Пир попрошаек - Худ Дэниел. Страница 9

Вдова кивнула, показывая, что поняла суть проблемы.

– Ах, господин Ренфорд… Я несомненно бы призадумалась, если бы в моей жизни имелись тайны, которые не выносят дневного света, – однако таких тайн у меня нет. Что же до моей племянницы и ее семейства, – почтенная дама нахмурилась и посуровела лицом, – то мне безразлично, узнаете вы о них что-либо не очень-то благовидное или нет. Как и об их приятелях, разумеется.

Это был не совсем тот ответ, какой Лайам рассчитывал получить. Он не сразу нашелся, что сказать, и в растерянности похлопал ладонями по коленям, потом взглянул на Кессиаса, но тот только пожал плечами. Госпожа Присциан, заметив его замешательство, поднялась с кушетки, на которой сидела, и прошла к небольшому письменному столу. Она вынула из верхнего ящика большой лист плотной бумаги и протянула его Лайаму.

– Я думаю, господин Ренфорд, это развеет все ваши сомнения. Я взяла на себя смелость составить соглашение о нашем партнерстве и, как видите, уже заверила его своей личной печатью.

Удивленный таким поворотом событий, Лайам стал рассматривать документ. Контракт был составлен по всем правилам. Под четкими строками, выведенными твердой рукой судовладелицы, краснела восковая нашлепка с оттиском. Возле нее было оставлено место для подписи «господина Ренфорда», поскольку личной печати у него не имелось.

Невольно улыбнувшись, Лайам перевел взгляд на вдову. Та решительным тоном продолжила:

– Итак, контракт в ваших руках. Как только вы его подпишете – он вступит в силу. Теперь ничто не мешает вам заняться делами моей семьи.

– Да! – оживился Кессиас. – Действительно, Ренфорд, пора брать быка за рога.

Лайам еще раз просмотрел договор, провел пальцем по ровному обрезу бумаги, потом аккуратно сложил лист пополам и спрятал в нагрудный карман куртки.

– Хорошо, – кивнул он. – Давайте посмотрим, что тут к чему.

3

– Я полагаю, эдил Кессиас уже посвятил вас в основные детали этой истории, – сказала госпожа Присциан.

– В самых общих чертах, – отметил эдил.

– Да, – нахмурила брови вдова. – С утра от Дуэссы мало чего можно было добиться. Она, знаете ли, очень… разволновалась. Но, кажется, мне удалось привести ее в чувство.

Лайам не сомневался, что, приводя племянницу в чувство, госпожа Присциан не особенно деликатничала. Он мысленно улыбнулся.

– Мне кажется, будет лучше, если я послушаю вас.

Госпожа Присциан кивнула и приступила к рассказу, который ничего нового к словам Кессиаса не добавил. Молодые Окхэмы устраивали прием, гости остались на ночь, а наутро камень исчез. Вдова назвала те же, что и эдил, имена – барон Квэтвел, господин и госпожа (брат и сестра) Фурзеусы, граф Ульдерик с женой, господин Кэвуд – причем в ее тоне не слышалось даже нотки почтения.

– Нет сомнений, что камень украл кто-то из них, – заявила она наконец. – Всех слуг они отпустили, и в доме больше не было никого.

– А на замках и запорах нет ни малейших следов взлома, – удрученно добавил Кессиас. – Да их и невозможно взломать.

– Надеюсь, что так, – сухо заметила госпожа Присциан. – Я ведь сама их выбирала. Итак, кто-то из гостей виновен, но кто? Как мы это поймем? А когда поймем, как изобличим шельмеца?

Лайам пришел в восхищение. Почтенная пожилая дама держалась так, словно темой их разговора была не пропажа бесценной фамильной реликвии, а заурядная домашняя неприятность вроде разбитого блюдца или подгоревшей еды. Она подалась вперед, обхватила руками колени и выжидательно глянула на Лайама, по-видимому ожидая, что тот тут же укажет ей на негодяя.

– Хм…– откашлявшись, сказал Лайам. – Не будем спешить. Вы ведь, наверное, знаете, что Кессиас не может допросить подозреваемых в установленном законом порядке, однако я могу попробовать поговорить с ними неофициально, как частное лицо. Понимаете, что я имею в виду?

Госпожа Присциан кивнула.

– А чтобы от этих собеседований был хоть какой-нибудь толк, я должен как можно больше знать о… Ну, в общем, обо всем, что связано с этой пропажей. И о самой реликвии, и о каждом из ночевавших в доме гостей, и о том, как именно они себя здесь вели и где ночевали. Важна любая подробность, даже самая, на первый взгляд, незначительная… и, как я уже предупреждал, на некоторые мои вопросы ответить будет непросто.

Пожилая дама в очередной раз кивнула, а потом, устроившись поудобнее, приступила к повествованию:

– Пожалуй, поговорим сначала о камне. Он сделался принадлежностью нашей семьи еще в те времена, когда начинал строиться Саузварк…

Основателем рода Присцианов был простой солдат, плававший в Альекир с армадой Аурика Великого и участвовавший в Войне духов. Когда война кончилась, у него на руках оказался патент, дававший ему право на торговлю с Альекиром и соседствующими с ним свободными городами. Удачно пользуясь преимуществами, которые давал ему этот патент, молодой Присциан сколотил приличное состояние и приобрел кусок земли на Макушке, где и построил дом, в каком теперь проживала вдова. У него появились два сына. Старший ничем особенным не прославился, впрочем, он пошел по стопам отца, приумножил оставленный ему капитал и обзавелся собственными детьми. Второй же сын повел себя по-иному.

– Его звали Эйрин, – сказала вдова. – О нем ходило много легенд, на мой взгляд, в большей части нелепых. Полагали, например, что Присциану он вовсе не сын, что его подкинули в колыбель гоблины, забрав настоящего младенца к себе. Еще говорили, что он посвящен в тайны черной магии и имеет сношения с демонами. Как бы там ни было, однажды каким-то образом Эйрину посчастливилось завладеть бесценным сокровищем, которое потом осталось в нашей семье и также обросло всяческими легендами.

– Вы не из Саузварка, господин Ренфорд, – продолжила дама, – иначе вы непременно знали бы их. Сейчас этим сказкам мало кто верит. Но в давние времена люди всерьез думали, что Присцианы хранят окаменевшее сердце демона, которого Эйрин сумел подчинить своей воле. – Лицо госпожи Присциан стало задумчивым. – Конечно же, камень есть камень и не может быть чем-то иным, однако легенда красива!..

Судовладелица замолчала, погрузившись в свои размышления, и Лайаму пришлось деликатно покашлять, чтобы вернуть ее к разговору. Все сказанное, безусловно, было довольно занятным, но к происшествию не относилось никак.

Взгляд пожилой дамы утратил мечтательность, и она заговорила опять:

– Этот камень сделался своеобразным символом нашего торгового дома, как игрушка у Годдардов или восходящее солнце у Марциуса. Но мы никогда не выставляли его напоказ. Сколько я себя помню, он всегда хранился в семейном склепе. Отец, на моей памяти, ни разу к нему не притронулся, хотя, конечно же, мы любовались нашим сокровищем – и в дни поминовения усопших и в кануны других значительных праздников. Камень завораживал, и я, будучи еще совсем маленькой, могла глядеть на него часами, но у меня никогда не возникало желания прикоснуться к нему.

– И все же вам довелось сделать это?..

Госпожа Присциан вздохнула.

– Да. В нашей семье – увы! – не осталось мужчин, господин Ренфорд, поэтому мне как главе дома пришлось взять на себя многое из того, что надлежит исполнять старейшине рода. Память предков священна – ее следует чтить.

Эдил глубокомысленно покивал головой, и Лайам последовал его примеру, хотя он не испытывал большого почтения к каким-либо ритуалам, а уж в религиозных обрядах южан не разбирался совсем. Сам Лайам время от времени делал скромные подношения храмам в память о погибшем отце, но больше для успокоения совести, чем усматривая в этом какой-либо смысл.

– Уж вам-то, мастер эдил, наверняка известно, что в большинстве саузваркских семей принято благодарить предков накануне пиров побирушек.

– Конечно, так поступают все почтенные и благочестивые горожане, – подтвердил Кессиас и дернул себя за бороду. – Это довольно распространенный обычай, – добавил он специально для Лайама.