Маракх. Испытание (СИ) - Грез Регина. Страница 9
Все получилось естественно и легко - он наклонился и поцеловал девушку, лежащую под ним, и она ответила так, словно ждала этого мгновения долгие годы и нарочно выбежала навстречу, заслышав его шаги. Уже потом, долгое время спустя, Гордас вспоминал свой поцелуй на лугу не более как горячий порыв человека, долго пробывшего в одиночестве.
Это было естественное стремление к существу противоположного пола, раскрывшему объятия навстречу, всего лишь веление слепой плоти, изголодавшейся по ласке. Гордас потом не раз убеждал себя в том, что разум и чувства его в тот момент находились в некой отрешенности от происходящего. Девушка сама с готовностью целовала его в ответ, но все же не позволила избавить себя от шароваров, скрытых под просторным платьем-рубахой.
— Меня зовут Ахиль. А как твое имя?
Гордас назвался и, помогая ему подняться, она внимательно рассматривала путника, осуждающе прищелкивая языком.
— Да ты совсем слаб, едва на ногах стоишь! Не пойму, как тебе удалось меня уронить.
— Разве ты такая сильная?
— Когда окрепнешь, мы будем бороться, и я тебе докажу.
Улыбаясь, Гордас покачал головой, заметив нетерпеливые нотки в голосе Ахили.
— Я не стану соревноваться с женщиной.
— Отчего же? Боишься проиграть? Но в этом нет большого стыда.
— Считаю, что нам ни к чему играть в подобные игры. Хочешь, считай себя более умелой и ловкой, но в силе ты мне уступишь, даже сейчас. Правда, у тебя есть нож и ты, похоже, искусна в обращении с ним.
Ахиль зарделась от неожиданной похвалы и вдруг напомнила Гордасу юную, едва распустившуюся розу в родном саду. А вместе с ней и другую женщину, с глазами голубыми и прозрачными, как небо в полуденный жар. Сердце рванулось из клетки ребер и отозвалось ноющей болью где-то в самом центре его существа.
Он обхватил себя руками за плечи и согнулся, чтобы хоть немного унять тоску, переместившуюся уже куда-то выше его телесного восприятия. Но утешение было рядом.
— Тебе плохо? Ты хочешь пить и, верно, голоден. Пойдем… пойдем, я тебя провожу. Ты отдохнешь в нашем доме, - я помогу дойти. Вот так. Держись крепче, я же сказала, что очень сильная. Придется поверить.
Опираясь на плечо спутницы, Гордас медленно переставлял ноги по еле приметной тропке среди колышущихся белых султанов высокой травы. И как раньше он не приметил это корявое деревцо и каменистую насыпь, слишком увлекся грибами, потом польстился на чужое добро… И попал в плен. Самый прекрасный плен на свете. Тенета человеческой дружбы.
— Ахиль, скажи, а другие люди, похожие на меня, проходили в ваших краях?
— В эту весну я слышала о троих, может, твои братья отдыхают в соседнем кочевье.
Гордас смеялся вслух, как будто подошел конец всем его передрягам. Он снова среди людей, ему дадут пищу и кров, о большем сейчас он и думать не смел. Половина пути пройдена… пройдена. Гордас чувствовал, как с каждым шагом ликует душа.
Он смог выжить, справился с отчаянием, одолел лес, болота и песок, осталось теперь пройти ледники и само посвящение, всего-то немного боли от рук отца. Но это будет желанная боль, ведь за ней последует избавление от прежних страданий – все испытания кончатся, и Гордаса наконец-то признают достойным солдатом своей родины. Отец сможет им гордиться. Вот ради чего стоило дойти до финала.
* * *
Последующие дни и недели Гордас существовал словно в ином измерении, настолько уклад жизни в становище песочников отличался от его прежнего быта на побережье. Уже не нужно было себя готовить к ответственной миссии, никаких тренировок и замеров параметров, никаких грандиозных целей и задач. Гордасу казалось, что все свои юные годы он шел именно сюда, к этим спокойным приветливым людям с детской непосредственностью принявшим чужака в свой размеренный быт.
Он поселился в шатре родичей Ахиль. Никто из членов ее семьи не удивился оборванному бородатому мужчине, которого нашла в степи юная охотница. Его появления будто бы ждали, а потому встретили как гостя, правда, без особых церемоний и привилегий.
Быстро восстановившись после тяжелого маршрута, Гордас стремился принести пользу своим новым друзьям – вместе с отцом и братьями Ахиль он мастерил ловушки на птиц, чинил немудрящее оружие, участвовал в соколиной охоте, добывал воду из колодца, помогал стричь баранов и валять шерсть для изготовления обуви.
Да, песочный народ невероятно отставал в развитии от марионцев, но был заметно ближе к природе, не обременяя свои общины социальными и религиозными распрями. У подножия гор все семьи имели примерно равный достаток, зависимый лишь от степени трудолюбия людей и количества их в ячейке. Вожака выбирали большим Сходом и затем беспрекословно подчинялись его решениям.
Кроме Гордаса в этом поселении обосновались еще двое курсантов из группы испытуемых, и постепенно молодые мужчины сблизились между собой, тихими светлыми вечерами у костра обсуждая планы на будущее. Все знали - пройдет еще десяток дней, и в пологую долину среди скал, в центр природного амфитеатра, спустится военный корабль.
Представитель командования военных сил Марионы соберет курсантов и выслушает решение каждого. И вот этого-то дня пылкая Ахиль боялась гораздо больше, чем стаи свирепых красных волков, нападавших порой на верблюжьи и овечьи стада общины.
Ахиль не хотела, чтобы красивый, молодой гость покидал ее шатер. Ахиль полюбила его всем сердцем, и он иногда был готов принять ее нежность, но вдруг задумывался и виновато опускал глаза. Гордас хороший работник и будет ей славным мужем.
Она научит его петь песни степного народа и радоваться ее смуглому гибкому телу опрокинутому на белых шкурах в полумраке жилища. Жаль, что она не допустила его до себя при первой же встрече, тогда он был пьян от ее глаз и губ, и душа его пойманной птичкой билась бы в ее маленьких жестких ладонях.
А теперь желанный мужчина вспомнил, что где-то за лесами и горами его ждет другая подруга, но она уже принадлежит его отцу. Какой же он глупый, этот Гордас. Красивый, смелый и глупый… Зачем бежать к чужому очагу и хлебать из чужой миски, если под твоим носом дымится горячая похлебка, сваренная для тебя одного.
— Останься со мной, мой барс, - ласково убеждала Ахиль, - ни одна женщина не будет любить тебя крепче. Я слышала про ваши законы, они мне не нравятся, они делают из мужчин орлов с перебитыми крыльями. Я буду называть тебя господином, буду служить тебе как раба, хочешь - топчи ногами, хочешь посади на цепь, как последнюю собачонку…
Гордас целовал макушку разволновавшейся подруги, обнимал ее, желая успокоить, и даже усаживал на колени, словно несмышленое дитя для долгого разговора.
— Что ты говоришь, опомнись, роза песков! Да стоит мне поднять на тебя руку, я лишусь пальцев на ней, а если кто-то решит добиться от тебя покорности плетью, минуты не пройдет, как твой верблюд уволочет его привязанным за собой - подыхать в степи.
Польщенная Ахиль звонко смеялась, жарко обвивая руками плечи Гордаса.
— Тебе я готова повиноваться, мой барс, – только тебе!
— Я не могу остаться... ты знаешь.
— Но почему? Это не запрещают ваши обычаи, в каждом кочевье есть люди с далекого побережья. Некоторые доживают здесь последние дни в мире и благоденствии, окруженные любящими родными. Некоторые имеют сразу двух жен, я соглашусь и на это, меня же ты сделаешь старшей. Подумай, Гор…
— Невозможно.
Ахиль метнулась на середину шатра и скинула верхнюю рубашку, оставшись в нагрудной повязке и красных штанишках. Вокруг пояса стройной красавицы звенели серебряные бляшки вперемешку с подвесками в виде ромбов. Изгибаясь, словно змея, она прошла вокруг очага и бросила на прогоревшие угли щепотку истолченной в порошок травы. Терпкий сизоватый дымок защекотал ноздри, заставляя кровавым рекам ускорить свой бег в недрах живой плоти.
— Смотри лучше, мужчина! - надменно и в то же время чуточку игриво провозгласила Ахиль. - Разве я не достаточно хороша для тебя? Какой ты нашел изъян в моем теле? Или бедра мои не достаточно округлы для того, чтобы укачать тебя, как в лодье? Разве груди мои не ложатся сами в твои руки, как созревшие ароматные дыни? Чего тебе еще искать среди высоких гор и седых ледников, где ждет лишь горе и одиночество. Вспомни, как ты шел ко мне по растрескавшейся от жары сухой глине, а моя корзина всегда будет полна едой и питьем для тебя. Дай мне одну эту ночь и рожу тебе сына, который повторит тебя во всем.