Пир попрошаек - Худ Дэниел. Страница 66

Грантайре нахмурилась, но промолчала.

– Никуда этот камень не денется, – продолжал рассудительно Лайам, принимая молчание спутницы за согласие. – Но, конечно же, мы с вами сейчас же туда отправимся, нам ведь нужно вернуть пропажу вдове.

– Вдове или не вдове, но камню следует найти пристанище понадежнее, – пробормотала волшебница, – покидая казарму.

Лайам вытаращил глаза и даже на какое-то мгновение растерялся, не понимая, отчего Грантайре так взвинчена, ведь все идет хорошо. Потом он вспомнил, как умирал Дезидерий. Это ведь именно Грантайре убила его. Но она даже не поморщилась, когда он произнес имя харкоутского чародея. Да-да, не повела и бровью. Лайаму встречались люди, убивавшие с легким сердцем. И все они были отменными негодяями.

Впрочем, человеческие реакции весьма разнородны. Один сослуживец Лайама, например, после каждого кровавого боя проводил многочасовой обряд очищения. Он тщательно – с головы до пят – омывался, он начищал до блеска оружие и стирал всю одежду. Он проветривал и выколачивал все свои вещи, даже те, что мирно полеживали в обозной укладке. Это было что-то вроде тихого помешательства. «Мы вернем камень в склеп, а потом хорошенько выспимся, и наутро она снова станет собой».

Что ему еще осталось сделать – так это купить Мопсе подарок и потолковать с Оборотнем. И то и другое беспокоило Лайама. Он понимал, что надо бы увидеться с Волком, но его одолевала усталость. Встречу можно отложить на потом. Ведь главарь саузваркских воров уже (через Мопсу) поставлен в известность, что все в полном порядке. «Разве этого не довольно? – подумал Лайам. – Волк просто немного нервничает… пусть подождет».

А что касается подарка для Мопсы… Это должно быть нечто из ряда вон выходящее. Лайам, правда, не так уж и виноват в том, что она сунулась к стражникам, просто Оборотню не следовало посылать девчонку в казарму. Впрочем, вряд ли допущенная оплошность повредит воровской карьере дурехи, если она какое-то время будет вести себя осторожно. Однако, раз уж все так получилось…

– Да, подарок должен быть грандиозным. – сказал Лайам вслух, потом покачал головой и вышел на улицу.

Час был поздний, и толпа на площади поредела – нагулявшиеся горожане спешили к празднично накрытым столам.

Лайам полной грудью вдохнул чистый морозный воздух, наслаждаясь свободой. «Завтрашним вечером я все наверстаю, – пообещал он себе, поглядывая на стайку девиц в маскарадных костюмах, высыпавшую из заведения Хелекина. Расшалившиеся красотки принялись бойко плясать, высоко вскидывая ноги. Мгновенно собравшиеся вокруг зрители свистом, возгласами и рукоплесканиями подзадоривали хорошеньких танцовщиц. – Завтра и я спляшу вместе с ними!»

– Ренфорд!

Сердитый возглас Грантайре заставил Лайама спуститься с крыльца.

– Иду я, иду…

– Вы что, не понимаете, насколько все это важно?

– Нет, – сказал Лайам и улыбнулся. Он взял волшебницу под руку и повел через площадь. Та попыталась высвободиться, но скоро сдалась и послушно пошла рядом, словно добропорядочная горожанка, покорная воле своего повелителя. Впрочем, их чинная прогулка продолжалась недолго.

Они не успели пройти и десятка шагов, как вдруг толпа гуляющих расступилась и перед ними возник разъяренный эдил, сопровождаемый парочкой стражников.

– Квестор! – взревел Кессиас. – У нас неприятности!

– Какие? – Лайам с неохотой отпустил локоть Грантайре. Тон сообщения ничего хорошего не предвещал.

– Идемте! – Эдил схватил Лайама за плечо и потащил за собой.

Лайам и не пробовал сопротивляться, но все же сказал:

– Ну, что там еще?

Кессиас на ходу притиснул его к себе и прошептал на ухо:

– Трое нищих, Ренфорд. Они убиты. Как нам теперь быть с вашими заверениями?

Лайам вздрогнул от неожиданности.

– Где?

– В чем дело? – спросила нагнавшая их Грантайре.

– На Макушке, – сказал Кессиас, игнорируя сторонний вопрос. – Вы понимаете, что это значит?

– И вы… вы полагаете, что их убили воры?

– А кто же еще? – зарычал Кессиас. Оставшийся путь мужчины проделали молча – эдил рассерженный, мрачный, Лайам не на шутку встревоженный.

Наконец вдали замаячили еще двое стражников с фонарями. Они дежурили у входа в узенький переулок, образуемый глухими стенами двух богатых особняков.

– Здесь, – сказал Кессиас. – Возьмите фонарь.

В глубине переулка уже мелькал какой-то огонь, но Лайам послушно принял фонарь из рук ближайшего к нему караульного. Потом он вздохнул, на мгновение прикрыл глаза и решительно зашагал вперед.

Он слышал, как за его спиной эдил что-то спросил у Грантайре, но та шикнула на него, и Кессиас замолчал.

– Я так не думаю, – сказала волшебница и, нагнав Лайама, пошла рядом, держась за его локоть. Щель, по которой они шли, была очень узка сюда не залетал даже ветер. Там, где она расширялась, делая поворот, стояла старуха, высоко вздымая над головой зажженный фонарь. Три недвижные фигуры, лежащие перед ней, походили на кукол, брошенных наигравшимися с ними детьми.

Лайам остановился, надеясь, что не зашел далеко и что черная лужа, в которой лежали несчастные, не коснулась его сапог. Судя по всему, ужасное злодеяние свершилось совсем недавно – кровь еще не успела ни подсохнуть, ни замерзнуть.

Старуха повернула голову и сказала:

– Доброго вам, мастер Ренфорд, здоровья.

– И вам того же, матушка Джеф, – ответил он, не в силах отвести глаз от жуткого зрелища.

– Видите? – спросил обвиняющим тоном подошедший эдил. В его голосе звенели обида и ярость. – Их трое!

– Вижу, – пробормотал Лайам. Ему нечего было больше сказать. Жалкие лохмотья на недвижных фигурах явственно выдавали в них нищих. Тихое, безветренное местечко идеально подходило для отдыха побирушек, но два выхода на разные улицы делали его идеальным и для засады.

«Выходит, их смерть на моей совести, – подумал Лайам. Он подошел ближе, приподняв полы плаща. – Смерть Шутника нет, но этих троих – да!»

Он слышал, как Грантайре спросила:

– Вы знаете, кто это сделал?

И слышал, как в ответ прозвучало язвительно-горькое:

– Спросите у Ренфорда.

Убийцы действовали чрезвычайно жестоко. Один мертвец валялся под самой стеной, словно его отбросила туда страшная сила. У него не хватало нижней половины лица. Руку второго нищего все та же сила выкрутила, как тряпку, – в двух местах наружу торчали белые обломки костей. Несчастный лежал лицом вниз, и под шапкой слипшихся от крови волос угадывался глубокий пролом. Матушка Джеф загораживала от Лайама третье тело, но и увиденного было достаточно, чтобы подметить одну странность…

– Кто-нибудь может сказать, как все это случилось? Свидетелей нет? – Лайам выпрямился и жестом попросил матушку Джеф посторониться. Та молча повиновалась.

– Нет, – кратко ответил эдил. Лайам знал, что прячется в этой краткости. Квестор, какого черта вы выкобениваетесь? Нам обоим и так ясно, чьих это рук дело! Но Кессиас все-таки счел нужным добавить: – Их забили дубинками.

Лайам покачал головой.

– Я так не думаю…

Он закрыл глаза, стараясь припомнить уроки полевой хирургии. Залитая кровью палатка, ужасные инструменты, жуткие крики раненых, характерные раны…

Лицо третьего нищего также было разбито страшным ударом.

– Похоже, все эти раны нанесены одним орудием. Булавой или шипастым шаром на цепи – моргенштерном. Зачем пускать в ход моргенштерн там, где хватит ножа? – Он задал вопрос самому себе, хотя и произнес его вслух. Матушка Джеф тронула Лайама за руку.

– Откуда вы это узнали?

Вопрос был задан сочувственным тоном. «Конечно, она ведь не знает, что я повинен в гибели этих несчастных…»

– Такие раны… Вмятины… Они слишком аккуратные, слишком глубокие и очень правильной формы. Опять же, вокруг видны следы от шипов. Дубинки калечат не так.

– Булавами, моргенштернами или трехмачтовыми кораблями – мне безразлично, чем именно убили этих несчастных, – с явной неприязнью сказал эдил. – Меня интересуют только две вещи – кто это сделал и где его отыскать?