Никогда_не... (СИ) - Танич Таня. Страница 149

— Да ты святой человек, — улыбаюсь я в ответ на его слова.

— Ну да, конечно. Офигенно святой — оставил тебя отдохнуть, так что по шкафам пришлось прятаться. Полин… — он останавливается на секунду, — извини… Я был уверен, что сегодня никто не придёт. Такая погода, Вэл этот твой в гостях — я его когда увидел, даже не заподозрил, что мать ко мне могла поехать. У нас же гость в доме — всё для него, сама знаешь. Думал, ну в магазин вышла на полчаса. Но чтоб ко мне… Видно, хорошо ей по ушам наездили, раз она сорвалась и понеслась.

— Видно, хорошо мы с тобой по ушам всем наездили, — пытаюсь иронизировать я. — Слышал бы ты, что тут уже рассказывают. Я и дожди насылаю и на котов порчу навожу. Ну бред же, бред! Как так жить, вообще, можно?!

Протянув руку, чтобы открыть мне дверцу машины, он останавливается, обнимает меня и успокаивающе гладит по спине. Меня до сих пор потряхивает — не от страха, скорее от недоуменного бессилия перед подобными привычками и разговорами.

— Ну, всё-всё, — тихо говорит Артур. — Мы едем к тебе. Там на пару-тройку километров вообще никого. Не переживай, сюда мы возвращаться больше не будем.

Он прав — это место начинает нагонять на меня паранойю. Не успев отойти от встречи с Тамарой Гордеевной, я постоянно оглядываюсь в поисках ее информаторов, но ничего подозрительного не вижу. Мы выходим, когда уже стемнело, а холодная погода не даёт местным жителям залихватски пьянствовать на лавочках и в беседках, несмотря на то, что сегодня пятница. Поэтому двор безлюден и пуст. Зато дом за нами расцвечен десятками горящих окон, во многих из которых открыты форточки, пропускающие привычные звуки веселья — звон бьющейся посуды, пьяные выкрики, нестройное пение и бубнящие звуки телевизоров, сопровождающиеся разговорами:

— Та щас я тебе нормальный музон найду, а не вот эту твою хуету!

На что женский голос категорично заявляет:

— Сам ты хуета! А это — Лобода! Оставь, а то я тебя сковородкой ёбну, клянусь! Вот вчера не ёбнула, а сегодня ёбну!

Наши друзья-алкоголики, которые спорили из-за сотки в заначке снова строят свои непростые отношения. Чувствуя прилив приятельской нежности к ним, пристегиваясь в авто рядом с Артуром и опускаю боковое стекло пониже. Всё-таки они очень колоритные и искренние, было бы время — я бы с удовольствием с ними поработала, сняла хотя бы один их день. Это было бы интереснее, чем постановочные семейные фотосеты. Там, за глянцевой прилизанностью нередко скрываются такие же ссоры и проблемы, только приличные любители ретуши в этом никогда не признаются. А тут — все честно и от души, которая, как и окна — нараспашку.

В этом я убеждаюсь, когда мы трогаемся с места, а нам вслед несётся:

— А так влюби-илась, сука, си-ильно! Поп-пала в сердце мне пуля-дура, тобою ранена, пьяна-а! Слышь, клешни свои от пульта убрал! Убрал, я сказала, не трогай Светочку, нехай поёт!

Липучая песня пристает ко мне, и я продолжаю напевать ее всю дорогу, пока Артур посмеивается, слушая меня.

— И радио не надо, — замечает он, похлопывая по тюнеру. — Он у меня плохо принимает, так я думал менять. А теперь не буду.

— Намекаешь на меня? — беззаботно откидываюсь я на сиденье. Удивительно, но чем дальше мы заезжаем в безлюдный пустырь, тем спокойнее у меня на душе.

— Почему намекаю? Прямо говорю, — ловлю его весёлый взгляд в зеркальце над рулем. — Спой ещё, Полина. Нам ехать минут двадцать, так что давай — отрывайся.

— Я не знаю много из нашей попсы. Но я могу тебе Раммштайн спеть, хочешь? — и затягиваю по памяти одну из песен, параллельно рассказывая Артуру о том, что не просто так я Тилля Линдеманна вспомнила, и что со Светкой Лободой у него, значит, роман. А ещё моя подружка Настя, та самая, которая найдёт ему классного рекрутера, в Тилля безумно влюблена уже лет пятнадцать, и чуть не наглоталась таблеток на нервяке, когда узнала, что Лобода от Тилля, вообще-то, родила. Но, может, и не от Тилля, потому что это все фейк и выдумки, и прикрытие для ее романа со своим продюсером, который, между прочим, женщина. Только эта инфа спасла Настю от того, чтобы запивать снотворное вискарем и от последующего промывания желудка тоже.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Артур в ответ на это только смеётся от души, время от времени проводя рукой по волосам — я вижу, что половины он не понимает, но, по крайней мере, его не выбешивает эта глуповатая, но такая расслабляющая болтовня и сплетни, которыми мы с друзьями делимся, когда собираемся в каком-нибудь чилауте за кальяном, или в клубе, выпить по паре коктейлей.

Кажется, бурная атмосфера в доме закалила Артура и сделала невосприимчивым к досадным раздражителям. А, значит, это хороший знак. Значит с моими друзьями, будь они даже фриковатыми чудаками, он найдёт если не общий язык, то, по крайней мере, не будет от них шарахаться.

И вот сейчас — такой облом, при первом же контакте с Вэлом. Хоть Артур по-прежнему спокоен, но у Вэла продолжает полыхать, причём нешуточно.

— Я — инфлюенсер! Я — опинион мейкер! — отчаянно кричит он мне в лицо. — И я не заслужил! Слышишь? Не заслужил, чтобы этот! — он обличительно тычет пальцем в Артура. — Хватал меня за шиворот, как будто я вещь! Запихивал в машину! Это было похищение, Полина! Это было похищение!

— Я сразу сказал, куда мы едем, — Артур снова, не пытаясь спорить с Вэлом, обращается ко мне. — Он так орал, что не слышал меня. Я все объяснил, Полин.

— Отвлек меня от важных дел! Прервал мой стрим, на котором триста человек, между прочим, было!

— Он абрикосы на кухне с малыми чистил на варенье. Два ведра налузгали уже, прикинь. И в интернете висел заодно.

— В прямом эфире, Вэл? Ты чистил абрикосы в прямом эфире?

— Конечно, в прямом эфире, Полина! — с особой въедчивостью отвечает Валенька. — У меня, как ты помнишь, марафон ментального детокса! И я делился органик-рецептом со своими подписчиками, прямо в процессе, проводил настоящий туториал, а он! — его изящный палец снова указывает на Артура. — Мне его сломал! Все разрушил! Утащил меня из стрима! И последние минуты трансляции пошли коту под хвост! Подписчики смотрели только на пустую кухню! Вот ты бы смотрела на пустую кухню? Для тебя это интересный контент? Динамичный? Да у меня отписки после этого пойдут и охваты рухнут!

Артур, в ответ только дани мне знак наклониться, и когда я делаю это, тихо говорит:

— Слушай, я не понимаю. Он прикалывается так или реально злится?

— Ну как сказать… Злится, конечно. Но ещё устраивает перформанс. Наша роль — маленькая. Сидеть и подыгрывать. Только не спорить с ним.

— Эй, вы че там, обо мне шепчетесь! Вообще охерели, что ли! — орет дизайнер и, видя, что мы продолжаем переговариваться, окончательно выходит из себя и начинает метаться по шкафам в поисках пакетика.

— Вот так и делай добро… Интерьеры людям… Душу вкладывай… А тебе в итоге ни руки… ни пакет никто… не подаст.

И вдруг, останавливаясь, говорит:

— Полина, я вот нифига не рофлю сейчас. Меня уже накрывает. У меня сейчас атака будет, Полина.

— Ой, ой! — я вскакиваю с кровати, забыв обо всех недоразумениях. — Давай на улицу, быстро, там воздух! Идти можешь? Артур, хватай его и тащи на улицу! Давай, Вэл, опирайся на нас. Сейчас ты успокоишься, все будет хорошо, Вэл!

Мы оттаскиваем его на порог, где дизайнер, содрогаясь мелкой дрожью в темноте, ложится на землю, даже не думая о том, какие там могут быть микробы, кладёт голову мне на колени, закрыв глаза и делая глубокие вдохи и выдохи под мой ритмичный счёт, не забывая между делом жалобно постанывать:

— Мне нельзя быть… одному… нельзя… А если у меня приступ случится? Никто не спасёт в трудную минуту… Вот так и умрешь… Один… А через сотни лет найдут твой скелет и сдадут в музей…. окаменелостей…

— Ты закрыл его здесь одного? — шёпотом спрашиваю я Артура.

— На пару часов всего.

— Ох, нельзя, нельзя, Артур. У Вэла же клаустрофобия.