Девушка-катастрофа или двенадцать баллов по шкале Рихтера (СИ) - Бергер Евгения Александровна. Страница 20

- Чего зубоскалишь? - ворчит он недовольным голосом. - Вези нас уже избавляться от этого пса.

Я не зубоскалю - я улыбаюсь... всю дорогу до дома малышки Лэсси. Сбываю ее вернувшейся из отпуска хозяйке, получаю свои деньги и, наконец-то, везу нас в галантерейный магазин. Мы покупаем сразу три флакончика с синей краской и едем-таки выслеживать рыжего Макса, кота фрау Трестер. С этой целью мы паркуемся чуть в стороне от дома, подальше от бдительных глаз теперь уже бывшей соседки, и Юлиан выходит на охоту...

У Максика отдельный вход: специально прилаженная лесенка, ведущая прямо с подоконника кухонного окна в кусты за домом. Там Юлиан его и поджидает, пока я кормлю Ангелику в машине...

Максик, жирный, похожий на свиную сардельку, появляется не раньше четырех часов дня, когда наше ожидание становится уж совершенно невыносимым. Это я говорю о себе в первую очередь: Юлиан, сосредоточенный, словно партизан во вражеском окопе, кажется неутомимым. Его бы выдержку и сосредоточенность да - в достойное русло!

- Примани его колбасой, - командует он мне, протягивая пачку кошачьих колбасок.

И я приманиваю: протягиваю жирдяю аппетитное лакомство, и тот, недолго думая, начинает его уплетать.

В этот момент Юлиан его и хватает... двумя руками в садовых перчатках. Прижимает к себе отчаянно упирающееся животное и велит:

- Начинай! Надолго мне его не удержать.

Встряхиваю баллончиком и начинаю окрашивать рыжий комок из когтей и шерсти в синий цвет... Тот ложится неравномерно, размазывается не только по шерсти животного, но и по нам с Юлианом. Нас немного мутит от запаха забивающейся в нос краски, но мы все равно продолжаем бороться: Юлиан - с котом, я - с баллончиком с краской. И в итоге выпускаем мятущийся синий комок шерсти из рук, с молниеносной скоростью взлетающий по лесенке в сторону дома...

Так, пора уходить! Мы выбираемся из кустов и бежим к автомобилю. Через минуту мы уже далеко от места нашей хулиганской выходки, и меня пробивает на истерический хохот, когда я замечаю вымазанного с ног до головы Юлиана...

- У тебя краска на лице, - указываю на парня кивком головы. - И не только на лице: ты весь синий, словно та девочка из сказки, помнишь? «Чарли и шоколадная фабрика» называется.

Тот отзывается недовольным голосом:

- Такое чувство, что ты красила меня, а не кота. Маляр из тебя явно некудышный!

- Больно уж вертким оказался объект. Сам же выпустил его раньше времени!

- Раньше времени? - возмущается Юлиан. - Да этот котяра исполосовал мне все руки. Сама посмотри!

И я, действительно, вижу начинающие проявляться ярко-красные царапины от запястий и выше.

- Надеюсь, этот кот был не заразным.

- Если он хоть чуть-чуть похож на свою хозяйку, то столбняк мне точно гарантирован, -ворчит Юлиан себе под нос.

И в этот момент я понимаю, что еду наобум, толком не зная, куда мы направляемся. О чем и сообщаю Юлиану... Он молча забивает в навигатор какой-то адрес и говорит:

- Теперь ты знаешь, куда ехать. Вперед!

Я произношу:

- Не хочешь ничего мне рассказать...

- Что, например?

- Да вот хотя бы, куда мы едем.

Какое-то время он молчит, явно не в силах озвучить необходимое признание, но потом-таки пересиливает себя:

- Мы едем в дом моего отчима. Этого достаточно?

- Не совсем, - приходится признаться мне, и Юлиан шипит.

- Однако придется удовлетвориться этим. Я не расположен к психоанализу... Просто помолчи, хорошо?

А что мне еще остается: прикусываю язык и представляю свое возвращение в Нюрнберг и новую встречу с Шарлоттой, с которой виделась лишь однажды, в кафе в начале зимы. Интересно, она уже родила? И какой этот Адриан, отчим Юлиана, о котором он так не любит говорить.

Мысли, одна любопытнее другой, теснятся в моей голове, и я занимаю себя ими до самого приезда в Нюрнберг двумя часами спустя.

15 глава. Юлиан

Дверь нам открывает Шарлотта... Огненно-рыжая, с большим животом, она кажется мне донельзя комичной. Не знаю, что нашел в ней отец - меня она никогда не заводила.

Просто хотелось сделать ему больно, так же больно, как было мне после смерти матери, да и вообще в целом. И Шарлотта казалась идеальной кандидатурой для этого...

Сейчас я сам себе кажусь каким-то ребенком: сначала Франческа, потом Шарлотта... Да, это было забавно, но чрезвычайно глупо.

- Здравствуй, Шарлотта.

- Здравствуй, Юлиан.

- Адриан.

- Здравствуй, сын.

Мы здороваемся официально, словно коллеги по бизнесу, а не родные люди. Впрочем, я никогда не считал Адриана отцом - только маминой слабостью, которую она так в себе и не изжила.

Не люблю слабых людей!

- Это Эмили... она поживет в этом доме, - то ли спрашиваю, то ли полу утверждаю я. Катастрофа выступает вперед и не без смущения пожимает руки Адриану и Шарлотте.

- Это и твой дом тоже, - произносит Адриан серьезным голосом. И я так и слышу недосказанное: «Если только ты готов соблюдать определенные правила». - Ты волен приглашать гостей, если находишь то необходимым.

Надо бы, наверное, поблагодарить за подобную сговорчивость - все-таки после выходки с Алексом Адриан велел мне не появляться более в этом доме - однако язык буквально не поворачивается, и я молча киваю. А Шарлотта - вот уж не думал, что буду ей благодарен!

- переключает всеобщее внимание с меня самого на маленькую писклю.

- А это у нас здесь кто? - спрашивает она, склоняясь над автомобильным креслицем, в котором Эмили держит ребенка. - Маленький ангелочек?

И Катастрофа отвечает:

- Почти угадали: ее зовут Ангелика. Моя дочь.

Отец бросает на меня быстрый взгляд: прекрасно, теперь он станет думать, что я отец этого ребенка. Эта мысль не так ужасает, как пару недель назад, но явно не из той категории, которая могла бы порадовать мое бедное сердце.

- Мы устали с дороги, - произношу своим привычным в общении с домочадцами тоном, и Эмили враз сникает, перестав ворковать над Ангеликой вместе с Шарлоттой. Только проводит рукой по своей вымазанной в синей краске футболке и приглаживает слегка растрепавшиеся волосы...

Да, видок у нас еще тот, однако вопросов никто не задает, что само по себе достижение. Адриан произносит:

- Мы отложили ужин до твоего... вашего приезда, - поправляется он. - Можете привести себя в порядок и спускаться в столовую. Это все ваши вещи? - он указывает на мою спортивную сумку и чемодан Катастрофы. Отвечаю «да», и Адриан добавляет: - Где находится твоя комната, ты знаешь... - и замолкает, глядя на Эмили, должно быть, не решаясь задать щекотливый вопрос.

- А Эмили вполне подойдет гостевая комната, - заканчиваю за него. - Я покажу ей, где она находится.

Мы поднимаемся на второй этаж, и какое-то приятное чувство, с трудом мною определяемое, наполняет каждую клеточку моего организму. Это не радость, нет, - это что-то из разряда непознанного. Таким пусть и остается...

- Вот, это твоя новая комната, - отворяю дверь и ставлю у порога чемодан Катастрофы, а сам наблюдаю за ее реакцией. Комната оформлена в персиковых тонах - мама всегда любила теплые оттенки - и вечернее солнце дарит необыкновенный уют односпальной кровати у стены и шифоньеру с витыми завитушками.

- Как красиво! - восхищается девушка-катастрофа, продолжая любоваться окружающей обстановкой. Что уж говорить, это не моя квартирка в Мюнхене - это хоромы настоящей принцессы.

- Красиво, - не могу не согласиться я, - только кровать маловата. - И понизив голос: -Однако ты всегда можешь прийти спать в мою. В моей комнате кровать намного больше!

Эмили оборачивается, глядит на меня с хищным прищуром - вроде как, оскорблена подобным предложением! - а потом вдруг кидается ко мне на шею и крепко целует в губы. Я опешиваю на мгновение - что за телячьи нежности! Я не большой поклонник подобных - однако губы у нее горячие, а грудь так сексуально упирается в мою грудную клетку, что я невольно поддаюсь порыву: прижимаю ее к себе еще плотнее и углубляю поцелуй. Катастрофа не сопротивляется, только запускает руки мне под футболку и распаляет еще больше.