Волшебство для короля - Худ Дэниел. Страница 21

– Видите? – сказал рыцарь. – Бесполезное дело. Вы неминуемо свалитесь.

Лайам в последний раз оглядел крутой скат и соседние крыши. В принципе по ним можно уйти. Он захлопнул люк.

– Нет, все прекрасно.

«Ну, если честно, не очень». Крыши крыты свинцом, шифером и черепицей. Эти материалы, намокнув, становятся жутко скользкими. Впрочем, бывало и хуже.

– Вполне. Идемте.

Они на ощупь пробрались к выходу с чердака, открыли дверь и спустились на третий этаж. Маркейд оставила свечу на верхней ступеньке. Добравшись до освещенного места, Ненний вздохнул.

– Послушайте, – сказал Лайам, – оставаться здесь надолго я не могу. Я обещал Маркейд, что переночую, но на самом деле уйду часа через три.

«Только куда?»

Ненний судорожно сглотнул.

– Если вам нужно остаться… – заговорил он с усилием, но Лайам решительно мотнул головой.

– Нет. Из-за меня вы оба подвергаетесь риску. Мне нужно уйти. Однако я попросил бы вас сделать для меня кое-что, если, конечно, получится.

Ненний кивнул, даже и не пытаясь скрыть, что такой исход ситуации его очень устраивает.

– Ну, разумеется. Вы хотите, чтобы я связался с Публием Катилиной?

– Да, именно. С принцем казны, – сказал Лайам, несколько удивленный такой проницательностью. Приходилось признать, что он недооценил мужа Маркейд. «Вот только нервы у него для рыцаря слабоваты».

– Передайте ему все, что я вам рассказал, и узнайте, не согласится ли он на личную встречу.

«С другой стороны, поневоле занервничаешь, когда к тебе в дом ввалится скрывающийся от стражи убийца!»

Ненний облизнул губы.

– Но… где вас искать? Как сообщить вам о результатах переговоров?

Дельный вопрос. Лайам подумал и попросил рыцаря, если все сложится хорошо, оставить на поверхности люка условную метку.

– Уорден там вынюхивать нечего, а я найду способ туда заглянуть.

Дракончик заглянет. Но этого Лайам говорить не стал, а Ненний не стал ни о чем спрашивать – он только кивнул и вновь облизнул губы.

Они всё стояли над свечкой, и воцарившееся молчание начинало делаться тягостным. Лайам никак не мог избавиться от чувства вины перед этим весьма опечаленным сорокалетним мужчиной. В конце концов, как бы ревностно сэр Анк ни служил королю, в его обязанности наверняка не входят укрывательство беглых преступников и неповиновение пацифику Торквея. Впрочем, сам Лайам королю вообще не служит. «Однако, как ни крути, в этой проблеме все завязано на тебе. Ты привез в столицу злосчастный флакончик, ты взялся его отнести в Королевский распадок, и, значит, именно ты, хотя бы косвенно, но все-таки виноват в гибели Берта Северна и мэтра Кейд а!..»

Ненний, нервно кашлянув, сказал, что посмотрит, с чем завозилась жена, и пошел по лестнице вниз. Лайам с чувством невольного облегчения сел на ступеньку и на секунду расслабился. Потом его кольнула тревога. «Надо уходить. Уорден вернется. Как скоро?» На этот вопрос ответа не находилось. Скоро. Достаточно скоро. Ноги Лайама ныли. Он снял сапоги и с удовольствием пошевелил затекшими пальцами. «Как она меня вычислила? Никто ведь не знал, что я отправлюсь сюда!» Ну, не так уж, чтобы никто. Старая Бекка и ее отпрыск, например, знали. Он их расспрашивал о Маркейд, но они ведь ни с того ни с сего не могли заподозрить, что «доброго лорда» гоняют по городу миротворцы. Как Лайам ни ломал голову, он так и не сумел вспомнить ничего, чем бы он мог себя там выдать. С гостиницей та же история – один только Кейд знал, где остановился посланник Веспасиана. «А Кейд уж точно не мог ничего ей сказать!»

Лайам нахмурился, шутка не получилась, и в это время ступеньки внизу заскрипели. Появилась Маркейд. С каждого плеча у нее свисало по одеялу, в руках она держала тарелку, прикрытую салфеткой, и кружку.

– Ваш ужин, мой господин, – насмешливо сказала Маркейд, изображая служанку. – Где вам угодно откушать?

Лайам устало улыбнулся, влез в сапоги, взял свечу и указал на чердак.

– Там, красотка, – ответил он, вяло поддерживая игру. – И смотри не запачкай мои простынки!

Чердак был нежилым – голые стропила и пыль; крутые скаты крыши позволяли стоять выпрямившись лишь под центральной балкой.

– Постели мне в западной части покоев! – Маркейд сбросила одеяла на пол и уселась на них, поставив тарелку и кружку перед собой. Лайам сел тоже, снял с тарелки салфетку и принялся есть. Только сейчас ему стало понятно, насколько он все-таки проголодался. Хлеб и холодное мясо вдруг показались самой изысканной на свете едой, да и сам процесс приема пищи словно бы успокаивал. Жевать, правда, приходилось долго: мясо было жестким и жилистым, впрочем, Маркейд никогда не отличалась особенной домовитостью.

Она, закусив губу, наблюдала за ним и, когда он наконец, оставив немного мяса для Фануила, отодвинул тарелку, хихикнула:

– Ишь, нагулял аппетит!

– Нет ничего полезнее для фигуры, чем прятаться от властей! – назидательно откликнулся Лайам и пригубил содержимое кружки. Сидр чуть подкис, но он все равно его выпил.

Маркейд качнулась вперед и дотронулась до его колена.

– Лайам, – спросила она, внезапно посерьезнев, – что ты собираешься делать?

– Что делать?

С этим вопросом все пережитые злоключения словно разом свалились ему на плечи. Лайаму захотелось лечь, он так и сделал, растянувшись на спине и заложив руки под голову.

– Ну… твой муж обещал попытаться свести меня с принцем казны. Если ему это удастся, я отдам Катилине флакончик и постараюсь вернуться домой.

Она опустила глаза и уставилась на свои руки, рассеянно теребящие ткань одеяла.

– А это снадобье… как ты думаешь, оно способно исцелить короля?

Лайам вздохнул.

– Не знаю. Я не знаю, что там за зелье. Но, должно быть, оно весьма ценное, раз нынешний главный камергер Таралона считает возможным ради него убивать.

– Северн… – Маркейд покачала головой. – Помяни мое слово, он лишь ставленник Корвиала. И когда Никанор умрет, Корвиал воссядет на трон.

– Если Никанор умрет, – поправил Лайам и хмыкнул, вспомнив, как костерила своего сынка старая Бекка за одну лишь обмолвку, что положение королевы непрочно. – Он еще жив, Маркейд. А присягать другому монарху еще до того, как царствующий преставится, не очень разумно. Ты ведь читала те же летописи, что и я. Люди, подобные Северну, за свое вероломство обычно платят головой.

Маркейд поморщилась.

– Или становятся главными камергерами при новых владыках.

– Он убийца! – сказал Лайам более резко, чем сам от себя ожидал. – Он приказал умертвить своего брата и, скорее всего, намеревается убить короля!

Ему вдруг представился человек в желтом – и так явственно, что он даже сел.

– Случись что, он мне заплатит!

Маркейд восхищенно прищелкнула языком.

– Ну-ну!

Лайам нахмурился. Она засмеялась.

– Ах, Ренфорд, деревенский ты увалень! Неужто тебе неясно, во что ты влип! Не петушись, эти орешки не по твоим зубам. Тут двор, в котором все дышит предательством и каждый второй – негодяй. Тут всем заправляют сильные мира сего, а нам, мелкой сошке, не следует путаться у них под ногами. Нам остается только заискивать и по возможности что-нибудь для себя урывать.

«Честолюбие? Боги! Нет, старая Бекка, тут скорей пахнет крахом честолюбивых надежд!» Маркейд всегда была немного цинична, но эта черта в ней перебивалась самоуверенной лихостью. Теперь же к цинизму добавилась расхожая умудренность, а юношеская лихость ушла. «Плачевно, – подумал Лайам. – Очень плачевно».

– Знаешь ли, дорогая, – медленно сказал он, – беда твоя в том, что ты не умеешь заглядывать в будущее. Будь уверена, когда все закончится, тебя ждет великая слава. И с высоты своего величия ты сможешь везде и всюду рассказывать, как спасла жизнь королю. Это я тебе обещаю.

Грубый посул, но он, как ни странно, сработал.

– А этот флакон – он при тебе? Можно на него посмотреть?

– Он спрятан в надежном месте.

– Где же?

– Там, где ему ничего не грозит! – Маркейд вновь стала собой и весело рассмеялась.