Люби меня (ЛП) - Брукс Анна. Страница 19

— Что с тобой происходит? Ты не появляешься на работе, и теперь у тебя есть татуировка?

— Простите. Я, эм, у меня была скверная ночь, и Вон…

— Меня не волнует, насколько плохой была твоя ночь; если ты не мертва, то возьми трубку и позвони мне. Мы не только полагаемся на тебя в работе, ты ещё и моя дочь, и я беспокоюсь о тебе.

Она опускает взгляд и крепче сжимает мою руку.

— Прости меня, папа.

Он откашливается, и я уже в десяти секундах от того, чтобы ударить его за то, что он так обвиняет её. Но поскольку я только что официально познакомился с этим мужчиной, я воздержусь.

— О, милая. Я так рада, что ты в порядке. Кенни позвонил нам и сказал, что ты заболела. Что случилось? — наконец вмешивается её мама. По крайней мере, она, кажется, заботится о дочери; её мама гораздо лучше, чем я могу сказать о её отце, так как он просто смотрит на меня, словно хочет задушить.

— Ну, я решила, что сделать татуировку — это мой первый шаг в движении дальше.

— Из-за чего?

— Из-за вины. Страха. Брайана, — шепчет она, наконец-то взглянув на отца.

Его лицо краснеет.

— Уверена, что хочешь именно этого?

«Какого хрена?»

— Да. Мне нужно двигаться дальше, папа. Мне нужно жить жизнью с реальным будущим, а не с тем нереальным, за которое я держусь уже много лет.

Её мама улыбается, а отец замирает и рассматривает меня. Мой кожаный браслет, мои рваные джинсы, мою тату-рукав.

— Из-за него?

Рейн подавляет вздох и отворачивается от него. Если он думает, что его заявление оскорбляет меня или что его очевидная неприязнь ко мне является сдерживающим фактором, то он недооценил меня. Чертовски сильно.

— Рон! — отчитывает его Маргарет.

— Не знаю, о чем думает наша дочь…

Он больше не произносит ни слова, потому что я его перебиваю.

— Давайте начнем знакомство сначала, — я встаю и встречаюсь с ним лицом к лицу, не боясь, что на этот раз он действительно увидит, кто я. Он такой же высокий, как и я, поэтому наши глаза идеально совпадают. — Я Вон, человек, который никому не позволит так разговаривать с моей женщиной.

— Твоей женщиной?

— Моей женщиной.

Я говорю это с уверенностью, которая, надеюсь, не сфабрикована. Мы ещё не обсуждали на какой стадии сейчас наши отношения, но если она говорит, что любит меня, то я принимаю это за чистую монету. Теперь ей придётся чертовски долго отталкивать меня.

— Она моя дочь, — мужчина прищуривается и понижает голос. — Вам лучше быть поосторожнее, молодой человек.

— Вам тоже лучше быть поосторожнее. Она может быть и ваша дочь, но она м…

— Прекратите это! — выкрикивает Рейн и встаёт между нами, отталкивая нас друг от друга. — Я никому не принадлежу, ясно? Я не принадлежу ни одному из вас, так что вы оба прекратите это. Папа, — она поворачивается к нему лицом, — знаю, как это тяжело, но я не могу продолжать жить так, как жила раньше.

Его тело напрягается, но он не понимает, что она только что сказала.

— И Вон — тот, кто помог мне это понять, — она встаёт рядом со мной и обхватывает меня за талию своей рукой, с той стороны, где нет татуировки. — Он был терпелив, и он заслуживает… я и сама это заслужила — попытаться построить отношения с кем-то, кто по-настоящему заботится обо мне. А он так и делает.

Она смотрит на меня снизу-вверх, и я вынужден её поцеловать. Что я и делаю. Нежно, но решительно. Она улыбается мне в губы и отстраняется.

— Мы поговорим позже, — её отец поворачивается к жене, но Рейн хватает его за руку.

— Нет, не поговорим… только не об этом. Вон никуда не денется, и я наконец-то делаю то, что должна была сделать давным-давно, — она опускает руку и смахивает с глаза слезинку. — Я люблю тебя, папа, но ты должен принять это.

Он расслабляет плечи и кивает.

— Ты будешь на работе завтра?

— Да.

— Тогда до встречи.

Он выходит, Маргарет обнимает Рейн, а затем следует за ним. Когда дверь захлопывается, она идёт на кухню и берёт пару бутылок воды. Вернувшись в гостиную, она садится на диван рядом со мной.

Я принимаю от Рейн бутылку, которую она протягивает мне.

— С тобой всё в порядке?

— Прошу, не обижайся на моего отца. Он действительно любил Брайана, и так как я его единственная дочь, он иногда склонен быть властным.

— Я ничуть не обижен.

Пожимаю плечами. У меня нет никаких отношений с авторитетными людьми, особенно с родителями.

Она резко выдыхает и откидывается на спинку дивана.

— Просто мне неловко, что вы, ребята, познакомились при таких обстоятельствах. Обычно он очень милый.

— Мне нужно кое-что узнать, — я делаю глоток воды, а потом ковыряю этикетку на бутылке.

— И что же?

— Где мы?

— На диване в моей гостиной, — поддразнивает она.

Я смеюсь над ней и ставлю бутылку на стол.

— Я всё понял, Рейн. Я могу с уважением отнестись к тому факту, что ты прошла через нечто очень трудное, но мне нужно знать, что ты со мной. Что то, что происходит между нами, действительно что-то значит для тебя. Потому что это касается меня.

— Не могу обещать, что только что случилось что-то волшебное, что заставило меня забыть обо всём и не испытывать никаких эмоций…

— Я не прошу тебя быть бесчувственной… к нему.

Мне очень неприятно думать, что она думает о ком-то другом. Что я второй. Но я должен дать ей шанс доказать мне, что она готова попробовать. Потому что, с другой стороны, мне нужно перебороть собственные инстинкты, чтобы оставаться беспристрастным.

Девушка придвигается ко мне, и я открываю ей свои объятия, когда она прижимается ко мне. Мы некоторое время смотрим телевизор, а потом Рейн засыпает. Когда она засыпает, я осторожно вытаскиваю руку из-под неё и накрываю одеялом, прежде чем закрыть за собой дверь и уйти.

В ночном воздухе повисла тишина, вполне соответствующая надвигающемуся снегопаду. Мой грузовик быстро прогревается, когда я спускаюсь в долину. Гетто. Отстойная часть города. По ту сторону рельсов. Как бы вы её ни называли — даже если это унизительно, это правда. Эта часть города — выгребная яма преступности и наркотиков; иногда я удивляюсь, как вообще выжил здесь. Я объезжаю квартал дома моего детства, прежде чем остановиться и припарковаться через дорогу от него.

На углу несколько маленьких детей — слишком маленьких, чтобы гулять так поздно. Примерно, как я в этом возрасте. На противоположном углу дом, который сгорел, когда взорвалась их метамфетаминовая лаборатория, когда мне было двенадцать. Никто никогда его не ремонтировал, и он оставался пустым уже более десяти лет. Иногда я прятался там, когда был маленьким; даже если запах был ужасным, там было безопаснее, чем находиться дома.

Я снова обращаю своё внимание на то место, которое должно было стать моим домом. Половина кирпичей вываливается, а лужайка, что раньше была перед домом, сейчас просто заросла бурьяном. Только в одной комнате горит свет, а окно закрывает простыня с дырками.

Тень женщины скользит по окну, и я сажусь прямее. Я уже много лет не видел свою мать. Когда в восемнадцать лет меня выпустили из колонии, она выперла меня из дома ни с чем. В буквальном смысле ни с чем, кроме одежды, что была на мне. У меня не было ни денег, ни крова, ни еды.

В конце концов я отправился на юг с Брэдом — он буквально спасал мне жизнь — я работал на стройке у его дяди, прежде чем взялся за новое дело и начал татуировать. Если мне суждено прожить свою жизнь, если мне посчастливилось пережить то, что я пережил, то уж точно не с молотком и гвоздями. Я собирался сделать это, преследуя свою единственную страсть.

Так после более чем десятилетнего отсутствия я появился на её крыльце, когда впервые вернулся в Плезант-Валли. Маленький мальчик во мне хотел, чтобы мама любила меня. Я хотел, чтобы она простила меня. Но когда она посмотрела в окно и увидела меня, её глаза были такими же пустыми и бездушными, как и у меня в детстве. Я не удивился, когда она просто развернулась и ушла.