Край (СИ) - Глухманюк Максим Александрович. Страница 2

Но пока им везло. Еда попадалась регулярно, почти каждый день, как и вода.

– Что же это за место, и как нам отсюда выбраться? – тихо пробормотал Евгений, уже, наверное, в десятитысячный раз.

Он вновь попытался вспомнить, как его нормальная и обычная жизнь в Москве сменилась вот этим всем. Парень отчаянно пытался выстроить воспоминания в логически правильную цепочку, но у него не получалось, потому что здесь в Краю никакая логика не работает.

Сзади послышалось сонное шуршание неспешных шагов, а потом раздался приятный женский голос:

– Доброе учро, – сказала Кейт, а потом зевнула.

Даже в этой короткой фразе в ее голосе слышался сильный немецкий акцент, а все потому, что она – немка. До того, как около месяца назад она попала в этот странное место, она училась на последнем курсе на переводчика, в самом Берлине. Акцент у нее был сильный, да, но русский язык она понимала очень хорошо. Само произношение вызывало у нее дикие трудности. Ее язык, казалось, просто не способен чисто выговаривать русские слова, особенно слова с шипящими и твердыми звуками.

Евгению ее акцент нравился. Акцент придавал девушке особый шарм, некую немецкую харизму и искренность.

– Доброе, – отозвался он. – Но вряд ли утро.

– Давно прощнулся?

– Нет, совсем недавно.

Затем послышался плеск холодной ключевой воды. Через минуту Кейт села рядом со своим парнем, тоже свесив ноги и покрепче вцепившись руками в сочную траву. Одна из жирных ящериц клюнула девушку за палец, но Кейт не испугалась, а просто пихнула ящерицу рукой, и та быстро убежала.

– Мне опять щнилась какая-то ерунда, – сказала она, а затем наклонилась и чмокнула его в щеку.

– Мне тоже, – сказал он. – С тех пор, как я оказался здесь, мне каждый раз снится ерунда, которую я даже понять не могу. Какие-то смутные образы и ощущения, знакомые, но у меня нет для них слов.

Она энергично закивала.

Когда он говорил – она слушала очень внимательно, даже слегка нахмурившись. Эта внимательность уже давно вошла в привычку. Кейт начала учить русский еще десять лет назад, когда ей было всего тринадцать. На первых курсах университета она играла в «Доту» и общалась с русскими игроками. Можно сказать, что то общение было первым ее общение с носителями русского языка.

Чем больше она изучала русский, тем больше он ей нравился. Многие считают немецкий язык острым, грубым и брутальным, но Кейт знала, что по-настоящему брутальный и мощный язык – это русский. На нем можно и красиво ругаться, и петь любовные песни, и вести строгий деловой диалог. А можно делать все это одновременно, вот в чем весь фокус.

Кейт всегда мечтала уехать жить в Россию. И то, что она очнулась в Краю на одном острове вместе с русским парнем, – это невероятная удача. Она так считала.

Они сидели на краю около часа и любовались бурлящими звездными туманностями, которые клубились, переливались всеми цветами радуги и проносились за миллионы световых лет от них. Они ждали, когда же их кусок начнет пролетать через очередное скопление.

В Краю острова дрейфовали во всех направлениях, да, но по какой-то причине большая часть из них собиралась в скопления, в некое подобие нитей, между которыми практически ничего не было. Большая часть дрейфующих кусков движется слишком медленно, чтобы покинуть пределы своего скопления, пределы своей нити, но некоторые куски вырываются.

Именно на таком куске пара сейчас и сидела. В ближайшее время их остров закончит пересечение пустоты и ворвется в очередное скопление. В этот момент можно перебраться на другие острова, но нужно быть на чеку, ведь куски могут налететь друг на друга.

Внезапно, Евгений кивнул в сторону и сказал:

– Мы приближаемся. Нужно готовиться. Думаю, что у нас есть еще около часа.

Она прищурилась, пытаясь разглядеть далекие силуэты приближающихся обломков. Зрение у нее было довольно плохое – в университете она носила очки. Когда она очнулась в Краю – очков при ней не было. Ее глаза частично привыкли видеть без стекол, но только вблизи, далекие объекты расплывались, превращаясь в жирные смазанные пятна, а глаза частенько болели, как будто в них попал песок.

– Плохо вижу, – сказала она, прекратив щуриться.

Он встал, потом помог подняться и девушке. Они стояли на самом краю, и если бы сейчас налетел порыв ветра, то они почти наверняка сорвались бы вниз.

Но ветра не было.

В траве зашуршали ящерицы. Видимо, они почувствовали, что приближается опасность, что к их острову приближаются другие. Вскоре дрейфующие куски могли пройти рядом, а могли и столкнуться, разлетевшись на мелкие обломки. Или слипнувшись. Или могло произойти что-нибудь еще, ведь это же Край, тут случается всякое… За то время, пока он и она находятся здесь, они приучились ничему не удивляться и всегда готовиться к худшему.

Именно благодаря этому они оба все еще живы.

Они несколько раз встречали черных тощих существ, силуэт которых был близок к человеческому. Эти существа бесцельно бродили туда-сюда и издавали странные ни с чем несравнимые звуки. Когда пара приближалась к существам или их окликала, то существа мгновенно исчезали, оставив после себя лишь облачко фиолетового дыма.

А буквально вчера Кейт едва не угадила в черный водоворот, который притаился возле дерева, на этом самом острове, на котором они находятся до сих пор. Что это за черный водоворот оставалось только гадать. Воронка была похожа на ту, что возникает в раковине во время слива воды, только была гораздо больше. Состояла из черного дыма. Евгений бросил в аномалию несколько крупных камней, но ничего особенного не произошло, камни бесследно и беззвучно скрылись в крутящемся дыме, словно их и не существовало.

– Будем уходить? – спросила она.

– Конечно.

Через полчаса их остров приблизился к скоплению настолько, что половина «неба» оказалась как бы затенена множеством больших и малых силуэтов. Это было самое крупное скопление, каких они прежде еще не видели.

Сотни, тысячи, миллионы силуэтов мельтешили, сталкивались, раскалывались и слипались. Кое-где даже виднелись желто-оранжевые вспышки – должно быть это были пожары, а может – извергающиеся вулканы.

Пара взяла из укрытия, в котором они провели «ночь», свои рюкзаки. Парень достал из своего три пластиковые бутылки, вылил из них всю воду, затем хорошенько сполоснул и наполнил вновь, до самых краев. Из-за того, что родниковая вода была холодной, бутылки тут же запотели, еще до того, как Евгений убрал их обратно в рюкзак.

Затем он достал веревку, аккуратно свернутую в кольцо. В ней было метров восемь, она вся замызгалась и сильно размохрилась, но другой у них не было.

– Держи, – сказал он, размотав веревку во всю длину и дав один конец Кейт.

Она взяла веревку и ловко привязала ее к своему черному кожаному поясному ремню. У Евгения тоже был поясной ремень: армейский портупей, широкий, коричневый и очень тяжелый, словно он был сделан не из плотной кожи, а из свинца. Парень сделал тоже самое, но навязал таких узлов, что при взгляде на них даже задумался, сможет ли он их потом развязать.

Но зато все было надежно.

Теперь он и она были связаны в буквальном смысле. Это было нужно потому, что во время перепрыгивания на другой остров один из них мог сорваться вниз. Веревка в этом случае могла спасти сразу две жизни, потому что в одиночку в Краю можно очень быстро сойти с ума: от одиночества, от странных снов, от неведомых опасностей. Однажды эта размохрившаяся веревка уже спасла их, возможно спасет и еще раз, кто знает.

Когда парень закончил привязывать себя, скопление было уже совсем близко, настолько близко, что Кейт видела надпись на указателе, который торчал на одном из ближайших дрейфующих кусков. Указатель был сильно помят и немного заржавел, но разобрать надпись еще было можно.

– Щколково, – вслух прочитала Кейт, а потом улыбнулась и пошутила: – Мы врываемщя в наукоград.

Она знала, что обломки постоянно дрейфуют и перемешиваются между собой. В Краю рядом с обломком супермаркета из Москвы вполне мог плавать обломок небоскреба из Техаса. Но сама идея «ворваться в наукоград на скале, дрейфующей в пространстве»…