Драконья справедливость - Худ Дэниел. Страница 39

В комнате было прохладно, но гостиничный истопник уже колдовал на коленях возле камина, а вокруг Проуна на полусогнутых приплясывал его личный слуга. Он раздевал своего хозяина, а тот немолчно брюзжал.

– Не хочу ничего слушать, любезнейший! Закрыты аптеки или открыты, мне до того дела нет! Сейчас же ступай за припарками, пластырями, примочками! Не видишь, олух, – твой господин жестоко изранен? Ступай же, не мешкай, ступай!

Оба парня – и слуга, и работник, – коротко поклонившись Лайаму, выскочили из комнаты. Проун, покряхтывая, принялся завершать свой ночной туалет.

«Вот ведь зануда! – подумал Лайам, устраивая Фануила на сумках. – Эй, малыш, ты не хочешь поесть?»

«Нет. Мне лучше как следует выспаться. Я и не думал, что эта история так меня утомит». Лайам пощекотал уродца под мордочкой, и тот прижмурил глаза.

– Сегодня я не чувствую себя в состоянии отужинать вместе со всеми, – донеслось от кровати. – Будьте добры, передайте всем остальным мои извинения.

Лайам, прежде чем дать ответ, потянулся. Мускулы тут же отозвались сладкой болью. «Вежливость требует, чтобы я стал его уговаривать, но…»

– Я передам.

В красном ночном колпаке, с физиономией в красных расчесах Проун походил на шута.

– Разве вы не возьмете с собой вашу тварь? А кто, в таком случае, поручится за ее поведение?

– Любезнейший квестор, – устало ответил Лайам, – сегодня этот малыш ни в каких ручательствах не нуждается. Ему крепко досталось. Он будет спать.

Толстяк хрюкнул и грузно откинулся на подушки.

– Ха! Что ему магия? Он ведь такой толстокожий. Если уж заводить разговор о том, кому сегодня, досталось, так это, конечно же, мне. Я просто умираю от боли!

Лайам хотел было объяснить, каким легким и нехлопотным образом можно от этой боли избавиться, но делать этого он не стал, а просто пожелал толстяку доброй ночи и вышел.

Два стакана вина быстро восстановили его силы. Он сидел в общем зале, лениво прислушиваясь к разговору соседей по столику. Эласко с Куспинианом, тоже успевшие пригубить стаканчик-другой, обсуждали местную деловую текучку. Они оговаривали списки ночных патрулей, прикидывали, сколько народу стечется к пристани в будущий праздник, посмеивались, припоминая ужимки карманника, пойманного на рынке. Лайаму все это было не очень-то интересно, и он мог спокойно отдаться течению собственных мыслей.

По правде говоря, никаких особенных мыслей в голове у него не имелось, так что он просто сидел и потягивал потихоньку свой третий стакан. В конце концов, после двух суматошных деньков можно и отдохнуть от раздумий. Когда соседи жестами или взглядами пытались вовлечь его в разговор, Лайам лишь улыбался и делал глоток, показывая, что и рад бы поговорить, но у него есть занятие поважнее. Эдил укоризненно крякал, Эласко тактично кивал, хотя его распирало от любопытства. Чувствовалось, что в голове уоринфордского квестора роится масса вопросов и что он при удобном случае их непременно задаст.

К восьми они отправились в трапезную и обнаружили, что вдова Саффиан их уже ожидает. Рядом с ней сидел еще один гость – тот самый длиннобородый старик, что в зале суда объявлял о начале очередных разбирательств. Он встал и, неловко улыбаясь, поклонился вошедшим.

– Я взяла на себя смелость пригласить старшего клерка ареопага отужинать с нами, – спокойно сказала госпожа Саффиан. – Я уверила почтенного Иоврама, что ему тут будут рады.

Куспиниан широко улыбнулся.

– О, безусловно, госпожа председательница! Вам следовало это сделать давно.

Этот ужин – третий по счету – проходил, по мнению Лайама, куда приятнее, чем остальные. Куспиниан по большей части молчал, лишь иногда предлагая гостям попробовать то или иное блюдо, так что разговор тек сам собой. По молчаливому уговору никто из собравшихся не касался событий дня. Длиннобородый клерк, будучи среди всех старшим по возрасту, но младшим по рангу, поначалу смущался и сидел тише мыши, но несколько бокалов вина развязали ему язык. Он оказался просто кладезем всякого рода забавных историй и рассказал множество анекдотов из жизни торгового городка со странным названием Кроссрод-Фэ, славившегося ежегодными ярмарками и базаром. Лайам, зная что этот городок им предстоит посетить, стал подливать масла в огонь, задавая вопросы, старик в юмористическом тоне ему отвечал, и за столом то и дело вспыхивал смех.

Когда принесли опорто, застольная беседа скатилась к базарам и ярмаркам вообще. Эласко припомнил о поездке своего родителя в Кэрнавон, на ярмарку горнодобытчиков, где того поразили упряжки в восемнадцать волов, влекущие за собой тележки, груженные золотом. Лайам в свою очередь рассказал о караванах, идущих через Карад-Ллан, каждый из которых растягивался на мили. Упоминания о Карад-Ллане было достаточно, чтобы разговор перескочил на северные края. Как Иовраму, так и Эласко было что сообщить о землях, где люди живут в домах, сложенных из уплотненного снега, ходят в шкурах и ежедневно сражаются с ледяными чудовищами. Большая часть того, что выдавалось рассказчиками за истину, являлось на деле вымыслом, но Лайам с ними спорить не стал. Даже когда разгоряченный вином юноша поведал собравшимся об исполинах, в боевые колесницы которых впряжены огнедышащие драконы.

– Это страшные люди, – говорил молодой квестор, выкатывая глаза. – И живут они страшно долго, как и прирученные ими чудовища! Надеюсь, всем тут известно, что драконы живут много веков. А сколько лет вашему дракончику, Лайам?

Вопрос застал Лайама врасплох.

– Н-не знаю, – ответил он после минутного замешательства. – Понятия не имею.

– Дракончик квестора Ренфорда не такой, на каких катаются великаны, – вступила в беседу вдова Саффиан, и насмешливый прищур ее глаз сказал Лайаму, что она знает цену застольным рассказам. – Это даже и не животное, а преданный друг, и его жизнь магически связана с жизнью хозяина. Однако, господа, уже поздно, – другим тоном продолжила женщина. – А мы должны покинуть Уоринсфорд рано утром. Эдил Куспиниан, примите мою благодарность за гостеприимство. Я хочу выпить за ваше здоровье.

Следуя ее примеру, собравшиеся осушили бокалы, потом не преминули поднять тост и за герцога. За его высочество выпили стоя, и ужин на том завершился. Иоврам, снова засуетившийся, кинулся отодвигать кресло вдовы, потом побежал распахивать дверь, одновременно кланяясь Куспиниану. Кончилось это тем, что он споткнулся и выпал в дверной проем. Что с ним случилось дальше, Лайам не видел. Председательница суда удалилась к себе, а Лайама вдруг притиснул к стенке Эласко. Юноша крепко сжал ему руку.

– Очень прошу вас, задержитесь еще на минутку. Нам необходимо поговорить. Я чувствую, мне многому следует у вас поучиться. – Язык молодого квестора пока что не заплетался, но обычную деликатность в нем уже сменила назойливость, свидетельствуя о том, что он крепко хватил.

Лайам попытался освободиться.

– Я бы и рад, но мне надо складывать вещи. Давайте отложим разговор на потом.

– Вы можете поговорить с квестором Ренфордом утром, – изрек стоявший неподалеку эдил.

– Но утром ареопаг уезжает!

– Я дам вам полдня, Уокен, вы проводите поезд и наговоритесь с квестором всласть.

Эласко открыл было рот, но Куспиниан многозначительно повторил:

– Утром, Уокен, утром! – и до молодого человека дошло.

– Да-да, конечно, – быстро сказал он, отпуская руку Лайама. – Я могу условиться с вами о встрече?

Лайам пожал плечами.

– Конечно. Если только вас не страшит ранний подъем.

Эласко несколько раз кивнул и, стараясь твердо ступать, удалился. Куспиниан повлек Лайама к двери, покровительственно похлопывая его по плечу.

– Ну, а со мной-то вы не откажетесь потолковать?

«Что им всем от меня в этом городе надо?»

– Безусловно, мастер эдил!

Что надо Эласко, в принципе было понятно, но мыслей Куспиниана угадать он не мог.

– Простите Уокена, – сказал эдил, подталкивая Лайама к столику в общем зале таверны. – Порой он бывает невероятно докучлив.