Холостяк (ЛП) - Реншоу Уинтер. Страница 17

Серена кивает.

— Я скучаю по людям. Работе с информацией. Моя мать погибла в аварии на лодке.

— Прости.

Она делает большой глоток и на этот раз не кривится.

— Это было очень давно.

— Хочешь экскурсию? — спрашиваю я. — Выбраться из квартиры? Я не могу оставаться целый вечер взаперти.

— Конечно, — говорит Серена.

Я выливаю остатки своего напитка в раковину.

— Напротив есть ресторан. Давай сначала поедим, а потом я покажу то, чего тебе не хватало всю жизнь.

Подмигиваю ей, и она встает, направляясь по коридору к своей комнате, чтобы одеться. А я остаюсь стоять здесь, как какой-то придурок, задаваясь вопросом, что, черт возьми, эта улыбка делает на моем лице и почему я посвятил кого-то в мою личную жизнь, чего не делал в течение последних двух лет. Я стою здесь, мой живот наполнен проклятыми бабочками из-за женщины, которую я едва знаю.

Запираю все это внутри и напоминаю себе вести себя как профессионал. Не думать о том, как охренительно сексуальны эти губы в форме сердечка. Не думать о том, насколько мягкой будет ощущаться ее кожа, прижатая к моей. О том, как будут ощущаться ее волосы, когда я буду пробегать своими пальцами сквозь эти ярко-рыжие локоны.

Это. Не. Свидание.

И в честь того, что это не свидание, я меняю костюм на рваные джинсы и выцветшую футболку с логотипом «Аэросмит», купленную пять лет назад на распродаже.

— Готова? — Через несколько минут Серена идет по коридору на каблуках, ее ноги обтянуты кожаными леггинсами, а с плеч свисает полупрозрачная блузка цвета слоновой кости. Ее волосы заплетены в свободную косу, которая перекинута через одно плечо, а губы накрашены красной помадой.

Не прошло и пяти минут, и теперь она одета так, как будто мы идем на свидание.

— Так. Ладно. — Пытаясь подобрать слова, стараюсь не смотреть слишком долго, стараюсь изо всех сил удерживать свой член от стояка. Но, думаю, уже слишком поздно. — Поехали.

* * *

Серена пахнет, как парфюмерный магазин. В хорошем смысле. Как парфюм, новая одежда и причудливые свечи.

Как все новое.

И это именно то, кем она является.

В любой день Рикстон Фоллс пахнет водой. Окруженные водопадами, рыболовными потоками и подводным течением Атлантического океана, мы находимся во власти направления ветра. Иногда бриз свежий и напоминает мне о каникулах.

О рыбалке с моим дедом. На его затхлом озере. В других случаях ветер несет отвратительный запах мертвой сушеной рыбы и человеческих отходов с водоочистной станции к северу от города.

Но сегодня вечером Рикстон Фоллс пахнет миллионом баксов.

Но это может быть и потому, что я на полшага позади Серены. Ее ноги потрясающе длинные, и, хотя у нас есть все время в мире, она движется, как будто спешит куда-то.

— Эй, притормози. — Я кладу руку ей на плечо, притягивая ее к себе.

— Прости. — Серена поворачивается ко мне, откидывая с лица прядь волос. — В городе я хожу быстро. Наверное, на секунду забыла, где нахожусь.

— Да. Здесь постоянно так. Люди постоянно путают Рикстон Фоллс и Манхэттен.

Серена широко улыбается и легонько шлепает меня по руке.

— Мы на месте. — Я указываю на зеленый навес над причудливым кафе с четырьмя окнами. Это не шикарное заведение, и это не то место, куда бы я пригласил девушку на свидание или привел кого-то, чтобы произвести впечатление, но в этом-то все и дело. Это нейтральная зона.

Придерживая дверь, я следую за Сереной. Хозяйка размещает нас у окна, из которого открывается потрясающий вид на Вайн-стрит и прохожих. Серена спрашивает, не против ли я, если она сегодня выпьет вино, и я предлагаю разделить с ней бутылку. Было бы грубо позволить ей пить в одиночку.

Телевизор над баром сообщает о какой-то чрезвычайной ситуации в администрации президента, и в кафе становится тихо. В то время как президент Монтгомери размышляет о разрушительном землетрясении в Индонезии, забравшее шестизначное число жизней, мое сердце сжимается. Он посылает туда армию. Они призывают спасателей, добровольцев, собирают гуманитарную помощь. Все, что мы сможем дать, они отвезут туда.

Серена кладет вилку на тарелку.

— Думаешь, мы могли бы взять деньги с моего счета? Я бы хотела пожертвовать.

— Абсолютно. Мы что-нибудь придумаем. Я тоже хочу пожертвовать.

— Так трагично, — Она качает головой, глядя на свой недоеденный ужин, как будто у нее нет аппетита, чтобы закончить трапезу прямо сейчас. — А мы просто сидим здесь, едим эту прекрасную еду и беспокоимся о наших мировых проблемах.

— Мы сделаем все, что можем, и отсюда, — уверяю я ее.

Серена снова смотрит на экран телевизора, прислушиваясь к каждому слову президента.

— Ты была помолвлена с его сыном, Кейром, не так ли? — спрашиваю я.

Она переводит взгляд на меня.

— Серьезно? Ты собираешься поднять эту тему? Сейчас?

Я тянусь к своему бокалу вина и оттягиваю ответ, делая глоток. Так я выигрываю время.

— Думаю, я почувствовал себя достаточно комфортно, чтобы спросить тебя о нем. Мои извинения.

Она отказывается смотреть на меня, скрещивает ноги и беззаботно перелистывает меню напитков, пока я заканчиваю есть. Когда наш официант, наконец, приносит счет, я кладу несколько купюр внутрь. Она сказала мне меньше двух слов после того, как я упомянул Кейра.

— Готова? — спрашиваю я.

Серена берет свой клатч и встает с кресла. Прикусив губу, она хмурит брови. На данный момент я не уверен, она все еще злится на меня или думает о своем бывшем. Несмотря ни на что, я не должен был говорить о нем, и это служит напоминанием о том, почему я не хожу на гребаные свидания.

У меня не получается с женщинами.

Я могу только наслаждаться ими. Больше всего я люблю проводить руками по их изгибам, пробовать горячую сладость между их бедер и наслаждаться их ногтями, впивающимися в мою спину.

Но вот где это заканчивается.

Женщины создают драму. Осложняют всё. И приносят больше проблем, чем они того стоят.

И я могу сказать это, потому что вырос с тремя сестрами. В их любовных отношениях было полно драмы — больше, чем в любом фильме. Мне хватило на всю жизнь. Я ожидаю того же в подростковые годы Хейвен, учитывая, что она наполовину Роузвуд и девушка. Слава Богу, у меня есть еще много времени, прежде чем эти дни настанут.

Мы выходим из здания кафе. В тот момент, когда свежий ветер овевает наши лица, Серена хватает меня за руку.

— Я не должна была набрасываться на тебя. — Ее взгляд задерживается на моих губах, как будто она хочет избежать контакта глаза в глаза любой ценой. Она прижимает свой подбородок к груди и складывает руки. — Я не хочу говорить о Кейре. Мне не нравится думать о нем. Мне не нужны случайные напоминания, ладно?

— Серена, все в порядке. Мне не следовало его упоминать. Это было грубо. — Я поглаживаю ее руку, несмотря на то, что обычно я не из тех, кто успокаивает. Просто так... вышло. — Она поднимает свой взгляд на меня. — Но, пожалуйста, если у тебя возникнут проблемы со мной, не отгораживайся. Я не могу, черт возьми, справиться с этим молчанием. Моя бывшая жена...

Я не договариваю. Мне это не нужно. Я не должен был ничего говорить, и это действительно не ее дело.

— Просто... не делай этого снова. — Я опускаю руку, и она кивает. — Говорю как твой адвокат, между нами не может быть никаких недомолвок. Ты должна быть честной и открытой со мной, и я сделаю то же самое. Давай придерживаться профессионального поведения. Сохраним драму для зала суда.

— Согласна.

Ветер треплет ее волосы, прикрыв на долю секунды сверкающие глаза.

— На сегодня уже перебор или тебе все еще нужна официальная экскурсия?

Мы возвращаемся к моей квартире.

— Экскурсия по-прежнему будет кстати.

Я засовываю руку в карман и вытаскиваю брелок с ключами. Прогулка до гаража займет не менее пятнадцати минут, и я более чем в порядке, чтобы сесть за руль.

— Отлично. Давай сделаем это. — Мы направляемся к гаражу, и я слышу, как в кармане издает звук мой телефон. Быстро проверив его, я становлюсь счастливым обладателем еще одной топлесс-селфи от Аманды, только на этот раз она сидит с широко расставленными ногами на туалетном столике в ванной, три ее пальца глубоко внутри гладкой киски. Прекрасно. Я печатаю быстрый ответ, напоминая ей, что отправка таких фотографий с помощью текстовых сообщений является преступлением в большинстве штатов. В некоторых, даже тяжёлым преступлением.