру, поворачиваю макбук наполовину к себе и нахожу в настройках аккаунта самую первую страницу.
Мы с Вэлом переходим к самому началу истории Виолы.
Ох, и тяжело же нам будет двигаться с этой точки, тут же замечаю про себя я. С самой первой страницы на нас смотрит семилетняя Виола — в ободке из ярких резинок, выгоревшие добела волосы собраны в прическу-дракончик, на лице — широченная полубеззубая улыбка. Она только закончила сад и идёт в первый класс. И записи под фото делает кто-то из взрослых.
Ловлю себя на том, что стараюсь подавить шумный вдох — от волнения и какой-то щемящей тоски в сердце. Как там сказал Артур, побывав в школе, на месте трагедии? Черт с ним, мирюсь с тем, что так и буду вспоминать о нем, несмотря на все внутренние убеждения. Не это сейчас главное.
«Как же глупо все вышло, Полина. Как глупо»
Действительно, глупо, нелепо и очень обидно.
— Самая красивая девочка идёт в школу… Принцесса-Осень, — негромко читает Вэл подпись под фото. — Это мать ее, что ли, коментит?
— Думаю да, — спустившись по страничке вниз, делаю такой же вывод, очень быстро находя семейное фото — Виола с огромным букетом цветов и молодая женщина с такими же блондинистыми волосами, соответствующая всем представлениям о «шикарной» красоте в нашем городе. Взбитые, вьющиеся на ветру крупные локоны, густо накрашенные глаза, яркая помада, выходящая за границы губ, видимо, для того, чтобы сделать их соблазнительнее и пухлее, и как завершающий аккорд — кружевная чёрная блуза, сделанная в форме корсета, подчеркивающая сочную и аппетитную фигуру женщины.
Вот только мой взгляд помимо воли ползёт от вывески «Здравствуй, школа!», от огромного букета и от широкой улыбки ее дочери к зоне декольте, для большего внимания к которой, между грудей дамы поблескивает огромный искусственный камень на толстой цепочке.
Местная королева красоты с маленькой наследницей, делаю вывод я и тут же отвлекаюсь на язвительное замечание дизайнера:
— Отлично! Сиськи на обозрение — это, конечно же, то, чего не хватает любому детскому празднику!
— Прекрати, Вэл, — толкаю его в бок я. — Не сбивай меня своими шпильками. Можно подумать, у вас в школе таких мамаш не было.
— Да нет, как раз были. Мы называли их «Ебите меня, пожалуйста». Они в таком виде и в пир, и в мир, и добрые люди, и на родительские собрания, потому что вечно ищут себе то ли спонсора, то ли любовника. Но это были девяностые, Полина! В девяностые люди леопардовые лосины носили и золотые кресты на цепях, которыми можно было грохнуть! Двадцать лет прошло с тех пор, но для кого-то, я посмотрю, время остановилось.
— Ну, здесь ещё не двадцать, а только десять. Да и время бежит быстро только в мегаполисах, столичный ты мой житель, с пропиской и квартирой, — необидно поддеваю его я. — Не тот у нас, знаешь, уровень развития по стране, чтобы ожидать подобного от других городов, больших и маленьких. Весь этот прогресс — он всего лишь иллюзия. А на самом деле, жизнь изменилась мало. Народ как выживал, так и выживает. Тут, знаешь, не до высокого стиля и развития культуры. Все как-то по старинке — и красивым считается то, что раньше, законы и традиции не меняются. А если вплетается что-то новое — как те же соцсети, то только ярче подчеркивает весь этот контраст.
— Ну, хорошо, хоть с плугом за лошадью никто не тащится, асфальт не вспахивает, — язвительно отвечает Вэл, а я вдруг думаю, что так и не съездила с Артуром на хутора — кто знает, может быть кое-где ещё есть и такое. Хотя… Да нет же. Ну не могли же годы колхозов и развития сёл пройти мимо. Как жаль, что я этого не узнала.
И не узнаю.
И хватит об этом.
Снова листаем с Вэлом страничку Виолы, стремительно взрослея вместе с ней. Первый класс, второй — фотографии идут одна за другой, все какие-то очень вылизанные, глянцевые, постановочные. Везде улыбка, прическа, шарики, цветы. Складывается ощущение, что девочка всегда ухожена, всегда красиво одета, всегда на высоте, и у неё не бывает плохих дней, растрепанных косичек или неудачно написанных контрольных.
Нет, только успехи, грамоты, фотки с учителями, директрисой, спонсорами школы, а ещё — постоянные друзья и подружки. Она никогда не бывает она, вся жизнь крутится вокруг неё, пока Виолочка отлично выглядит каждый божий день.
И подписи к фото, которые первый год все ещё делает не она:
«Красотка на линейке», «Быть отличницей-красиво!», «Красавицы-подружки!»
И все время этот один, постоянный, навязчивый акцент: красивая.
Красотка.
Очень красивая девочка
Самая лучшая принцесса.
Виола Красивая.
— Мамаша совершенно ебнулась, скажу я тебе. Она ее что, заранее на продажу готовит? Как свежее мясо? — подводит итог Вэл, переходя от поста к посту — пусть грубо, но я не могу с ним поспорить.
Не в первый раз замечаю такое — и не только здесь, — когда родители отыгрывают на детях свой любимый сценарий, превращая их в маленькую идеальную копию себя. Виолина мать не исключение — видимо, будучи помешанной на внешности, которую можно выгодно продать, она ценит в дочери детскую свежесть и ту силу, которая раскроется только спустя несколько лет, но готовит ее к этому заранее.
Это видно даже по статусам, которые она прикрепляет к фото:
«Красота — как золото, каждому не по карману»
«Встаю рано, ложусь поздно. Наверное, я солнышко! Все хотят полюбоваться, а назвать своим могут только короли»
«Улыбка на миллион! Миллион ваших лайков и приятных подарочков»
И хоть «улыбка на миллион» — популярное клише в моделинге, среди моих собратьев-фотографов и букеров, которые подкатывают к девчонкам, желая урвать для них неплохие контракты и самим подзаработать на этом, но из уст матери это звучит как-то… пошло.
Или я просто расслабилась, размягчилась и стала чересчур чувствительной и сентиментальной. Но по выражению лица Вэла, которого в недостатке цинизма как раз не упрекнёшь, вижу почти то же самое — недоумение на грани с легкой брезгливостью.
— Слушай, терпеть не могу таких баб, — добавляет он, в очередной раз кликая по страничке. — Все эти очень активные и очень услужливые провинциальные сучки, которые на все готовы — прогибаться, подлизывать, торговать собой, детьми, лишь бы урвать себе удачу и место пожирнее.
— Столичный снобизм, да? — не могу удержаться от ответной колкости я. — Знаешь, сколько раз меня называли провинциальной сучкой?
— Ты тоже сучка, — милостиво соглашается дизайнер. — Но в другом. Ты сучка как я, которая говорит — я вырасту и стану самой крутой сученькой, и поимею вас всех. А не лягу под вас, лишь бы денежку дали. На чем же мы сошлись с тобой, что, не помнишь?
Посмеиваясь, не могу не согласиться, вспоминая наше знакомство. Изначально мы с Вэлом разругались в пух и прах, работая на одном проекте — каждый продавливал только своё мнение, как единственно верное, после чего мы послали друг друга матом, а потом, когда мне понадобился дизайнер, а Вэлу — фотограф, сразу же вспомнили друг о друге.
— Ты мне почти то же самое тогда сказал, во время нашей первой примирительной попойки, — протягиваю ему стаканчик, чтобы плеснул вина, решив завязать с воздержанием. — «Ты такая же придурошная, как и я. Потеряешь выгодный контракт, но на своём будет стоять до последнего».
— А то… — щедро наполняя мой стакан, Вэл одной рукой треплет меня по волосам, после чего неожиданно привлекает к себе и легко чмокает в макушку. — Сученька моя долбанутая, — почти с нежностью в голосе говорит он, пока я тихо офигеваю про себя — дизайнер в такие моменты все время фырчит что «ненавидит эти сопли». Видимо, это в меру экологический алкоголь на него так подействовал.
— Ладно, не расслабляйся. А то быстро перестанешь быть клевой сученькой и станешь обыкновенной дурой, — тут же говорит он и я успокаиваюсь — ну вот же он, наш старый-добрый Вэл. Вредный и язвительный. — Давай, за нас! — он поднимает стаканчик и быстро выпивает из него. — Поехали дальше!