Никогда_не... (СИ) - Танич Таня. Страница 165

На это обращает внимание и Эмель:

— Теть Поль, ну ты что… Ты вроде любишь Вэла, встречаешься с ним. А такое ощущение, что не знаешь совсем! Это ж он, чтобы взрослые пришли тоже, придумал! А то соберутся одни малолетки, а это не самая платежная…

— Платежеспособная.

— Да! Платёжеспособная аудитория! Не та ЦА!

— Что?

— Не та ЦА! Целевая аудитория! А так будут продавать наливочки строго по паспорту, у Дэна там пицца будет, панини с мясом — хорошо пойдет на закуску. Вот так и взрослых наберём на мероприятие — и кофейне здорово, и вам хорошо! Вэл все-все продумал, он только кажется таким… типа безобидным, а на самом деле хитрющий! Заставит любого под свою дудку плясать! — чистосердечно выдаёт мне Эмелька и тут же смущаясь, добавляет: — Ну, ты ж не обижаешься, нет? Это не я так придумала, а мама сказала… Но так же и есть, правда? Вэл очень деловой, с ним бизнес вести — это круто, наверное.

— Очень круто, — соглашаюсь я, стараясь не вспоминать, как замечательно Вэл ладит со своими строителями.

— Вот и я так подумала. Он дяде Коле супер-бизнес-идею подал! Убедил его продавать наливки в свою тару! В столице, говорит, приходить со своим стаканчиком — признак крутости. Вот и за самогоном или наливками пусть шуруют со своим, а дядь Коля перестанет париться с закупкой бутылок и крышечек, пока не перейдёт на эко! — радостно сообщает Эмелька — кажется, Вэлу удалось увлечь своими бизнес-идеями и ее тоже.

— Да ты что? — больше для порядка говорю я, замечая наш ларёк с чебуреками, вернее, чувствуя его по запаху — ароматы перекипевшего в металлических чанах масла и шкварчащего теста долетает до меня раньше, чем я понимаю, куда нужно идти.

— Да! В этом же самый толк! — Эмелька едва заметно вдёргивает подбородок. — Я Дэну хочу такое посоветовать — пусть делает скидку тем, кто приходит со своей посудой, он с закупкой этих стаканчиков намучился просто — хорошие стоят дорого, а плохие — рвутся и ломаются, а разве это посетителям объяснишь? — незаметно для себя копируя интонации Дэна, обьясняет мне она, и я снова улыбаюсь, замечая это. Только того, кто нам очень нравится, мы готовы копировать так бездумно.

Надо взять на вооружение эту фишку и больше подражать словам Вэла. Вон даже Эмелька не верит в нашу неземную любовь — а уж она-то с ее сентиментальностью и склонностью к романтике не должна была сомневаться.

Все, абсолютно все должны поверить, что я — девушка столичного блогера, великолепного Валентина, которого этот город принимает почему-то лучше, чем меня.

Именно в этом я убеждаюсь, подходя, к месту, где расположилась вся честная компания — тонкий Сережка, в ярких гавайских шортах и без майки отказывающийся действительно тонким, Радмила, приветственно машущая мне рукой, пара ее подружек, церемонно восседающих на одеялах, и модная поясная сумка Вэла, одиноко брошенная рядом с бутылкой недопитой наливки.

Сам Вэл в это время, стоя спиной ко мне и оживлённо жестикулируя, рассказывает что-то двоим угрожающего вида мужчинам. Такие у нас обычно продают шашлык наразвес и домашнюю сивуху — возможно, один из них и есть одиозный дядь Коля, который станет спонсором нашего мероприятия

Одного взгляда на разгулявшегося Вэла мне хватает, чтобы понять, что он феерически пьян — любой незнакомый с нашими наливками человек недооценивает их крепость, а тут еще дизайнера хорошо развезло на жаре.

— Нет, пацаны! Камрады! Или лучше так… ребятушки! Давайте я буду называть вас «ребятушки»! Никаких возражений, гайз? Никаких возражений?

«Ребятушки» по одним им известным причинам и в самом деле не возражают, хотя, по всем законам местного менталитета, такие выпендрежники должны будить в них глухую ненависть и желание укоротить пижону язык.

Но нет. Вэл точно знает какой-то секрет — ребятушки стоят, переминаясь с ноги на ногу и натужно сопят, продолжая слушать, что он им втирает.

— Я вам говорю — упустить спонсорство в таком проекте, это надо лохами быть! Лоша-арами! — нараспев, громко и выразительно заявляет Вэл, слегка пошатываясь.

Да что же он привязался к этому слову-то, господи… В мою школьную юность и за меньшее могли навалять от души. Как там поговаривали у нас на районе — за такие шутки в зубах бывают промежутки.

— Стрим, гайз! Стрим по охвату будет ну тыщ десять, не меньше! А в записи его за сотни тыщ просмотрят, сот-ни! Я в анонсах отметил крупных блогеров, они мои друзья. Это не первый наш челлендж, народ проверенный, отвечаю! Они уже перепосты анонса в сториз сделали — я сегодня только смотрел на счётчик тех, кто включил уведомления… У-у-у-у! — выразительно тянет Вэл и делает размашистый жест рукой.

«Ребятушки» продолжают смотреть на него с такими лицами, как будто Вэл при них вызывает дьявола этими непонятными словами, но по прежнему не выказывают никаких признаков агрессии.

Да он околдовал их, что ли?

Спустя секунду секрет их небывалой лояльности становится мне ясен. Все как обычно. Вэл в своей манере. Так он и бригаду строителей здесь собрал и вынудил их оставить родные дома и семьи, рванув за ним на новые проекты за тридевять земель.

Всего лишь подкуп, игра на жадности и обещание неземных перспектив, половина из которых оказываются явным преувеличением. Но только половина! Видимо, поэтому дизайнер еще жив и не растерзан теми, кого до этого угораздило клюнуть на его сладкие речи.

— Вы понимаете, какая это рекламная акция? Как ваш бизнес рз-зовьется и вз-злетит, — его язык слегка заплетается, но Вэла это не останавливает. — Подумайте только — какое продвижение! Какая аудитория пт… птенциальных покупателей, ребятушки! Вы знаете, сколько оно упоминание на такой охват стоит? А потом все в записи пойдет, понимаете? Да за такое тысячи и тысячи из бюджета списываются — долларов, ребятушки! И спонсоры месяцами своей очереди ждут!

Бросаю взгляд на сидящих рядом девчонок — они тоже восхищенно слушают Вэла, который блистает и купается в лучах всенародной любви. Такие же взгляды направлены на него со стороны разместившейся рядом молодежи и народа повзрослее — все слушают популярного блогера и инсталлятора, неожиданно явившегося в наш городок, еще и принёсшего с собой свет столичной жизни и мудрости.

Все да не все. Не сразу понимаю это и, только споткнувшись об один колючий, полный неприязни взгляд, буравящий затылок бедного Вэла, замечаю его обладательницу.

Как же я не увидела ее сразу? Нет, всё-таки, это талант — так сливаться с толпой, быть такой незаметной и выступать из тени постепенно, как будто боясь отделить себя от неё.

Неподалёку от нас, немного выше по крутому, покрытому камнями склону, сидит Кристина — совсем одна, на одеяле, к которому никто не подходит, несмотря на то, что народу битком набито. Даже здесь, в месте, где все толкутся друг у друга на головах, она умудрилась как-то отгородиться невидимой стеной, сквозь которую не проходят ни люди, ни бродячие животные, бегающие по пляжу в поисках угощения, ни даже солнечный свет. Конечно, на этот эффект играет ещё и большой зонтик, который она вбила в камни рядом с собой — но я не могу избавится от ассоциации, приходящей мне на ум всякий раз, когда я вижу ее.

Даже сейчас, когда всего пару часов назад я читала ее самые откровенные, самые скрытые мысли, она не кажется мне более близкой и понятной. Одного взгляда на неё хватает, чтобы снова засомневаться, способна ли она, вообще, хоть на какие-то чувства. Она по-прежнему ни живая, ни мертвая. Девочка-тень, способная заслонить собой даже солнце.

Это заставляет меня поежиться, как от резко потянувшего ледяного сквозняка. Я могу догадаться, о чем она думает сейчас, даже наверняка это знаю. На ее глазах заезжий блогер делает пиар себе и другим на смерти ее любимого человека — и то, как все остальные, быстро забыв о том, как рыдали, писали стихи, носили к дому Виолы цветы и игрушки, радостно это воспринимают, только добавляет ей горечи и злости.

Не отрываясь, продолжаю смотреть в лицо Крис так же пристально, как она смотрит на Вэла — и замечаю все. И поджатые от обиды губы, и сведенные к переносице по-детски густые брови, и пальцы с кое-где обломанными, нервно обгрызенными ногтями, комкающими одеяло. Ей тяжело, действительно тяжело видеть и слышать все это, смотреть, как ее личную драму превращают в фарс, и молчать, сдерживаться при этом.