Две женщины и мужчина - Хупер Кей. Страница 55

Поколебавшись, Бишоп взял ее руку. Они смотрели друг на друга – зеленые глаза Фейт были спокойными, а взгляд серебристых глаз Бишопа – напряженным и пронизывающим.

Внезапно его лицо побелело.

– Боже мой!

Фейт осторожно забрала руку.

– Разве это не странно? – шепотом повторила она.

Казалось, Бишоп так растерян, что не знает, что сказать.

– Кейн знает? – спросил он наконец.

– Думаю, он что-то чувствует. Но кто может знать такое наверняка? Кто в состоянии даже вообразить, что это возможно?

– Кейн должен радоваться, что ему представился повторный шанс, – сказал Бишоп. – Многие ли из нас могут этим похвастаться?

Фейт покачала головой:

– Все не так просто, и вы это знаете.

– Что же тут такого сложного?

– Как бы вы чувствовали себя на его месте? Кейн в скором времени собирается похоронить Дайну, Бишоп. Он неделями горевал, прощаясь с ней навсегда. Что я скажу ему сейчас? Что она…

Бишоп с любопытством посмотрел на нее.

– Она?

Фейт криво улыбнулась:

– А теперь поставьте себя на мое место. Вы действительно думаете, что что-то… что кто-то может вторично стать таким же, как прежде?

– По-видимому, нет.

В наступившем молчании оба услышата звук льющейся воды в ванной.

– Пожалуй, мне лучше на время удалиться, – сказал Бишоп. – Вернусь в управление и посмотрю, не могу ли я чем-нибудь помочь Ричардсону.

– Трус! – усмехнулась Фейт.

Бишоп улыбнулся, но глаза ею оставались серьезными.

– Знаете, может быть, лучше немного подождать. Дайте время вам обоим как-то приспособиться…

– Нет, – покачала головой Фейт. – После прошлой ночи это невозможно. Теперь мы должны быть честными друг с другом.

Бишоп больше не задавал вопросов.

– Я буду рядом, – сказал он, коснувшись ее руки.

– Знаю. Спасибо.

Бишоп направился к двери, но остановился, когда Фейт окликнула его.

– Вы вернетесь в Теннесси.

– В самом деле.

– Да, и очень скоро. Думаю, после Нового года.

– И что я там найду? – медленно осведомился он.

– Зло. И кое-что еще – то, что вы уже давно ищете.

Бишоп быстро шагнул к ней и сдержанно спросил:

– Полагаю, вы не можете сообщить мне, чем все это кончится?

– Нет, – солгала Фейт. – Но будьте осторожны.

Несколько секунд он стоял неподвижно, потом молча кивнул и вышел.

Какое-то время Фейт смотрела на закрывшуюся за ним дверь, затем пошла на кухню налить себе еще кофе. Какой смысл знать заранее, что должно произойти? Судьба держала течение событий мертвой хваткой – как она ни старалась в прошлом избежать трагедий или хотя бы разочарований, все равно предвиденное ею сбывалось.

– Будьте осторожны, Бишоп, – прошептала Фейт, словно напутствуя его.

Когда через несколько минут Кейн вошел в гостиную, она сидела на диване и смотрела по телевизору программу новостей, где излагались волнующие события вчерашнего вечера.

– Я снова приготовила паршивый кофе, – улыбнулась Фейт.

Склонившись над ней, Кейн положил руку ей на плечи и прильнул к ее губам в жадном поцелуе.

– Думаю, это может подождать до завтра, – сказала Фейт, когда он отпустил ее, забыв о том, что говорила Бишопу.

Кейн погладил ее по щеке и опустился в кресло напротив.

– Что именно?

– Разговор о наших отношениях.

Он покачал головой:

– Зачем его откладывать? Я не хочу, чтобы между нами оставались какие-то недомолвки.

– О чем ты?

– О чувстве вины. Дайна исчезла менее двух месяцев назад, а я влюбился в тебя.

Подходящий момент настал, но Фейт не представляла, как ей убедить его, если сама она еще не в состоянии была в это поверить. Но нужно попытаться.

Слова, казавшиеся такими простыми, когда она произносила их про себя, вслух прозвучали как нечто невероятное.

– Дайна не исчезла. Она здесь. Она – это я.

Кейн не шевельнулся и даже не выразил удивления.

– Как это может быть? – спросил он.

Фейт глубоко вздохнула:

– Человеческая воля – удивительная вещь. Дайна отчаянно хотела выжить. Но ее тело было обречено на смерть, и она это знала – знала задолго до того, как это случилось. Но Дайна знала кое-что еще – то, что ей сказал доктор Бернетт всего за несколько часов до того, как ее похитили. Что Фейт не придет в себя после аварии. Слабых проблесков мозговой деятельности было достаточно лишь для того, чтобы поддерживать дыхание и сердцебиение. Живая оболочка без мыслей и души…

– Ты думаешь, что я поверю, будто две разные женщины… – начал Кейн.

– Ты уже веришь, – перебила его Фейт. – Ты чувствуешь, что это правда, даже если все, чему тебя учили о жизни, смерти и душе, твердит, что такое невозможно.

– А это возможно?

Она покачала головой:

– Не знаю. Я знаю, что до катастрофы между Дайной и Фейт возникла очень сильная связь. Они обе обладали сверхъестественными способностями, хотя это и проявлялось по-разному. Возможно, все дело в этом. Я только знаю, что это произошло, но не имею объяснений.

– Ты говоришь о Дайне и Фейт, словно… словно ты ни та, ни другая.

Фейт подумала о том, что сказала Бишопу, и заставила себя улыбнуться.

– В каком-то смысле я третий угол этого странного треугольника. Я вышла из комы, лишившись памяти, и некоторое время разрывалась между Дайной и Фейт, не становясь ни той, ни другой, обладая лишь смутными обрывками воспоминаний, какими-то индивидуальными особенностями поведения и чисто мышечной памятью. Какой-то период я даже могла играть на фортепиано.

Кейн посмотрел на рояль и вспомнил, как Фейт, сидя за инструментом, казалась растерянной и ошеломленной.

– Все равно это невероятно, – сказал он. – Откуда ты знаешь, что это не просто телепатическая связь? Что ты сейчас не вспоминаешь того, что Дайна говорила тебе во время комы?

– Дайна сидела у кровати и разговаривала с пустой оболочкой, Кейн. Ее слова никто не мог ни слышать, ни запомнить.

Кейн больше был не в силах оставаться на месте, поднялся и начал бродить по комнате. Он чувствовал на себе взгляд серьезных зеленых глаз.

И как только она может верить в такое…

– Фейт… – Кейн умолк, вопросительно глядя на нее.

Она понимающе кивнула:

– Я уже привыкла к этому имени. Мы оба к нему привыкли.

– Но я видел ее изуродованное тело! – сдавленным голосом продолжал Кейн. – Я вижу его каждый раз, когда закрываю глаза! Мне нужно организовать заупокойную службу, чтобы все, кто знал ее, могли с ней проститься…

– Знаю. Мне очень жаль.

Кейн подошел к окну и остановился, глядя на улицу.

– Я говорил тебе, что не стану молчать, даже если ты не хочешь слышать то, что я намерен сказать.

Она закрыла глаза.

– Я не знаю, как мне примириться со всем этим, Фейт. Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь это сделать.

Фейт хотела сказать ему, что она готова ждать сколько угодно, что она любит его и всегда любила. Но слова застревали у нее в горле.

Ее сумочка лежала на стуле возле двери. Это было все, что она заберет с собой, покидая его дом, – большая часть одежды, которой она здесь пользовалась, ей не подходила по тем или иным причинам.

Фейт взяла сумку и вышла.

Кейн услышал звук закрываемой двери. Не поворачивая головы, он сказал, обращаясь к пустой квартире:

– Но я не хочу, чтобы ты уходила.

Яркое солнце и почти семьдесят градусов по Фаренгейту плохо ассоциировались с Рождеством, но постоянно звучавшие по радио рождественские песни не давали забыть о приближающемся празднике, Санта-Клаусе и звенящих колокольчиках…

Фейт выключила радио, подумав о том, что нет ничего страшного, что именно в праздники происходит много самоубийств.

В одиночку она не смогла бы это вынести. Спасибо Хейвн-Хаузу, где она провела несколько часов, помогая украшать к празднику помещения, готовить угощение и красиво упаковывать подарки для детей. Спасибо Кэти, которая помогла ей скоротать тяжелые часы. Девочку, правда, весьма озадачила внезапная неспособность Фейт играть на фортепиано.