Пир попрошаек - Худ Дэниел. Страница 27

– Госпожа Присциан, могу ли я задать вам вопрос?

Карточка в руке вдовы замерла.

– Разумеется, господин Ренфорд.

– Сейчас у меня гостит подруга покойного мастера Танаквиля, мага, который завещал мне свой дом… Она очень интересуется одним из ваших предков. Я имею в виду Эйрина Присциана. Оказывается, он упоминается в некоторых книгах Танаквиля как выдающийся чародей древних времен. Моя гостья попросила меня узнать, не осталось ли у вас каких-нибудь записей Эйрина, и, если таковые имеются, не разрешите ли вы ей просмотреть эти бумаги?..

Лайам умолк, смущенный непроницаемым видом вдовы. Он не мог разобраться, как она относится к сказанному.

– У вас гостит женщина, господин Ренфорд?

Лайам залился краской смущения. Он очень надеялся, что в такой темноте госпожа Присциан этого не заметит.

– Да.

– И она сведуща в магии?

– Да. Это старая знакомая Тарквина Танаквиля, – Лайам все еще не уяснил, как вдова воспринимает его слова. Он снова словно стоял перед одним из своих университетских преподавателей.

– Понимаю. Значит, ее интересуют бумаги? Но я не знаю, сохранилось ли у нас что-нибудь в этом роде.

– Конечно, я понимаю…– заговорил было Лайам, подготавливая себе пути к отступлению, но госпожа Присциан перебила его.

– Я не вижу причин для отказа. Вашей рекомендации мне достаточно, а раз уж я даже не знаю, существуют ли эти бумаги, значит, для меня они особенной ценности не представляют. Я покопаюсь завтра в кладовках и перетряхну кое—какое старье. Это вас устроит?

– О… безусловно… вполне, – заикаясь, сказал Лайам. – Я очень вам благодарен, госпожа Присциан.

– Я ничего не обещаю, – предупредила почтенная дама, воздев указательный палец. – А теперь мне, пожалуй, пора идти, – она кивком показала на заметно поредевшую очередь.

Повернувшись, вдова приостановилась. Лайам, сообразив, что от него требуется, предложил ей руку. Они чинно перешли через улицу и распрощались только после того, как госпожа Присциан вручила свой позолоченный пропуск слуге. Лайам поклонился и поспешил отойти – малые с алебардами явно стали к нему присматриваться. Вблизи они уже не казались безобидной атрибутикой праздничного убранства. Кирасы сияли, лезвия алебард грозно посверкивали, глаза охранников смотрели прямо и твердо. Искательно улыбнувшись, Лайам сбежал по ступеням на мостовую.

Глупо, конечно, но ему очень не хотелось приходить раньше назначенного часа, как не хотелось и опаздывать. Поэтому, свернув за угол, на Крайнюю улицу, он замедлил шаги. Окна в особняке Годдардов с этой стороны не были плотно зашторены, и на булыжное покрытие мостовой падали разноцветные прямоугольники света, в которых мелькали тени движущихся фигур. Звучал смех, слышалась музыка, и Лайам даже перешел на другую сторону улицы, чтобы посмотреть, что творится внутри.

Он медленно брел мимо длинного ряда оконных проемов, за стеклами каждого из которых танцевали, пили и веселились те, кого Кессиас называл «толстосумами», – сытые, веселые, разодетые, довольные и собой, и существующим ходом вещей.

– Это великолепие наверняка встало в немалую сумму, – сказал себе Лайам еще раз. – Интересно, нашлось ли у них там местечко хотя бы для парочки нищих?

Он сделал независимое лицо, изображая из себя человека, который просто вышел на улицу прогуляться и никуда не спешит, но его все же кольнуло невольное чувство зависти к беззаботно веселящимся людям. Словно ребенка, приоткрывшего дверь в комнату взрослых, куда не пускают детей. Меж тем становилось все холоднее, и внешняя неторопливость давалась ему все трудней. Он уже дважды прошел мимо дома Окхэмов и дважды к нему вернулся, и теперь топтался возле крыльца, дожидаясь колоколов. Наконец они прозвонили. Лайам взбежал по ступенькам и постучал в дверь прежде, чем смолкли последние отголоски звона.

Он весьма удивился, когда дверь ему открыл не Тассо, а молодой Квэтвел – с бокалом в руке и недовольной гримасой на совсем еще юном лице. Ну, наконец-то, проворчал барон и крикнул через плечо:

– Окхэм, мы можем идти!

Красавец-лорд неторопливо спустился в прихожую, на ходу завязывая тесемки плаща.

– Добрый вечер, господин Ренфорд. – Он отобрал у Квэтвела бокал, осушил его одним глотком и вернул барону. – Вы готовы? – Окхэм быстро окинул Лайама взглядом и одобрительно кивнул. Квэтвел повертел в руках опустевший бокал и бросил его на пол.

– Идемте же! – досадливо хмурясь, сказал он.

Лайам отступил от двери и сделал пару шагов вниз по ступенькам, но лорд Окхэм не двинулся с места. Вскинув брови, он посмотрел на упавший бокал, потом на Квэтвела и опять – на бокал. Барон заворчал, потом наклонился и поднял посудину.

Резко мотнув головой – так, что длинная белокурая косичка взметнулась, – юнец развернулся и удалился. В глубине дома послышался звон стекла.

Окхэм вздохнул и спустился с крыльца, увлекая с собой Лайама.

– Эти провинциальные лорды так неотесанны… Квэтвел до сих пор удивляется, что полы в наших домах не забросаны камышом. Это удобно, говорит он, а главное – можно без опаски свинячить. Ну что, господин Ренфорд, – вы готовы к сражению?

– Полагаю, что да, милорд.

– Обращайтесь ко мне без титула и лучше – по имени, – с улыбкой предложил Окхэм. – Мне кажется, так будет удобнее. – Лайам кивнул, соглашаясь. – Постарайтесь действовать сдержанно и осмотрительно. Квэтвел в курсе происходящего – я доверяю ему, как себе, – но для всех остальных ваша миссия должна оставаться тайной.

– Я сделаю все, что смогу, – пообещал Лайам. Он обошелся в ответе без титула, но заставить себя назвать высокородного красавца по имени так и не смог. Хотя, уж конечно, не из раболепия. Многие из тех, с кем Лайам приятельствовал в годы студенчества, принадлежали к самым славным фамилиям королевства, но в компании однокашников все были с ними на «ты».

Впрочем, и отец Лайама был когда-то на «ты» с королями. Собственно говоря, мидландские Ренфорды на знать Южного Тира всегда поглядывали свысока. Но… с тех пор утекло много воды. «Незачем ворошить прошлое, – сердито подумал Лайам. – Просто ты отвык от общения с именитыми господами».

Из дома вышел надутый, как барышня, Квэтвел, и вся троица двинулась по улице вниз. Молодой барон был на голову ниже своих спутников. Маленький рост, пухлые, обиженно искривленные губы и кокетливая косичка действительно делали его похожим скорее на барышню, чем на мужчину.

Окхэм, насвистывая какой-то мотивчик, шел быстрым, размашистым шагом, Лайам без труда за ним поспевал, но Квэтвелу приходилось почти бежать, что он и делал, все больше мрачнея.

Словно для того, чтобы дать ему передышку, лорд неожиданно остановился возле празднично освещенных окон особняка Годдардов.

– Веселая вечеринка, – сказал он одобрительно, поглаживая усы.

– Торговцы! – презрительно фыркнул Квэтвел и побежал дальше.

– Так что же с того? У них есть чему поучиться, – заметил Окхэм и, подмигнув Лайаму, пошел за приятелем. Но теперь он, словно нарочно, замедлил шаги, вынуждая барона умерить свою прыть.

Они молча свернули за угол, приближаясь к парадному входу огромного особняка. Охранники с алебардами по-прежнему стояли как вкопанные, но внушительного вида лакей, которому гости вручали билеты, уже сошел со своего места. Он, привалясь к колонне, потягивал из роскошного кубка вино и беспечно болтал с какой-то девицей.

Лайам удивился, заметив, что Окхэм сворачивает к заведению Герионы, но безропотно повернул в ту же сторону. Толстуха с котлом супа все еще топталась возле дверей. Когда мужчины поднялись по широким ступеням, она присела в насмешливом реверансе.

– Веселых пирушек вам, господа!

– И вам веселых пирушек, матушка, – с улыбкой ответил Окхэм, а Лайам шутливо ей поклонился. Лишь Квэтвел сердито промаршировал мимо и встал, дергая ручки дверей. Наконец одна из массивных створок соизволила отвориться, и молодой барон проскользнул внутрь. Окхэм придержал Лайама за плечо и, усмехнувшись, сказал: