Училка и хулиган (СИ) - Шугар Мия. Страница 17

От этой мысли мне срочно захотелось поплакать и залезть к кому-нибудь на ручки. Точно! Виктор Эдуардович! Он же говорил, что всех местных оборотней знает. Интересно, Макс местный или нет? Как бы разузнать? Не был бы такой дрянью — просто спросила бы. Да, блин, о чем я думаю вообще? Нужно просто раздобыть телефон и тихонько позвонить Игнатову. И при этом надеяться, что ему есть до меня хоть какое-то дело. Ну не зря же он дал мне визитку и велел обращаться в случае надобности. Вот сейчас как раз такой случай. Надобнее некуда.

За размышлениями не заметила, что Макс свернул с трассы и медленно ехал по проселочной дороге вдоль какого-то водоема.

— Куда это мы? — с подозрением спросила, и запоздало подумала, что ответ мне может не понравиться.

— Отдохнуть нужно. Устал.

Неожиданно мирный ответ слегка успокоил и я принялась разглядывать пейзаж.

Не слишком широкая, но спокойная река с зеленоватой водой прятала берега в густой поросли ивняка, ольхи и прочей растительности. Хоть меня и регулярно обзывают ботаником и агрономом, но знаю я далеко не всех представителей растительного мира.

За рекой на пригорке виднелись редкие деревенские дома и полуразрушенная церковь.

Макс выбрал место и припарковал машину в тени деревьев. Достал из багажника пакеты с едой, плед и направился к берегу. Я потопталась на месте, подумала немного, вздохнула и пошла следом.

Знаете, что я скажу? Уставший бандит — это просто прелесть какая, а не бандит. Не ругается, почти не ворчит, драться не лезет. Сидит себе, сердечный, жмурится, да на воду смотрит. Я уже два раза поела, выпила литр грушевого сока и три раза сходила в кусты, а он все сидит и смотрит. Я даже волноваться начала. Не сильно, но все же. Не скажу, что прям симпатизирую ему, но все же немного привыкла к пацану.

— Может, полежите на пледе? Поспите часок. Я могу мух отгонять.

Макс перевел на меня свой рассеянный взгляд и долго смотрел, как-будто вспоминая, кто я такая вообще и что тут делаю. Моргнул несколько раз и тряхнул головой, прогоняя сонное оцепенение. Отвернулся и опять уставился на реку. Наверное, все же занялся медитативными практиками.

Я прошлась по поляне и надергала букет из разнотравья. Уселась на плед и принялась плести венок. Нужно чем-то руки занять, а то опять в пакет с едой полезу.

— Так значит Роман тебя просветил?

— Что? — непонимающе переспросила, выплюнув стебель цикория изо рта.

Макс встал со своего места, подошел и уселся рядом, на плед. Еле успела выхватить охапку цветов, а то бы лежали сейчас, похороненные под чьей-то задницей.

— Я спросил — Роман тебя просветил насчет оборотней?

— Аа… вы про это. Да, я в курсе.

Макс прошелся по моей склоненной фигуре оценивающим взглядом.

— А ты, смотрю, неплохо держишься.

— Да привыкла уже немного.

Мы еще посидели молча. Я доплела венок и раздумывала, как бы его украсить и сделать наряднее, когда мой бандит подал голос.

— Расскажи мне о ней.

Я растерялась. Макс попросил как-то по-нормальному. Понимаете? Без нажима и совсем не нагло. Я бы сказала — вежливо, но где он, а где вежливость?

— Что вы хотите узнать? — Я поднялась с насиженного места, водрузила венок на голову, скинула обувь и направилась к воде. — Сразу говорю — я вообще не в курсе ее аферы была. Просто решила помочь подруге.

Зашла по щиколотку в воду и чуть не замурчала от удовольствия. Эх, сейчас бы поплавать.

— Расскажи подробнее, что за афера? — из голоса Макса внезапно пропала вся вежливость, а от былой расслабленности не осталось и следа.

Ну, здравствуй, бандюган.

Я неторопливо ходила по воде, иногда наклоняясь за камушками и мелкими речными ракушками, и уже в который раз рассказывала историю про банкет и Машкину подставу. На Макса не смотрела, а зря. Когда я начала вещать про то, что Любимова предлагала себя в любовницы Игнатову, раздался страшный треск. Я испуганно заорала и прыгнула в сторону, тут же зашипев от боли. Не заметила под водой большой осколок ракушки и пропорола стопу. Поджала раненую конечность на манер цапли и уставилась на взбешенного Макса с половинками молодого дерева в обоих руках.

Что это с ним? Что я сделала-то?

Бандит отбросил поломанное дерево в сторону и размашистыми шагами направился ко мне, замершей от ужаса.

Я только ойкнула, когда сильные руки выдернули меня из воды и, протащив несколько метров по берегу, кинули на плед.

— Сиди, я принесу аптечку, — зло бросил нахал и отвернулся.

Я потерла ушибленный копчик и в долгу не осталась.

— Козел.

Макс развернулся и так сверкнул желтыми глазами, что я охнула и в очередной раз поклялась вырвать свой дурацкий язык. Стянула с головы венок и прижала к груди, нервно сминая пальцами нежные цветы. Сейчас и мне свернут бестолковую шею и закопают под ближайшим кустом.

Бандит подошел совсем близко, гневно раздувая ноздри и сжимая кулаки. Может, и еще чего сжимал, я особо не разглядывала. Смотрела завороженно в невероятные, пылающие огнем глаза, и пыталась что-то промямлить. Ничего не получалось. Лучше бы раньше молчала, дура несчастная.

Глаза оборотня, меж тем, приблизились на неприлично близкое расстояние. И, вдруг, округлились от удивления и немного отстранились. Макс заозирался, шумно втягивая воздух. С ума меня сведет, честное слово. Неуравновешенный придурок, а не оборотень.

И этот придурок сейчас вознамерился понюхать меня. Бесцеремонно зарылся носом в волосы на голове и тут же отпрянул. Я даже не успела садануть его по дурной башке бутылкой лимонада, оказавшейся под рукой.

— Отвали, псих! — погрозила колой принюхивающемуся типу.

Но тому все неймется, и вот уже настырный нос трется вокруг ног. Я брыкаюсь и матерюсь, как сапожник. Хорошо хоть ученики не слышат, а то позору не оберешься.

Но крепкая рука вмиг прекратила все трепыхания, твердо зафиксировав лодыжку раненой ноги. Как в замедленно съемке вижу голову безумного Макса, наклоняющуюся к кровоточащей ране. Он задрал мою ногу выше и пришлось откинуться назад и упереться на локти, чтобы не упасть навзничь.

— Да что ты творишь, придурок! — грозно шиплю и безуспешно дергаю несчастную конечность.

А этот пес шелудивый притянул мою стопу к себе ближе, уперся носом в подошву и тщательно, миллиметр за миллиметром обнюхивает ее. И, внезапно, лизнул рану. Я взвизгнула и дернулась, но Макс, как-будто пребывал в прострации и методично зализывал порез, не обращая никакого внимания на сопротивление.

Кошмар! Стыд-то какой! Ноги же грязнючие. Я и по земле ходила, и по воде. А этот сумасшедший знай себе нализывает. Да еще и глаза прикрыл, негодяй. Урчит и даже причмокивает. Фу! Хотелось бросить что-нибудь едкое, типа не оставить ли его наедине с моей ногой, но поостереглась я шутить с маньяком.

Макс продолжал это непотребство несколько минут. У меня уже и спина устала, и ругательства кончились. Наконец, захват на несчастной, пережившей насилие, ноге ослаб и ее довольно аккуратно опустили на плед. А на меня глянули желтые, горящие ровным и сильным пламенем глаза.

Я медленно согнула ноги в коленях и подтянула их к груди, усаживаясь прямо. Макс внимательно следил за каждым движением и вид при этом имел весьма странный, на мой взгляд. Такими блестящими и жадными глазами детишки в ожидании лакомства смотрят на продавцов мороженого и сахарной ваты.

Это что же получается — Виктор Эдуардович соврал и на самом деле оборотни не прочь пополдничать человечиной? Вон как глазюки растопырил, поганец. Сам дрожит, ручонками плед комкает. Распробовал, выходит. Того и гляди кинется и поминай, как звали. Не его, меня. Меня будут вспоминать добрым словом друзья и коллеги, принося на могилу четное количество цветов.

Подумала я, значит, о предстоящем прощании с бренным телом и так жалко себя стало. Хоть вой. Ну я и завыла. Это у меня в последнее время все лучше и лучше получается. Сказывается практика. Вот и сижу, кулаком слезы и сопли утираю, да сокрушаюсь о долюшке своей тяжкой.