Пир попрошаек - Худ Дэниел. Страница 40

– Неужели? О боги! – Окхэм не мог скрыть изумления. Красивое лицо его исказила гримаса. – Так скоро?!

– Надеюсь. Но многое будет зависеть от вас.

– Но что я могу? – спросил испуганно лорд, и Лайам счел нужным надавить посильнее.

– Мне нужно задать вам кое-какие вопросы, а вам надлежит правдиво и подробно на них отвечать. Иначе…

Окхэм высокомерно выпятил подбородок.

– Иначе – что?

– Иначе все дело застопорится и реликвия Присцианов будет потеряна навсегда.

Взгляды мужчин скрестились, и несколько долгих мгновений они глядели друг другу в глаза. В глазах лорда просвечивало высокомерное пренебрежение, смешанное с еле заметной растерянностью, глаза Лайама сузились и посуровели. Окхэм сдался первым и отвернулся к камину.

– Ну хорошо, – сказал он. – Что вы хотите знать?

Лайам заговорил быстро и деловито.

– Первое – как давно ваши гости получили приглашение на вечеринку? И знали ли они, что останутся на ночь?

Окхэм, пожав плечами, сказал, что гостей пригласили за неделю до званого ужина и с самого начала подразумевалось, что они проведут в доме Окхэмов всю ночь. (Примерно за неделю до пиров побирушек, сообразил Лайам. И леди Окхэм впервые показалась с камнем на людях примерно тогда же. То есть на организацию похищения времени более чем хватало.)

– Все ли из ваших гостей прежде бывали у вас?

– Да, все. Довольно часто – Фурзеусы. Кэвуд и Ульдерик – несколько раз, а Квэтвел гостил у нас около двух недель.

– Все ли они знали, где хранится реликвия?

Окхэм был уверен, что все, и не только они. Его супруга не раз пересказывала историю о том, как она «отыскала» камень в семейном склепе.

– Все это были довольно простые вопросы, – сказал Лайам. – Теперь они, боюсь, усложнятся. Вам придется трудненько, но я надеюсь, что вы по-прежнему расположены мне помочь.

Окхэм немного напрягся, но не обернулся.

– Спрашивайте.

Лайам кивнул, собираясь с мыслями.

– Скажите, кто из ваших гостей испытывает денежные затруднения? Не тяготят ли кого-нибудь большие долги?

– Долги? – переспросил Окхэм немного сдавленным голосом.

– В частности, карточные, – подсказал Лайам. – Может быть, молодого барона? Прошлой ночью он проиграл графу довольно крупную сумму. Часто ли он проигрывал вообще?

– Квэтвел тут ни при чем! – бросил через плечо Окхэм.

Лайам немного выждал. Когда он заговорил, голос его звучал спокойно и твердо:

– Я хочу вам кое-что рассказать. О том, что мне стало известно лишь сегодняшним утром. Я теперь точно знаю, что какой-то мужчина впустил вора в ваш дом. Я знаю также приметы и кличку этого вора, но арестовать его – увы! – невозможно. Вор уже мертв, и убил его человек, который открыл ночью дверь вашего дома. Кроме того, он убил еще одного малого – попрошайку-посредника, который вел с вором переговоры. Похищение отяготилось двойным убийством, а сделал это кто-то из ваших гостей. Судите сами, могу ли я сейчас быть деликатным?

Уже после первых фраз этой тирады лорд обернулся, лицо его сделалось мертвенно-бледным. Он ощупью нашел кресло и упал в него, прижав ладони ко лбу.

– О небо! Двойное убийство! Но как вы об этом узнали?

Лайам пожал плечами.

– Это не столь важно. Главное – я об этом узнал. Ваша сдержанность благородна, лорд Окхэм, но по меньшей мере один ваш гость ее не заслуживает. Что же касается остальных, обещаю – все, что вы мне откроете, не пойдет дальше стен этого кабинета. Можем ли мы продолжать?

– Да, да, – выдохнул лорд, прикрывая глаза ладонью. – Спрашивайте, я готов отвечать.

Лайам вздохнул, пряча торжествующую усмешку.

– Скажите, положа руку на сердце, так ли уж вы уверены в невиновности молодого барона? Имеются ли в вашем распоряжении факты, говорящие о его непричастности к этой истории?

– Он мой кузен, – в голосе лорда прозвучала мольба.

– Я знаю, но все-таки – есть ли у вас эти факты? Я знавал людей, соблазнявшихся гораздо меньшими ценностями и предававших ради них свою прямую родню.

– Нет, – прошептал Окхэм, – ни фактов, ни полной уверенности у меня нет.

– Тогда скажите – известно ли вам о каких-либо долгах, тяготящих вашего кузена и друга?

Окхэм ответил не сразу:

– Нет, мне он ни о чем подобном не говорил. Проигрывает он часто, но… но всегда платит. Хотя его проигрыши частенько выходят за рамки разумного.

– Он играет лишь с графом?

– Нет, – усмехнулся Окхэм. – Квэтвел играет везде, где можно играть. У Пэта Рэдди, в тавернах, на лошадиных бегах.

– А Ульдерик? Имеются ли у него какие-то денежные затруднения?

Окхэм о таковых не знал. Он ничего не знал также и о финансовом положении Кэвуда, кроме того, что тот владеет флотилией из четырех кораблей.

– Фурзеусы не богаты, – сказал Окхэм и поспешно добавил: – Но они бережливы. Их отец был рыцарем герцога и, хотя поместий не выслужил, сумел кое-что скопить. Теперь брат и сестра проживают полученное наследство. Жена моя относится к ним прекрасно и знает их очень давно.

Итак, Кэвуд или Фурзеусы могут нуждаться в деньгах. У Квэтвела денежки водятся, у Ульдерика их тоже достаточно. Более чем достаточно… на семьдесят крон! Эту парочку можно смело убрать из списка подозреваемых, если… если камень украден для поправки финансовых дел. Но жажда обладания редкостной вещью тоже способна подвигнуть человека на преступление. Версия, что говорить, хилая, однако сбрасывать ее со счету нельзя.

– Этот вопрос будет посложнее предыдущих, – предупредил Лайам. – Кто-нибудь из ваших гостей когда-нибудь проявлял к камню особенный интерес? – Лайам старался подыскать верное слово. – Выказывал желание обладать им? Да – кто-нибудь из них выказывал желание этот камень иметь?

– Все выказывали, – быстро ответил Окхэм. – Я и забыл – вы же его не видели! Он… он просто великолепен, – в голосе лорда звучал благоговейный восторг. – Ах, Ренфорд, да кто угодно не отказался бы такое иметь!

Это было не совсем то, что Лайаму хотелось услышать.

– Судя по всему, так все и обстоит, лорд Окхэм, но вы понимаете, что нам от этого не становится легче. Скажем так – выражал ли кто-нибудь желание обладать этим камнем чаще, чем все остальные? Например, Кэвуд. Он ведь торговец. Не спрашивал ли он у вас, сколько может стоить реликвия?

– Нет, – сказал Окхэм потерянным голосом. – Он сам мне это сказал.

– Вот как? Ну-ну, – насторожился Лайам.

– Да. Он сказал, что она ничего не стоит, потому что бесценна.

Лайам разочарованно улыбнулся. Именно так он думал и сам.

– А кто-нибудь еще проявлял повышенный интерес к вашему камню?

Окхэм тяжело вздохнул.

– Поэна Фурзеус. Она непрестанно восторгалась кулоном моей супруги. Но она вообще восторженный человек. Хотя, как я уже говорил, они с братом живут очень скромно. Графиня Пинелла однажды тоже… очень уж им восхитилась… и у нее с Дуэссой вышла размолвка. Графиня хотела на время позаимствовать украшение, а Дуэсса, естественно, ей отказала. Они даже друг на друга подулись, но к вечеру уже помирились. Вот, собственно говоря, и все.

Женщины Лайама не интересовали. Как ни крути, глотку Кривокату перерезали не они. Но тут Окхэм сказал такое, что у Лайама застучало в висках.

– Граф Ульдерик… – Лорд помедлил, похлопывая ладонями по коленям. – Граф Ульдерик просил меня продать ему камень.

Это было уже кое-что. Лайам замер, стараясь не выдать своего возбуждения.

– Но вы отказались?

– Естественно! – воскликнул Окхэм с праведным негодованием. – Камень принадлежит не мне, и я не могу им распоряжаться!

– И как граф воспринял ваш отказ? – Возмущение лорда слегка улеглось.

– Он был весьма раздосадован. И снова вернулся к своему предложению – чудовищному, если честно сказать! Когда я вновь ответил отказом, граф буквально взорвался. Он был… он был вне себя.

«Спокойней…– предостерег себя Лайам. – Не торопись с выводами, паренек».

– Когда именно граф Ульдерик предложил вам продать ему камень? И возобновлял ли он потом свое предложение?